По ряду важных причин. Потому, что, во-первых, Назарбаев предложил отказаться от термина «тюркоязычные» и преобразовать Совет в Организацию тюркских государств, разработать программу «Тюркское видение 2040». Во-вторых, в своем выступлении на саммите президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган заявил о том, что «его мечта — появление шести государств и одной нации». Напомним, до сих пор работала концепция «два государства — одна нация», касающаяся только Турции и Азербайджана. По всем признакам, речь идет о возрождении идей пантюркизма, попытке начать их реализацию в конкретных современных политических и геополитических условиях. Но не только об этом.
Еще недавно турецкое руководство во главе с Эрдоганом реализовывало стратегию неоосманизма — восстановления влияния едва ли не на всем пространстве, которое занимала некогда Османская империя. Анкара стремилась интегрировать неоосманизм в глобальный американский проект «Большой Ближний Восток», предусматривающий кардинальную перекомпоновку регионального пространства всего региона. В таких условиях доктрина пантюркизма выводилась в зону так называемой «стратегической глубины», предполагавшую доминирование Анкары и в тех частях тюркского мира, которые никогда не входили во владения османов.
Однако активная вовлеченность Турции в процессы «арабской весны», особенно в сирийские события, открыто обозначили кризис политики неоосманизма, продемонстрировала слабый идейный и военно-политический вес Анкары фактически во всем исламском мире. Произошли события, которые Турция не предвидела. Как пишет французское издание Slate.fr, «потерпели неудачу попытки свергнуть президента Сирии, в северных районах Сирии усилились позиции курдских формирований, укрепила свое военно-политическое присутствие на Ближнем Востоке Россия». Плюс к этому заметно стало проявляться влияние Китая. Запад же откровенно поощрял дрейф Эрдогана в сторону отхода от кемализма.
Турция пыталась выступать в роли западного форпоста в исламском мире, но не успела полностью переодеться в «исламские одежды». Ее стали рассматривать как «нового Лоуренса», который в исламском обличии по-прежнему выступает в роли проводника интересов США. К тому же турок лишили реальных перспектив интегрироваться в Европейский союз. Произошло самое неожиданное: кризис традиционных отношений Анкары с Западом, прежде всего, с Соединенными Штатами и усиление противоречий с мусульманскими, прежде всего, арабскими странами, которые некогда входили в состав Османской империи.
Попытки Эрдогана сыграть на повышение ставок сразу на нескольких направлениях своей внешней политики — в Восточном Средиземноморье, Закавказье, Средней Азии, на Ближнем и Среднем Востоке — только усугубляли положение. Они создавали Турции имидж страны, которая экспортирует нестабильность. Турецкая политическая элита оказалась дезориентированной. С одной стороны, геополитическое положение государства, расположенного на стыке Европейского и Азиатского континентов, предоставляет благоприятные возможности для развития взаимовыгодных отношений с разными силами. С другой, все стало идти вразнос: резко активизировался «курдский фактор».
Настолько, что Турция была вынуждена это признать. Что бы сейчас ни писали и ни говорили по сему поводу, появление государства курдов — вопрос времени. Более того, если, вступая в «арабскую весну», Анкара заявляла о необходимости реформирования стран региона в сторону демократии, то теперь слышатся заявления о необходимости реформирования самой Турции. Стало очевидным то, что она теряет или уже утеряла шансы стать ведущей державой Ближнего Востока. Вот почему намечаемый Анкарой курс перехода от неоосманизма к пантюркизму — это сценарий отступления. Вопрос в том, когда и при каких условиях он станет выдвигаться на первый план.
А интрига в том, что в большинстве случаев в советской и российской историографии проект пантюркизма описывают в негативных тонах, как фактор противостояния России в тех или иных регионах, в частности, в Закавказье и Средней Азии. Но времена меняются. Недавно глава МИД России Сергей Лавров, выступая на форуме «Территория смыслов на Клязьме», сделал сенсационное заявление о готовности Москвы «рассмотреть» вопрос вступления в Совет сотрудничества тюркоязычных государств (Тюркский совет), если «эта организация будет готова принимать государства, где тюркоязычное население есть, но не доминирует». То, что такое заявление сделано именно сейчас, не случайность.
Неправильно считать, что именно Турция является главным центром тюркского мира. Россия сама в определенном смысле исторически является в определенном смысле тюркским государством. В настоящее время в нашей стране проживает около 20 миллионов тюрок. Особенностью момента является то, что Москва перестает воспринимать тюркский фактор как риск для себя. Турция делает разворот в сторону России. Это приобретает с тактической точки зрения большое значение, так как Анкара не может реализовать свои националистические и исламские (суннитского толка) устремления. Значит, так или иначе будет вынуждена встраиваться в российские представления о безопасности Ближнего Востока, Закавказья и Средней Азии.
Лидеры постсоветских тюркских государств убедились в том, что практически ни одну проблему, связанную с поддержанием их национальной безопасности, с помощью Турции решить невозможно, а ее политические и экономические потери от происходящих событий на Ближнем Востоке огромны. Турецкий публицист Эргин Йылдызоглу, сравнивая геополитические конструкции США и «новой Османской империи», пишет, что «стал тонуть имперский проект США на Ближнем Востоке, утягивая за собой и Турцию». В то же время, по мнению турецкого издания Birgün, «Москва становится центром притяжения, потому что она предлагает гораздо больше, чем США и Запад».
Если кемализм, давший Турции светскую и националистическую структуру, вел страну на Запад, то исламизм Эрдогана ведет ее на Восток, наполняя анатолийскую политику новым содержанием. Но тюркский марафон еще только по-настоящему начинается. Ход событий должен стать предметом анализа политическими аналитиками не только потому, что с каждым годом интеграция тюркских государств становится еще ощутимой и последовательной, но еще потому, что уже нельзя не обращать внимание на новое геополитическое образование — Тюркский союз. При этом возрождение нового Турана не должно пугать.
Ведь в свое время доктрины пантюркизма и Турана были тщательно проработаны еще русским царским Генеральным штабом. Но он предполагал фрагментацию Османской империи через ввод в идеологию многонациональной и многоконфессиональной страны идей пантюркизма. А большевики считали «Великий Туран» возможностью реализации проекта «всемирной революции» через советизацию Турции. Сегодня эти идеи способны как усилить Россию и реальное качество интеграции в Евразии, так ее и ослабить. Все будет зависеть от того, какой окажется оболочка для «Великого Турана».
