В изменённой структуре и новом составе главного исполнительного органа ЕС — Европейской комиссии как в зеркале отражается процесс самоуничтожения Евросоюза. Европа демонстрирует неспособность стать глобальным субъектом с собственными геополитическими и цивилизационными амбициями.
Ни мышонок, ни лягушка
Зубоскалы периода застоя замечали, что из трёх добродетелей, а именно — ума, честности и партийности, у среднего советского аппаратчика сочетаются только две. При этом подразумевалось, что партийность — это ложная добродетель, которая в «цивилизованном мире» достоинством не считается. Для жаждавших новой оттепели и демократических перемен эквивалентом этого «цивилизованного мира» была Европа.
Сегодня, осмысливая логику формирования нового состава правительства объединённой Европы — Европейской комиссии, при всём желании невозможно найти в ней более весомый критерий, чем партийность. Кульминацией элитного беспокойства были выборы в Европарламент, к которым истеблишмент готовился не только у себя дома, но и в антураже других цивилизаций. Представители соревнующихся европартий, например, в буквальном смысле встречали Новый год у пенька от срубленной ёлки на Европейской площади в Киеве. Самодельная трибуна была отличной площадкой для бесплатного пиара. Нельзя сказать, что евробюрократии неизвестно, кто дёргает за ниточки киевских марионеток: европейские агитаторы регулярно пересекались в дипломатических коридорах с деловитыми оперативниками от Госдепа, USAID и близких к ним НПО. Но подаренные хозяевами процесса пиар-возможности были слишком привлекательны, чтобы ими не воспользоваться.
Всю весну мэйнстримная пресса пугала обывателей нашествием евроскептиков, сепаратистов, правых и левых экстремистов. Высшим судией были, естественно, вашингтонские обозреватели. Так, Энн Эпплбаум в Washington Post навешивала на инакомыслящих из Центральной Европы ярлык «самоубийц», ставя в пример мечтателей о европейских ценностях с периферии. Политическая карта Старого Света действительно изменилась, но не настолько, чтобы перманентная «народная» (экс-христианско-демократическая) и евросоциалистическая номенклатура утратила влияние в Брюсселе. Конкуренты были подвергнуты «осуждамсу» — не в последнюю очередь за флирт с Россией. Одновременно спецотряд «киберправдоискателей» пристально мониторил умонастроения потенциальных евроминистров. В итоге фиаско потерпел даже супруг госпожи Эпплбаум — глава МИД Польши Радислав Сикорский, позволивший себе в приватной беседе выражение «отсасывать у Соединённых Штатов».
Состав нового еврокабинета предполагалось огласить в начале июля, однако процесс затянулся до 31 августа, затем продлился до 10 сентября. Происходившие в этой последней фазе события были непрозрачны не только для избирателей, но и для европейских правительств: когда поначалу обиженную Польшу вдруг решено было утешить должностью главы Евросовета, в Варшаве чуть не случился правительственный кризис.
И вот, наконец, после затяжной и осложнённой беременности на свет появился долгожданный плод. Зрелище несколько странное: где у этого новорождённого органы мышления, кровоснабжения и передвижения, понять трудно. Повивальные бабки что-то намудрили: в новом правительственном органе Европы функции, никак не связанные друг с другом, по непонятным причинам совмещены. Здравоохранение срослось с продовольственной безопасностью, защита потребительского рынка — с гендерным равенством, экономические функции, напротив, расчленены; раздутый «виртуал» отшнуровался от «реала». Симбиоз еврорасширения с политикой соседства сохранился, но составные части поменялись местами. Вопреки новогоднему энтузиазму «Восточного партнёрства», расширение отправлено «в хвост», что уже на внешнем, презентационном уровне отражает проблемы с этим самым расширением.
