В канун майских праздников в Москве прошла рабочая встреча министров иностранных дел России, Азербайджана и Армении, в ходе которой состоялось обсуждение перспектив нагорно-карабахского урегулирования. Главы внешнеполитических ведомств, как следует из сообщения на сайте МИД РФ, договорились о продолжении дипломатических консультаций по всему спектру вопросов, касающихся мирного процесса.
Но что скрывается за выверенными и политически корректными фразами? Можно ли говорить о том, что все стороны остались при своих интересах? И если это так, то каков коэффициент полезного действия московских переговоров? Ожидать ли нам интенсификации мирного процесса или нового всплеска вооруженного противостояния на «линии соприкосновения» и вдоль армяно-азербайджанской границы, находящейся за пределами Нагорного Карабаха?
Ответ на эти вопросы следует начать с указания на инициатора апрельской встречи. Идея провести переговоры в Москве принадлежала российской стороне. И что крайне важно, и Ереван, и Баку, поддержали эту инициативу. И хотя нагорно-карабахское урегулирование по степени приоритетности нельзя поставить в один ряд с такими внешнеполитическими приоритетами РФ, как отношения с США, Евросоюзом, Китаем, конфликт в Сирии или Украины, данная тема не исчезает с радаров российского МИД и других структур, занимающихся выработкой российского курса на международной арене. Причины такого интереса очевидны: эскалация застарелого этнополитического противостояния в Закавказье создаст для России немало острых проблем. Начиная от необходимости скорейшего тушения пожара в соседнем регионе и заканчивая вовлечением в урегулирование потенциальных кризисов в евразийских интеграционных структурах (ЕАЭС и ОДКБ, где солидарная позиция по Нагорному Карабаху кажется весьма проблематичной), а также усложнением повестки в отношениях с Турцией и Ираном. Заметим также, что реагирование Москвы может спровоцировать непростые коллизии в отношениях с США и Евросоюзом, которые могут посчитать российские действия (в зависимости от степени их жесткости) «непропорциональным ответом».
В нынешнем году ситуация в Нагорном Карабахе была предметом переговоров между Сергеем Лавровым и его армянским и азербайджанским коллегами по отдельности. 19 января и 22 февраля года глава МИД РФ провел встречи с Эдвардом Налбандяном, а 24 января и 6 марта 2017 года – с Эльмаром Мамедьяровым. Три из четырех упомянутых выше встреч имели место в период до военной эскалации, произошедшей в ночь с 24 на 25 февраля.
Сама же эта эскалация произошла вскоре после встречи «на полях» Мюнхенской конференции по безопасности. 16 февраля 2017 года дипломаты-сопредседатели Минской группы ОБСЕ (американец Ричард Хогланд, француз Стефан Висконти и россиянин Игорь Попов) провели сначала раздельные, а затем совместную встречу с главами МИД Азербайджана и Армении Эльмаром Мамедьяровым и Эдвардом Налбандяном. Прорывов тогда достигнуто не было. В контексте нагорно-карабахского урегулирования уже стало традицией говорить о достижении компромиссов за «исключением пары-тройки вопросов», среди которых, однако, такие, как статус Нагорного Карабаха, освобождение и демилитаризация семи районов вокруг территории бывшей НКАО (Нагорно-Карабахской автономной области) и проведение миротворческой операции. И именно эта «пара-тройка» (основанная на максималистских планках сторон) тормозит продвижение на пути к компромиссному решению и провоцирует время от времени новые всплески вооруженного противостояния в зоне конфликта. В этом ряду «четырехдневная война» или инциденты меньшего масштаба вроде прошлогодних декабрьских столкновений на армяно-азербайджанской границе или на «линии соприкосновения» в Нагорном Карабахе в конце февраля нынешнего года. Как следствие, и предлагаемый алгоритм мирного процесса. Он был обозначен во время прошлогодних саммитов в Вене и Санкт-Петербурге, а в начале марта 2017 года Сергей Лавров по итогам переговоров с Эльмаром Мамедьяровым продекларировал этот алгоритм: «Прежде чем мы сможем восстановить содержательные переговоры по урегулированию оставшихся вопросов, важно добиться деэскалации ситуации, которая в последнее время обострилась».
