История отношений Владимира и Сати Спиваковых

«Pour vivre heureux, vivons cachés – хочешь жить счастливо, живи втайне». Сати, облаченная в шелковую пижаму от своей подруги Ренаты Литвиновой, цитирует мудрую французскую поговорку, и мы вместе смеемся над иронией момента: в гостеприимную двухэтажную квартиру в Шведском тупике я пришла брать интервью на тему «Cпиваковы. Тридцать лет вместе», а значит, предстоят обязательные вопросы о первом поцелуе, первой брачной ночи, первых подозрениях и ссорах, о первом «хочу» и первом «нельзя» – обо всем, что составляет секрет удачной семейной «фирмы» и без чего невозможно по нотам разыграть классическую love story. «Знаешь, я помню этот первый поцелуй! Смешно – рядом был стол, который с тех пор путешествует с нами из квартиры в квартиру! И чашки с чаем, и серебряная сахарница. Чашки все побиты, а сахарница до сих пор играет главную роль на кухне... Так что два немых свидетеля поцелуя до сих пор с нами». 

Спиваковы – публичные люди, они спокойно реагируют на диктофон и камеру, с удовольствием (по крайней мере Сати) снимаются для журналов, но их совершенно невозможно представить в формате «Такие-то на две недели уединились в бунгало на Сейшелах, чтобы дать десятиполосное интервью еженедельнику X». А вместе с тем им есть что рассказать – и для этого совсем не обязательно лететь на острова. Они опровергают Толстого: эта семья счастлива по-своему. 

Гулять на годовщины у них не принято: больше всего в жизни Спиваковы боятся юбилейной обязаловки и натужного веселья. Серебряную свадьбу, в виде исключения, отметили. Это было еще до того, как Сати подружилась с промоутером Михаилом Друяном. А потому все случилось по столичным меркам тихо и скромно. В золотом зале «Турандот» собралось человек сорок самых близких – дети, родственники, друзья. Тамаду не пригласили, певицу Шакиру не абонировали – гости сами брали микрофон и произносили трогательные тосты. Константин Эрнст, который, как оказалось, познакомился с женой в Большом зале Консерватории на концерте Спивакова, заметил: «Жить так, как живут Сати и Володя, – это чистой воды литература». В тот же вечер случилось знаменательное примирение, со слезами и поцелуями, между Виталием Яковлевичем Вульфом и Кириллом Серебренниковым, и хотя бы ради этого, шутит Сати, стоило праздник затевать. 

В этом году Сати вовремя обнаружила, что на девятнадцатое апреля у супруга назначен концерт. Пришлось элегантно, по-парижски, топнуть ногой. Выступление было перенесено, и семья соберется в Париже, в своей квартире на rue Verdi. Дочери, племянница Саша, дочь покойной сестры Спивакова, которую они много лет назад удочерили, мама Сати, живущая в Париже. Так совпало, что в этот день средней дочери Татьяне исполняется двадцать пять лет. Подарок отец купил еще два года назад, и все это время винтажные часы терпеливо дожидались своего часа. Подарок Сати – даже два – любящий супруг тоже приготовил. На следующий день, во время нашего интервью в Доме музыки, он с горящими глазами описывает, что, где и ценой каких невероятных усилий ему удалось добыть и как он, человек-праздник, собирался обставить вручение, но тут я промолчу – иначе сюрприза не получится. 

В столь широких жестах – весь Спиваков. В нем удивительным образом сочетается не спонтанная, а именно что продуманная до последнего мелизма забота о близких – «Это как заранее готовить программу – не блины ведь печь» – с патологической рассеянностью, присущей творческим людям. Недавно, сдавая пальто мужа в химчистку, Сати выпотрошила его карманы и не удержалась, сфотографировала содержимое, ибо с ним можно было пару месяцев прожить на необитаемом острове. Раз в год в отсутствие супруга Сати вооружается тряпкой и моющими средствами, приходит в его «президентский» кабинет в Доме музыки и выносит оттуда десять мешков мусора: «Сам он не в состоянии выкинуть ни одной бумажки и хорошо себя чувствует, только когда вокруг эдакая "Москва-Сортировочная". После моих "зачисток" Володя жутко ругается, что ничего не может найти, а я терпеливо объясняю, что этот ящик для струн, этот – для нот». 