Диктат карликов
Можно найти сто конъюнктурных объяснений тому, как распределяются должности между странами — членами ЕС. Трудно, однако, отделаться от впечатления, что новый состав правительства Европы сформирован как будто под сильным впечатлением от накануне состоявшейся встречи президента США с предводителями прибалтийских неонаций, а также саммита НАТО, куда и лежал путь Барака Обамы из таллинского аэропорта.
Первым заместителем главы ЕК становится представитель Нидерландов — до недавних пор крупнейшего европейского инвестора в Россию, а с 17 июля — назначенная жертва России (изобличение 53-й дивизии в причастности к падению «Боинга» прошло по YouTube как раз в момент утверждения списков). Из трёх прибалтийских неонаций две получают посты заместителей. Остальные назначения произведены словно по остаточному принципу, должности получили в основном «двоечники», те, кто потерпел неудачу в собственных странах. Экономика поручена Пьеру Московиси, который завёл Францию в долговой кризис, энергетикой будет командовать Аленка Братушек из Словении, продержавшаяся премьером чуть больше года.
Франция претендовала на большее — на пост главы дипломатии. Однако в безупречной биографии кандидата на этот пост Элизабет Гигу оказался «изъян»: ещё в 2000 году, задолго до Эдварда Сноудена, она жаловалась на американские прослушки в Европе. Ни три университета, ни опыт работы в трёх правительствах не послужили достаточным основанием для высокой должности. Француженка не подошла. Зато дитя словенской неонации Аленка Братушек оказалась ко двору. Говорилось, что в состав ЕК подбирали «лёгких в обучении». Однако у восточноевропейских дам-комиссарш в своих странах скорее репутация «лёгких в поведении». Чешку Веру Юрову в 2008 году задерживала полиция с любовником-взяточником Мареком Рикарте, грозившим мэру города Будишова Ладиславу Пете убийством; румынка Корина Крету начинала карьеру в качестве «куртизанки Иона Илиеску»; о том, как в Польше воспринимают Эльжбету Беньковску, красноречиво свидетельствует рекламная игра «Одень Эльжбету — раздень Эльжбету», устроенная варшавским таблоидом «Суперэкспресс».
Германия унижена больше, чем Франция. Даже всегда сдержанная Deutsche Welle не может скрыть разочарования: стране, которая считается драйвером развития Европы и определяет её финансовую политику, достаётся вспомогательная должность... комиссара по цифровой экономике. Бывший министр-президент Баден-Вюртемберга Гюнтер Эттингер, близкий к грандам европейской земельной аристократии, будет теперь подчиняться экс-инструктору Тартуского райкома КПСС Андрусу Ансипу. Если в этом есть какая-то логика помимо партийной, то к уму и тем более к совести она уж точно отношения не имеет. Если, конечно, брать в расчёт не экономические достижения, а оперативность в распространении жалоб на якобы правительственных российских хакеров после сноса памятника солдату-освободителю на площади Тынисмяги, вследствие чего Вашингтон пожаловал Эстонии как «пострадавшей» эксклюзивный статус киберсатрапа (с недавних пор Эстония отвечает в НАТО за кибербезопасность. — Прим. ред.). Впрочем, статус вице-главы ЕК по цифровым технологиям применительно к внутренней европейской политике предполагает, что с холмика Тынисмяги видно всё, что делается в прочих странах ЕС — и новых, и старых. А Эттингер, не оправдавший газовых диверсификационных надежд и их воплощений в институтах от ГУАМ до пресловутого «Восточного партнёрства», будет у Таллина на посылках.
Что бы ни у кого уже не осталось никаких сомнений, 7 сентября колумнист Bloomberg Клив Крук как раз накануне оглашения состава ЕК констатировал, что Германия непригодна для руководства Европой. Федеральному канцлеру Ангеле Меркель припоминается и жёсткая фискальная политика, и скудные военные расходы, и предложение Украине сделать выбор между Европой и Россией (в прошлом году), и в то же время — нерасторопность с антироссийскими санкциями «по коммерческим мотивам» (в этом году). Ангела Меркель оказалась в роли эсерки Каплан — виновата и в том, что стреляла в вождя, и в том, что промахнулась.