В марте и апреле нынешнего года продолжения эскалации, начатой в конце февраля, не последовало. Ситуация в зоне конфликта уже многие годы развивается не по линейке. Новые всплески военного противостояния чередуются очередными переговорными раундами, на которых все упирается в пресловутую «пару-тройку вопросов». Но при этом чаша весов не склоняется решительно ни в сторону мира, ни в сторону войны. Это хрупкое балансирование продолжается. Тем не менее, в апреле случилось несколько знаменательных событий, на которые следовало бы обратить внимание. В начале месяца президент Ильхам Алиев подписал указ о применении закона «О военном положении». Сам этот проект был утвержден во втором и в третьем чтении на пленарном заседании Милли меджлиса (парламента) Азербайджана 14 февраля 2017 года. Он дополнял и корректировал прежнюю версию данного закона (принятого в 1994 году). Обновленный вариант стал более объемным и детализированным (6 разделов и 27 статей вместо прежних 5 разделов и 17 статей). Через 11 дней после визирования закона «О военном положении» президентом в Азербайджане стартовали масштабные учения. Они прошли в течение пяти дней, в них были вовлечены порядка 30 тысяч азербайджанских военнослужащих. Заметим, что именно Баку сегодня не заинтересован в имеющемся статус-кво и выражает готовность к применению силы, если переговоры с Ереваном при посредничестве Минской группы ОБСЕ не увенчаются успехом. Забегая вперед, скажем, что уже после встречи в Москве 1 мая начались азербайджано-турецкие совместные тактические военные учения, нацеленные на отработку взаимодействия двух стран-союзниц. Сам по себе факт учений не является демонстрацией стремления к «разморозке» конфликта. Военная система любой страны нуждается в отработке различных сценариев. Это не азербайджанское ноу-хау.
Тем не менее, отсутствие конкретных результатов в ходе переговоров (в противном случае МИД РФ не стал бы скрывать имеющиеся достижения), говорит о том, что очередное колебание карабахского маятника более чем вероятно. Это вовсе не обязательно предполагает полное разрушение хрупкого перемирия. Но некое силовое тестирование в виде новых инцидентов вполне возможно. И в канун очередной годовщины вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня (в этом году 12 мая исполняется 13 лет с этого момента) следует проявлять особую осторожность и бдительность. Тот случай, когда хочется ошибиться, но чередование эскалаций и переговоров - давняя карабахская примета.
Другой вопрос, что в сегодняшних условиях существует немало ограничителей для «разморозки» конфликта. Например, в отличие от Южной Осетии и Абхазии образца 2004-2008 гг. нагорно-карабахское противостояние проблематично включать в общий контекст конфронтации между Россией и Западом. Определенная нормализация и прагматизация российско-турецких отношений также становится сдерживающим фактором. Препятствует «разморозке» и отсутствие критического военного диспаритета между Азербайджаном и Арменией. Впрочем, верно и то, что различные силовые сценарии далеко не всегда обусловлены жесткими правилами формальной логики и рациональными резонами.
В любом случае в ходе московской трехсторонней встречи 28 апреля 2017 года Россия еще раз выпукло обозначила свой особый, если угодно, привилегированный статус в процессе мирного урегулирования конфликта. Но это не единственный итог. После встречи министров они провели переговоры с сопредседателями Минской группы ОБСЕ, в которой помимо российского дипломата работают послы США и Франции, а также с представителем страны - сопредседателя Организации (в настоящее время это Австрия). Это - важный момент. Мы видим, что российские дипломатические усилия и трехсторонний переговорный формат (РФ-Азербайджан-Армения) не противостоят Минской группе, они дополняют ее, а действия Москвы получают поддержку, как со стороны государств-сопредседателей, так и ОБСЕ в целом. Впрочем, этот консенсус действует до тех пор, пока нынешний баланс сил не нарушен. И какие бы патетические фразы о «нетерпимости» этого статус-кво не произносились, основные игроки опасаются той непредсказуемости, которая может возникнуть при появлении новых переменных.
