«Всё дело в том, что, да, в Казани мы документа не приняли. Там должна была быть декларация, то есть даже без подписей заявить, поскольку основным документом был бы межгосударственный договор – такой всеобъемлющий договор о мирном решении проблемы Нагорного Карабаха, который всё бы в себя включал», – заявил третий президент Армении Серж Саргсян в эксклюзивном интервью о переговорном процессе по Нагорно-Карабахской проблеме.
Отрывок интервью Сержа Саргсяна, которое приводит пресс-служба третьего президента РА, публикуем ниже без изменений:
- Это был бы мирный договор?
- Это был договор о решении Арцахской проблемы мирным путём.
- Заключённый между двумя сторонами?
- Да. При том при участии представителя Нагорного Карабаха. Очень чётко было написано.
- А с какого момента восстанавливалось участие представителя Карабаха?
- Сразу с начала переговоров вокруг договора.
- Да, представитель Арцаха должен был участвовать?
- Обязательно должен был участвовать.
- Это очень важный эпизод.
- Этот эпизод был во всех документах. В том числе также в документе, который этот человек считает катастрофой. Эти документы… Конечно, мне сейчас трудно публиковать, я никогда и не обещал публиковать. Да, в некоторых непубличных разговорах я говорил, что разговариваю, веду переговоры с сопредседателями, чтобы получить разрешение в какой-то части опубликовать.
- С его стороны опубликовано, господин Президент. В 2020 году в январе он в Капане опубликовал этот документ.
- Нет. Он опубликовал некий другой документ. И не он в Капане опубликовал, а они устроили утечку, на одном из сайтов это напечатали, и он в Капане это зачитал. Этот документ, вернее, это предложение было представлено сторонам не в 2016 году, а в 2018 году, если не ошибаюсь, в январе или феврале. То есть, даже если это говорит о какой-то катастрофе, даже (!), то поступило новое предложение.
- Речь о встрече министров иностранных дел в Кракове в 2018 году?
- Да. Речь об этом. За что они, конечно, получили упрёки, потому что нужно было соблюдать конфиденциальность – это ответственность сторон переговоров.
И именно в этом причина, когда он говорит, мол, если есть документы, пусть опубликуют, я не хочу, чтобы сопредседатели изменили мнение о нас, чтобы упрекали нас, говорили: почему вы опубликовали?
- Ну сейчас не Вы переговорщик, господин Президент, может, позволите себе это искушение?
- Я не переговорщик, но я был переговорщиком, не так ли? Я был для этих людей партнёром, притом, надёжным партнёром. Но стоит разве сейчас пойти на это и опубликовать?
Да, у меня под рукой есть все документы, все предложения сопредседателей, но, не согласовав с ними, я не считаю корректным опубликовать. Если будет крайняя необходимость, я это сделаю. Но поскольку у него есть этот опыт, я бы предложил, чтобы он опубликовал.
- Вы не пойдёте на это искушение?
- Тем более, что с моей стороны ведь обвинения не звучат. Это с его стороны ведь озвучивается. Он обязан доказать, а не я.
- Если есть в этом потребность, нужно показать и манипуляции будут предупреждены.
- Прежде всего, манипуляции предупреждены не будут, потому что манипуляции – это образ действий этих людей. Не будут предупреждены. Во-вторых, конечно, очень многим это даст возможность ознакомиться и составить мнение, но Минская группа не исчезла, понимаешь, независимо от того, этот ли ведёт с ними переговоры, завтра кто-то другой будет вести переговоры. Это не какая-то второстепенная структура – мы имеем дело, хочу напомнить, с Россией, Соединёнными Штатами и Францией. Если к нам полностью потеряют доверие, что мы от этого выиграем? Если люди сомневаются, значит, пусть следят за заявлениями сопредседателей. Сколько раз эти пытались неправильно комментировать предложения сопредседателей. Немедленно отреагировали. Несколько раз отреагировали. Разве этого недостаточно, чтобы сомневающиеся люди поняли, где правда, а где попытка оправдать собственные неудачи?
-Господин Президент, завершая тему Совета безопасности ООН, я опять, иначе формулируя вопрос, хочу попросить, чтобы Вы опять пояснили, и тогда навсегда закроем эту тему.
Смотрите, одно из основных утверждений Премьер-министра в том, что одна из наших величайших переговорных неудач была в том, что мы согласились, что также Совету безопасности ООН фактически даётся мандат заниматься этим вопросом, или всеобъемлющее урегулирование делегируется ему. Вы убеждаете, что целиком из интересов Армении вытекало то, чтобы один из этих трёх форматов рассматривался как резолюция Совета безопасности ООН.