А между тем на журнальном столике в их московской квартире прямо передо мной лежат две крошечные коробочки с аккуратными наклейками, оставленные маэстро: в одной – старинное, бог весть где найденное пенсне – «для Танечкиного театра», брошка – «для подруги семьи Патриции ко дню рождения». Вот какие черты характера уживаются в одном человеке – боксере и скрипаче. 

Сама Сати с некоторым сожалением признается, что ей никогда не удавались творческие подарки – все эти гирлянды из воздушных шаров и «люблю» на асфальте перед домом. Единственная попытка преподнести «нематериальный» сюрприз обернулась против нее: на шестидесятипятилетие она подарила мужу померанского шпица Беатрис, но Спиваков по-прежнему обожает парижского йорка Сару, а к московской Басе не прикипел, объясняя это разницей между любовью и увлечением. Был еще один случай: на восемнадцатилетие одна из дочерей полушутя бросила: «Хочу группу "Корни"». Сати расстаралась. Гости возвратились из ресторана – дети, их французские приятели, а тут – Паша Артемьев прямо с порога поет: «С днем рождения, Таня!» Лицо дочери Сати не может забыть до сих пор. «Мама, какой позор! – только и прошептала та. – Я же пошутила». Так что с подарком мужу мадам Спивакова пока не определилась: «Его могла бы обрадовать хорошая картина, но вряд ли хватит денег купить что-то по-настоящему ценное». 

К деньгам в этой семье относятся удивительно легко – разделяя небезосновательное убеждение Оскара Уайльда в том, что только люди, не имеющие воображения, живут по средствам. «Я благодарна Володе за то, что мы всегда жили как люди с огромным воображением. И часто тратили последнее». «Хочется – бери! Один раз живем, я тебя умоляю», – говорил Спиваков, надевая на палец супруги нескромное кольцо. Именно так было заведено и в Ереване, в семье Сати: «Папа, известный в Армении музыкант, зарабатывал очень немного, мама тоже, но у нас всегда был дом – полная чаша. Папа говорил: деньги нужны, чтобы их тратить. Поэтому, наверное, я вряд ли смогла бы жить с мужчиной-жлобом, который до копейки считает, сколько жена тратит на укладку и наряды. С другой стороны, у меня счастливый характер: в материальном плане я никогда не мечтаю о том, чего мне иметь не суждено. Меня поразило как-то раз, с какой уверенностью одна популярная телеведущая заявила: "У меня обязательно будет свой самолет". Наверное, если бы я поставила перед собой задачу иметь самолет, я бы что-то для этого предприняла – поменяла профессию, по-другому вышла замуж... Но как потом жить со всеми этими самолетами и яхтами?» И правда – как слушать рык двигателей вместо волшебных звуков баховской «Чаконы»?

В их жизни была страница, которую Сати вспоминает неохотно: начало девяностых, Испания, крошечный город в регионе Астурия. Переезд «Виртуозов Москвы» по приглашению королевского дома Испании чуть не стоил Спиваковым семьи. Их браку стукнуло десять лет, родились две очаровательные девочки, но никогда Сати, тонкая и звонкая красавица, не чувствовала себя настолько неуверенной. «Помню, узнав, что мы все-таки уезжаем из Москвы, я проревела несколько часов в аэропорту Мадрида, – а мой муж сообщил мне об этом как о невероятном везении! Я как будто наперед увидела, что нас ждет. Пустоту и бездну почувствовала, только объяснить, облечь это в слова не смогла». Владимир постоянно пропадал на гастролях, а его молодую жену взяли в плотное кольцо завистники и недоброжелатели, никак не желавшие признать ее своей. Была еще некая дама, исполнявшая функции секретаря Спивакова, – душеприказчица, заведовавшая его счетами и графиком. «Володя – человек доверчивый и настолько далекий от быта, что часто верит тому, кто берет в руки организацию его жизни, – вспоминает Сати. – А я была тем еще подарком: постоянно нудила, не могла найти себе применения. Мне хотелось работать, мне стукнуло тридцать, и казалось, что жизнь кончена. Я ходила в жутком настроении, влюбилась в одного, второй был влюблен в меня, мобильных телефонов и sms тогда еще не придумали, но были письма, которые заботливая секретарша однажды положила мужу под нос... Это были ничего не значащие влюбленности – "ах, я влюбилась". А через пять дней уже понимаешь, какой это кошмар. Мне просто нравилось, что каждый день кто-то твердит, какая я замечательная – на фоне равнодушного отдалившегося мужа, который возвращается с гастролей и пилит: "То не так и это не эдак". Володю накручивали, он будто варился в зловредной пене. А противопоставить этой пене улыбку, безупречный внешний вид, класс у меня не хватало духа и опыта. Только спустя годы я поняла, что рядом с таким человеком необходимо самой становиться личностью».

Два месяца они не жили вместе. Совсем. Она осталась в Испании, он переехал во Францию. Повторял как заведенный: «Детей я не брошу, но жить с тобой больше не хочу». Точнее, его убеждали, что не хочет, и в какой-то момент он сам в это поверил. Разлука продолжалась до тех пор, пока Сати физически не возникла на пороге его съемной квартиры в Париже, минуя все преграды. А они были одна изощреннее другой – у нее даже украли паспорт, и Спивакова все-таки решилась без документов, на туристическом автобусе, ночью пересечь границу, полагая, видимо, что хуже, чем есть, уже не будет. «В моменты кризиса женщина должна сама решить – бороться за свою любовь или начинать новую жизнь. Это до сих пор мое убеждение», – говорит она сегодня.

В ту ночь она появилась в Париже, и вся ярость Спивакова улетучилась. Он понял, что безумно по ней скучает, она поняла, что не может без него жить – именно она, сама по себе, а вовсе не потому, что у них есть дети. И спустя десять лет между ними вспыхнула невероятная страсть. Результатом которой стало рождение третьей дочери Ани.

Хотя впервые их брак был испытан на прочность актерскими амбициями Сати. 1986 год. Дочери Кате исполнилось полтора года. Подающая надежды актриса «Арменфильма», взвывшая от однообразия материнских радостей, решила вернуться в столицу самой маленькой республики СССР на съемки. Спиваков тем временем уехал на два месяца на гастроли. Связи не было. Близкое окружение подзуживало его: «Вот, мол, актриса, молодая, фильм о любви, ты далеко, она там неизвестно что вытворяет». Однажды Володя без предупреждения нагрянул в Ереван и несколько часов подряд дефилировал у подъезда, ожидая, с кем супруга вернется домой. Сати прибыла на микроавтобусе. Человек восемь артистов высыпали на улицу: «Ой, это твой муж? Познакомь!» «А Вова со злющими глазами смотрит на одного, на другого: который? Не хватало кинжала, чтобы полоснуть кого-то по горлу», – вспоминает Сати со смехом.

На студии шушукались: «Муж ревнивый – лучше не приглашать ее сниматься». Карьера «задалась». Ей еще дважды предлагали интересные сценарии. Но Сати приняла окончательное решение: семья – важнее. И в первую очередь муж, ведь она не скрывает, что всегда была больше женой, чем матерью.

«После рождения третьей дочери Анны, в 1994-м, я наконец поверила в свои силы и на многие годы стала Володиным продюсером, ассистентом, секретарем. Жила его заботами. А потом, в начале двухтысячных, когда мы фактически вернулись в Москву и всем стали ведать специально обученные профессионалы, я испугалась, что вот-вот перейду в категорию "жена знаменитого дирижера" – есть такая "профессия", даже больше – архетип».

Тогда, двенадцать лет назад, она согласилась сняться в цикле монопрограмм на «Культуре», потом в ее жизни на четыре года появился Первый канал с авторской программой «Сати», дальше снова «Культура» и почти пятилетний цикл интервью с музыкантами «Камертон», и вот три года назад – ток-шоу «Сати. Нескучная классика», первой гостьей которого стала Майя Плисецкая. «Незаметно для себя самой я освоила профессию тележурналиста, которую сегодня обожаю не меньше актерской. И наконец чувствую, что нашла себя и занимаюсь любимым делом». А главное, Сати наконец почувствовала ту поддержку мужа, которой ей в свое время не хватило, чтобы состояться как актрисе. Спивакову стало интересно, что делает его супруга. «Порой мне даже неловко оттого, что он у всех спрашивает: "А вы видели последнюю передачу?" Тут он вдруг вспомнил, что в марте у меня выходит сотая программа и это надо отметить».

Гостями юбилейного выпуска символически стали Майя Плисецкая и Родион Щедрин, посвятивший супруге пять балетов. И именно эту удивительную пару вспоминает Сати, когда я прошу ее привести примеры идеальных супружеских союзов: «Они не потеряли такого, знаешь, дребезжания воздуха, трепетного дрожания рук, восхищения во взгляде друг на друга. Это невозможно сыграть – просто видно, что им друг с другом интересно и легко».

Проверкой отношений на прочность для нее является именно это самое волнение, дрожание, желание быть вдвоем. Без детей, без друзей и глянцевых еженедельников. Сразу после Нового года Спиваковы улетели на Мальдивы, и «мне было хорошо даже не потому, что сердце неровно билось, как у влюбленной девочки, а потому, что я знаю: рядом родной человек. Мне интересно ему что-то почитать, ему приятно мне что-то рассказать. Между нами – постоянный взаимообмен энергией, обмен чувств. Не на уровне "выпил ли он на ночь лекарство от давления", как у старых пар. Ты просто ощущаешь ночью его дыхание и думаешь во сне: "Боже, как хорошо". Наверное, это и есть индикатор настоящего металла, а не сусального золота».

А меж тем спроси ее, будет ли так всегда, и она философски ответит: «Надеюсь! Но разве можно знать заранее, что с нами будет дальше? Если с человеком хорошо сегодня, это вовсе не означает, что с ним будет так же хорошо спустя десять лет. Нельзя заставить искусственно любить, когда чувство ушло. Да, каждый сам определяет меру ответственности перед своей второй половиной, мы в ответе за тех, кого приручили, и надо раз десять подумать, прежде чем что-то ломать. Но если человек стал тебе неприятен физически, неинтересен, с ним скучно и свою единственную жизнь ты проживаешь с ним только во имя материального комфорта и от страха что-то изменить – надо бежать».

Спиваковым хочется, чтобы их дочери жили в браке долго и счастливо и сохранили это юношеское волнение сердца, но навязывать свои представления о жизни супруги никогда не пытались. Девочки разъехались: Катя – в Нью-Йорке, Таня и Саша – в Париже, младшая, Аня, – в Бостоне. У них есть бойфренды, замуж не спешат.

«В нашей семье господствует правда, – рассказывает Владимир Теодорович. – Мы всегда воспитывали дочек так, чтобы личность оставалась личностью. У детей должен быть выбор. Я точно знаю, что мои девочки не растворятся в толпе, в своем избраннике. Вспоминаю, как однажды, когда старшей было лет тринадцать, я усомнился в правдивости ее слов. Она вспыхнула: "Как ты можешь мне не верить?" Мне стало так стыдно, я съежился внутри и подумал: и правда, как? Наши девочки скромны и совершенно антибуржуазны. Всегда и всем довольны, что бывает нечасто. Ведь человек, который недоволен тем, что имеет, никогда не будет рад тому, что хотел бы иметь. Татьяна, например, окончив Парижскую консерваторию, прекрасно играет на флейте и дает частные уроки, но берет с учеников всего двенадцать евро в час. Я недоумеваю: "Это же собес какой-то". А она: "Мне совесть не позволяет брать больше". В прошлом году девочки, кстати, вместе сделали спектакль: поставила его Таня, стихи к нему написала Катя, а музыку и песни сочинила Аня. И сама же спела».

При всей необъятной любви и отцовской нежности Спиваков может позвонить им раз в неделю – Сати же с ними на связи ежедневно. Она любит поздно вечером выпить бокал белого вина – он не пьет вообще, а если вдруг и выпьет, то только бейлис. Она, блистательная красавица, не покидающая дом без укладки и маникюра, неравнодушна к шопингу – Владимира Теодоровича не затащить в магазины, и супруге приходится идти на невероятные ухищрения, чтобы заставить его примерить новый костюм. Он неохотно посещает шумные мероприятия, ему приятнее остаться дома с партитурой, зато в Париже ему нравится с утра пойти на рынок – «а я уже туда находилась». У них масса общих интересов и еще столько же разных, и их жизнь – это постоянное движение навстречу друг другу.

«Так что все-таки позволило вашему браку состояться?» – спрашиваю я у Спивакова. «Во многом Сатина душевная тонкость. Творчество нуждается в одиночестве, в обдумывании, в свободе от быта. Искусство – это мостик, который соединяет материальное с духовным, но мостик должен стоять на крепких опорах. Сати – мой друг и советчик. Она сопереживает моим успехам. Радуется. Критикует. Ведь говорят, что разделенная радость – это двойная радость, а разделенная печаль – это половина печали».

«Сати полна планов, желаний и мечтаний, и все рядом с ней подпадают под ее излучение – муж, дочери, сестры, подруги, даже собачки, которые вечно просятся ей на руки, – говорит о Спиваковой Рената Литвинова. – Она всеми повелевает, как царица. При этом она по-детски простодушна, преданна и ранима, черное у нее черное, а белое – белое. Она как инфернальная повелительница ветров из черно-белой сказки, в которой так и не сыграла, но уверена, еще сыграет. В Сати есть способность жить жизни одну за другой, словно ей дана энергия нескольких женщин. Она – лекарство от всех болезней для своих любимых. Без нее у маэстро порвутся струны».

«В самом начале нашего союза, приходя на Володины концерты, я волновалась, как выгляжу, кто на меня смотрит, кто заглянул за кулисы, куда мы пойдем после концерта, – объясняет Сати. – А сейчас все это стало настолько второстепенным. Я обращаю внимание совсем на другие вещи. И горжусь тем, что многие Володины победы – немного и мои. И создание Национального филармонического оркестра, которому предшествовали сотни бессонных ночей и пачки выкуренных сигарет... И его скрипичное долголетие – в его возрасте мало кто дает сольные концерты, в основном преподают, дирижируют или играют несложную ансамблевую музыку. Володя может без потерь сыграть виртуознейший концерт. Знаю, как он волнуется, как ему тяжело, но если я услышу – а поверьте, я умею слышать, – что он уже не должен играть, я найду в себе силы сказать: "Любимый, больше не надо"».

...Мятые простыни. Стеганое изголовье кровати. Он – с голым безупречным торсом повзрослевшего мальчишки-боксера – бунтарь, творец, борец. Она – как всегда в черном, настоящий сфинкс. Камера фотографа Жиля Бенсимона уловила то, что иногда так трудно облечь в слова. И что Сати и Володе, возможно, хотелось бы оставить за кадром.