И нельзя сказать, что в этом унижении нет внутренней логики: как в басне Крылова, «ты всё пела — это дело». Использовали киевский пень в качестве бесплатной трибуны — теперь подите попляшите и возьмите на себя непредвиденные издержки Майдана и пост-Майдана. Новый состав ЕК приступает к обязанностям 1 ноября, а холода грянут раньше. И поэтому показательно оплёванный Эттингер будет выбираться из газового тупика в своей прежней функции, одновременно — в первой четвёрке! — сдавая экзамен на соответствие незнакомой должности «цифрового экономиста».
Состязание в подобострастии
От уходящего еврокомиссара по торговле Карела де Гюхта уже ничего не требуют и не просят (на его соотечественницу с благородной фамилией Тиссен возложена хлопотная социальная политика). Де Гюхт слёзно молит США поскорее наладить поставку в Европу сланцевого газа в рамках Соглашения о трансатлантическом партнёрстве и инвестициях (TTIP).
Экзаменаторы от перманентной европейской номенклатуры больше всего вопросов заготовили испанцу Мигелю Ариасу Каньете, выдвинутому на пост еврокомиссара по вопросам климата и энергетики (ещё одно, мягко говоря, неординарное сочетание сфер ответственности!): он уличён, страшно сказать, в сексизме. И испанский министр промышленности Хосе Мануэль Сория суетится у парадного подъезда министерства энергетики США, чтобы заверить энергосекретаря Эрнеста Мониса в своём страстном желании услужить проекту TTIP. Риторика становится несколько двусмысленной: «Испания готова стать воротами для сжиженного природного газа, который США будут экспортировать в Европу, чтобы снизить зависимость некоторых стран от России. У нас больше всего установок для регазификации. Только есть большая помеха — дефицит газопроводов, эта проблема Европы связана с зависимостью от газа, который поступает из России…» Стоять враскоряку — раз, ссылаться на российскую угрозу — два. Это и есть альфа и омега европейской политики.
Вообще сдача Европы на милость TTIP (в обмен на газ с не построенных ещё терминалов по неустановленным ценам) — это сдача с потрохами, поскольку в трансатлантическом таможенном союзе американской стороне предназначена роль производителя, а европейской — потребителя. В новом составе ЕС такая должность, как комиссар по развитию, отсутствует. Самоликвидация идеи полюсной Европы — не личное мнение де Гюхта, а детище коллективного капитулянтского разума.
Тех, кто капитулировать не хочет, в госаппарат не приглашают — им отведена роль европарламентских заднескамеечников. Чтобы голос Марин Ле Пен был не так слышен, безрейтинговый президент Олланд милует затюканного им же самим экс-харизматика Саркози. Пытается бузить не полностью охваченная корпоративным контролем пресса. Редакция итальянской Gazetta del Sud, например, предупреждает: «Без России через несколько лет Евросоюз окажется раздавленным между США и Китаем». Но ещё не вступив в должность, Федерика Могерини, сменяющая леди Эштон, покусывает российского олигарха, по случайному совпадению — застройщика «Южного потока». Особо бдительные функционеры подозревали её в лояльности России, хотя в должности главы МИД она больше обхаживала Иран, чем Россию, — всё в той же надежде на энергетическую диверсификацию. В надежде на то, что Иран обменяет китайский рынок на европейский.
Сама идея TTIP в Вашингтоне родилась как средство избавления от китайского импорта. Но как явствует из итогов последнего тура переговоров Тегерана с «группой шести», Вашингтон вовсе не торопится открыть Иран для европейских товаров, а Европу — для иранской нефти. Поскольку Европе (для непонятливых разъяснено повторно) уготована роль потребителя, а не производителя. В экономической субъектности ей отказано, а холодная война с Россией — дополнительное средство деиндустриализации. Снижение мировых цен на энергоносители невыгодно тем же американским производителям и экспортёрам сланцевого газа. Посему «высокий» (по титулу) представитель ЕС по внешней политике будет дружить со странами Азии ровно в той мере, в которой ей это позволит Госдепартамент.
Хронология обезличивания
Было ли запрограммировано это европейское харакири?
История Европейского союза начиналась с ассоциации «Европейский союз угля и стали». Родоначальники идеи единой Европы рассчитывали на создание самостоятельного полюса мирового влияния. Однако лидеры-индустриалисты были вытеснены с европейской сцены посредством «революции хиппи» 1968 года, после которой европейская экономика постепенно выводила промышленность в аутсорсинг, а от самого эффективного из способов производства электроэнергии — атомной генерации — также постепенно, но последовательно отказывалась. Согласие на постиндустриальную модель было как идеологической уступкой, так и геополитической. Перспектива сформулирована в памфлете Андре Горца «Смерть пролетариата». Но противоречие между трудом и капиталом никуда не делось, ибо финансовое сообщество оказалось более жестоким эксплуататором, чем производственное. Это была капитуляция номер один.
В начале 1990-х индустриальная идея ещё теплилась в проектах мегаинфраструктуры Жака Делора, а нефтегазовые корпорации Европы видели источник роста в проектах с Россией. Однако на первый политический план вышло присоединение Восточной Европы, правительства которой поодиночке и совместно соблазнялись перспективами транзитной прибыли. Лобби пресловутой диверсификации стало доминирующей прослойкой евроатлантического истеблишмента. При этом все соответствующие соблазны исходили из Вашингтона — от «Баку — Джейхана» до Nabucco; мышление евроистеблишмента оказалось производным от идей Бжезинского. Тем не менее едва транзит нефти из порта Супса по Дунаю стал реальностью, «случилась» бомбардировка Белграда, ударившая как по дунайским мостам, так и по новорождённой евровалюте, и одновременно оправдавшая сохранение гарнизонов США в Европе. Подчинение военному произволу в Югославии было капитуляцией номер два.
Иракская авантюра США стала иллюстрацией того факта, что Новая Европа напрямую подчиняется Вашингтону и является рычагом давления на Старую Европу, но это не остановило процесс еврорасширения. Не остановил его и мировой финансовый кризис: напротив, он показался евробюрократии удобной возможностью для подчинения «новичков». Однако установленный Брюсселем финансовый контроль над «непрозрачными» режимами восточной периферии не был суверенным: евроконтроль стал функцией от надзора Федерального казначейства США. Этот факт засвидетельствовала именно Германия, выступив исполнителем прицельно антироссийской кипрской деофшоризации. Столь же образцово вассальными действиями было персональное давление на политиков и бизнесменов Восточной Европы и Балтии, замеченных в слишком тесном партнёрстве с Россией. Германии не составляло труда предотвратить приход к власти в Эстонии правой коалиции Ансипа — для победы их соперникам не хватило одного голоса. Евроконтроль через повсеместно насаждаемые «антикоррупционные бюро» добрался не только до партнёров России в Словакии, Болгарии, Чехии, Латвии, но в конце концов и до Ватикана.
Отказ от упоминания христианства в Евроконституции логически привёл к покорному согласию низвести церковь до рядового банка; отрекшийся папа был немцем; стать ревизором Ватикана также согласился немец, в итоге выставили и его. Это подчинение «вертикали прозрачности» было капитуляцией номер три. И не только экономической и военной, но в итоге — цивилизационной.
Слабых бьют, слабейших бьют сильнее. Старт «арабской весны» похоронил амбициозный проект Средиземноморского союза Николя Саркози, последний харизматик Европы стал извиваться и стараться услужить — например, в Ливии. Европа не получила ничего, кроме потери реальных ресурсных альтернатив. В этих обстоятельствах рисковать украинским транзитом было не только иррационально, но и преступно по отношению к своим домохозяйствам. Тем не менее Германия пошла на поводу у «Восточного партнёрства», учреждённого Польшей и Швецией, а её правящая партия в канун выборов в Европарламент пользовалась Майданом как бесплатной агитационной трибуной. Выход на сцену бандеровщины 16 января был ударом не только по Таможенному союзу, но и по европейским мэйнстримным партиям; реплика советника главы Госдепа по инновациям Алека Росса 19 января о том, что «ближайшие три месяца всё определят на Украине», выдавала не только «уши» Вашингтона, но и консенсус противоборствующих американских партий. Не присоедини Россия Крым, не только французский, но и германский партийный мэйнстрим потерпел бы разгром на выборах в Европарламент.
Фактически Европейская народная партия и германский ХДС в частности обязаны своим относительным успехом именно России. Но и этот факт, и показательный плевок в лицо Европе 22 февраля, когда были растоптаны киевские договорённости, не изменил привычного поведения европейских элит. Это была капитуляция номер четыре, от которой и к холодной войне, и к сдаче европейского рынка открывалась уже прямая дорога.
Европа была загнана «в чужую колею глубокую» — идеологическими, экономическими и психологическими средствами. Каждое из средств было манипуляцией ей в ущерб. Тот, кто внушил Старому Свету экологические фобии, сделав биогаз составной частью евротолерантности, сам же достал из-за спины сланцевые технологии, вызывающие у «зелёных» истерику, и употребил в качестве геоэкономического кнута. Тот, кто уверял Европу в необходимости «прозрачности», подверг скринингу её банки, вплоть до старинных швейцарских домов. Тот, кто пугал её коммунистической опасностью, навязывал ей обманное отождествление коммунизма с нацизмом, сам занимался в меру удобства то «перезагрузкой», то «неосдерживанием» Китая и России. Часть света, которая некогда была твердыней христианства и колыбелью гуманистической мысли, за прошедшие полвека оказалась многократно и намеренно облапошена.
Протягивала ли Россия руку Европе? Не только протягивала — готова была пожертвовать своими приоритетами. Во внешнеполитической стратегии Российской Федерации отношения с ЕС были поставлены на первое место. Доктрина европейской безопасности Дмитрия Медведева была благородным и всепрощающим жестом. Кроме Италии, не отозвался никто. За шашни с русскими Италии досталось: сначала — судебная расправа над Сильвио Берлускони, потом — прорыв в итальянскую политику популистской партии «Пять звёзд» профессионального шута Беппе Грильо, за месяц созданной в социальных сетях, и последующий затяжной политический кризис. Это показательное использование курируемых Америкой политических технологий Web 2.0 («революций социальных сетей», «твиттер-революций» и т.п., ранее опробованных с разной степенью успешности в Молдавии, Иране, Египте, Тунисе, Турции и других странах) состоялось уже не в Восточной, а в Западной Европе. Германия также пыталась хоть как-то отстоять достоинство Европы, выразив американцам протест против прослушек вместе с Бразилией. Попытка оказалась неудачной: в Бразилии начался свой анархо-популистский «майдан», приуроченный к футбольному чемпионату, после чего запал Берлина быстро иссяк.
Высказывались ли альтернативы капитулянтству де Гюхта? Несомненно. Даже столь гибкий политик, как Жозе Мануэл Баррозу, в начале этого года советовал Германии отложить свёртывание ядерной энергетики, а Великобритания задумала модернизировать свой мирный атом с участием Китая. Лондон пытался перечить демократическому Белому дому: последняя ротация правительства была подчёркнуто консервативной, в его составе не осталось ни одного гомосексуала (в отставке оказался даже Алан Дункан, однокурсник и друг Джона Керри) и ни одного экологического паникёра. И Лондон был наказан: американские банки начали переводить бизнес из Сити в Ирландию (под предлогом шотландского референдума). В итоге Дэвид Кэмерон винит в своих проблемах Россию (под предлогом крымского референдума) и уже готов вернуть свой контингент в Афганистан.
Исключение из вассалов
Ещё в январе 2012 года Владимир Путин заметил, что США превращают союзнические отношения в вассальные. Теперь становится всё более очевидным, что вассальная зависимость Евросоюза от США окончательно трансформируется в холуйство. Сегодня страны ЕС — уже без различий между старыми и новыми — не более чем группа сатрапов (в историческом, древнеперсидском значении этого слова), ретрансляторов, подпевал, мелкой прислуги на побегушках. И так будет продолжаться до тех пор, пока европейские страны не восстановят свою идентичность, для чего потребуется смена не одного поколения элит. На роль вассалов уже пробуют других — Саудовскую Аравию, Японию, Турцию. Их лидеры прогибаются, каждый по-своему, но при этом не меняют в угоду хозяину свои политические системы, не боятся выдвигать условия и принуждают Вашингтон считаться со своими интересами. Такая способность отличает вассала от сатрапа и от холуя.
Вассал — не прислуга, ему можно поручить вести политику в регионе мира, он берёт на себя долю ответственности и получает за это долю прибыли, которую не проедает, а расходует на поддержание своего статуса: не почётного, но и не позорного, поскольку он частично сохраняет субъектность. Даже у сырьевого придатка в прямом смысле слова, то есть у слабой или малой страны с единственным активом в виде остро востребованных на мировых рынках уникальных ресурсов, при отсутствии субъектности есть интересы, которые приходится учитывать и которые такая страна может, пусть робко, отстаивать, сохраняя относительную свободу (хотя бы в вопросах выбора руководства и политической системы).
У сатрапа же, подразумевается, не может быть собственных интересов, как и собственного суждения. Максимум, который ему может быть отстегнут, — это иллюзия статуса для удержания контроля над своими подданными; иллюзия воплощается в пропагандистских симулякрах, периодически сменяемых, как гигиенические прокладки. Кто готов быть вассалом, торгуется. Кто хочет быть «воротами», подобострастно принимает соответствующую позу. Для чего новый состав Еврокомиссии больше всего и годится — ибо даже принцип партийности выродился в состязание марионеток. Это кадры, которые не решают ничего. О советском Политбюро говорили, что оно состоит из глухих и согласных. В новом еврокабинете глухие и согласные — в одном лице.
Советский лозунг про «ум, честь и совесть» (эпохи) был бюрократизированной формулой, но тем не менее формулой идентичности, равно как и ответственности планетарного масштаба. Карьерные преимущества для рабочего класса были выхолощенным, но последовательным отражением преемственности основателям и строителям СССР. Нынешний Евросоюз, даже по сравнению с брежневской КПСС, ни на какую идентичность, ни на какую преемственность не претендует. И уже по этой причине диспаритет между странами-членами не столь вопиющий, как разрыв между бюрократией и населением.
Советскому Союзу пророчили крушение к 1984 году. Он продержался, несмотря на весь арсенал искушений для элит и суррогатов для широких масс, на семь лет дольше — за счёт инерции движения. Евросоюз может продлить своё существование по инерции не движения, а самопоедания. Пореформенная Россия, получив исторический урок, на новом витке возвращается к традиции, ибо она выживала в смуте. Европа же приспосабливалась в лености и гордыне, а эта смесь — рецепт для чего угодно, только не для возрождения. Поколение, проигравшее борьбу амбиций и умов на закате СССР, в массе своей извлекло из этого поражения урок и заслужило прощение потомков. Поколение нынешних европейцев такого прощения не получит: когда на европейском пространстве родятся новые идентичности, нынешнее племя будет проклято и забыто. Во всяком случае, сегодня оно делает всё возможное, чтобы исход был именно таким.