- Я хочу, чтобы было ясно. Прежде всего, не могло быть документа, который бы целиком исходил из интересов Армении. Из интересов Армении бы вытекало, если бы вся эта территория зоны безопасности, не знаю, может ещё и больше, принадлежала бы Армении. То есть, так нельзя формулировать.
- Естественно. Но и не принадлежала бы Азербайджану…
- Азербайджану – абсолютно. Формулировка следующая, что если бы стороны приняли эти предложения и если была бы резолюция Совета безопасности ООН, которой бы предшествовали, как я сказал, наша с Азербайджаном декларация и заявления сопредседателей, это бы дало нам возможность решить проблему мирным путём, не переходя постоянные для нас красные линии.
- Где с первого до последнего шага были бы решены пакетным вариантом?
- Да.
И хочу ещё второе сказать. Хочу очень чётко сказать: хотя в Казани не подписана или не принята эта декларация, это был последний документ, который назывался рабочий документ, а я говорил и опять повторю – рабочим называется тот документ, который принимается сторонами как основа для обсуждения, длительное время по нему ведутся переговоры и потом либо подписывается, либо не подписывается и отправляется в депозитарий ОБСЕ. Тот был последним.
Это одно обстоятельство.
Во-вторых, после Казанских переговоров, Казанских документов не было никакого документа, никакого предложения со стороны сопредседателей, чтобы тем или иным образом не были защищены все те положения, которые были в Казанском документе. Потому что Казанский документ – порождение Мадридских принципов.
Конечно, в некоторых вопросах уточнённый, исправленный и т.д. Не было такого документа. В том числе, пакет из этих трёх документов не стал рабочим документом и не был отправлен в депозитарий ОБСЕ, потому что Азербайджан его не принял. И хотя я так защищаю, мы тоже не дали согласия. То есть, мы не были против и не дали согласия. И вообще, после Казани мы не давали согласия ни на какой документ и не высказывали мнения. Мы говорили следующее: поскольку мы были готовы подписать удостоенный вашего одобрения Казанский документ, то если у вас есть какие-то изменения, пожалуйста, согласуйте с Азербайджаном, и если азербайджанцы согласны с вашими определёнными изменениями принять эти предложения как основу, мы тогда ответим.
- Эти соглашения не состоялись?
- Да, но всякий раз Азербайджан отказывался принимать эти предложения в качестве основы.
- Очень хорошо. Был разговор о январском документе 2018 года, господин Президент. В Кракове, мы помним, была последняя или предпоследняя встреча министров иностранных дел в период Вашего пребывания у власти. Через три месяца после этого, когда Вы в парламенте избираетесь премьер-министром, на вопрос одного из депутатов отвечаете, что переговорный процесс не внушает оптимизма, ожидания Азербайджана нереалистичны и для нас неприемлемы. Этот тезис действующая власть довольно часто приводит, и они напоминают Вам, что в Ваше время или в момент передачи Вами власти переговорный процесс был в тупике или не внушал оптимизма. В таком случае, о чем договорились министры иностранных дел. То есть, было ли принципиальное согласие в январе 2018 года в Кракове?
- Я вижу, Давид, что и Вы поддались влиянию их этой манипуляции, и Вы тоже из моих слов приводите, так скажем, краткий отрывок. Но в этом ответе я продолжил говорить по этой теме.
- Я помню. Это самый известный эпизод, я поэтому не процитировал. Я хорошо знаю эти Ваши слова.
- Это опять манипуляция и их стиль вырвать из контекста какое-либо предложение или какое-либо слово, превратить его в жупел и пытаться дискредитировать. Вернее, не дискредитировать, они не дискредитируют предшествовавшие процессы, а они пытаются себя оправдать, почему в конце они потерпели неудачу. Но смысл сказанного мною был очень ясен, очень ясен, что, народ, каждую секунду, каждый день можно ожидать со стороны Азербайджана поползновений.
- Ну, это не было новостью. Мы всегда этого ждали.
- Я там был не для того, чтобы новости говорить, я там должен был сказать, какова реальность. А реальность не могла быть новостью. Я сказал, что реальность такова: мы конструктивны, Азербайджан деструктивен, сопредседатели это очень чётко видят, и это нормальная ситуация. А что мне было говорить, Давид? Надо было, как они, сказать: мы побеждаем, завтра Карабах обретёт независимость, как было во время 44-дневной войны? Надо было так сказать?
Интервью полностью - в видео на армянском языке ниже:
