История армянских ковров

Интересная статья об армянских коврах: 

"Восточный ковер" - фрагменты исследования Фолькмара ГАНТЦХОРНА

Не так часто в нынешнем поколении свежий взгляд современного ученого может заново осветить поле исследований, где долгое время доминировали знаменитые ученые прошлого. (…) В этой книге представлены и проанализированы две с половиной тысячи лет истории ковра. Она – результат убежденности д-ра Гантцхорна в том, что мы давно нуждаемся в полном пересмотре прежнего подхода к истории и символике восточного ковра. Поэтому он проследил узоры и мотивы старинных ковров (большинство из которых мы можем обнаружить и на сегодняшних коврах) вплоть до самых ранних истоков. Автор обнаружил, что они берут свое начало из очень древних традиций христианского Среднего Востока, которые были донесены к началу нашего века армянскими ткачами. Иногда мотивы восходят к мирским властям, иногда к особым аспектам христианской веры, принятой в древности армянами, иногда выполняют символические функции. 

Автор убедительно показывает, что так называемый «восточный ковер» родился не в среде кочевников и имел местом своего рождения не Среднюю Азию, как прежде считалось в науке. Правильнее сказать, он был рожден на Армянском нагорье. Ковры появились здесь с расцветом монофизитского христианства (стандартная ошибка далеких от богословия людей, которые, как правило, некритично воспринимают устоявшиеся в католическом и византийско-православном богословии стереотипы о том, что Церкви, не признавшие решения Халкедонского собора 451 года, являются монофизитскими. – Прим. перев.) задолго до возникновения ислама. В эту раннюю эпоху регион служил перекрестком древнейших торговых путей в направлениях «восток-запад» и «юг-север». Таким образом, продукция армянского ткачества еще в давние времена попадала во внешний мир, о чем свидетельствуют отдельные экземпляры из крупнейших музеев и частных коллекций всего мира. 

Эти ковры стали основой главного тезиса книги д-ра Гантцхорна: задолго до появления исламской культуры в регионе здесь создавались восточные христианские ковры. Тезис подкрепляется множеством иллюстраций по материалам его собственных поездок и исследований. 
 

После работ Ф.Р. Мартина 1908 года и Курта Эрдманна 1955 года это третья попытка написать всеобщую историю восточного ковра. Книга «Христианский восточный ковер» (здесь автор называет ее именно так. – Прим перев.) – это результат десятилетий фундаментальной исследовательской работы, в начале которой у меня не было ни самой идеи о его христианском происхождении, ни соответствующих знаний. (…) Первоначальное немецкое издание, а также английский и французский переводы воспроизводят без изменений текст, оконченный в 1987 году, который был успешно защищен в качестве диссертации в отделении культурных исследований Тюбингенского университета. (…) 

Автор ставил своей целью избавить восточный ковер от пагубной репутации предмета, предназначенного для застилания полов. (…) Он хотел бы осведомить аудиторию о том, что ковры ткались христианами, преданными своей вере, и были фактически иконами, не имеющими утилитарного предназначения. Будучи культовыми объектами восточно-христианских церквей, эти ковры, как и другие тканые изделия, составляют, вероятно, наиболее важный армянский вклад в историю мирового искусства. Данная книга пытается исправить несправедливость в отношении людей, которые свыше двух тысяч лет истории страдали более, чем любой другой народ, от своего географического местонахождения между Западом и Востоком. Армяне бессчетное число раз были разделены, угнетены, ограблены, изгнаны, депортированы, порабощены, их истребляли и подвергали преследованиям. У них даже было украдено их искусство, авторство которого позднее приписали их завоевателям, либо в силу незнания соответствующих фактов, либо в силу манипуляции ими. Уникальное собрание узоров и композиций, характерных для восточных ковров, представляет собой часть армянского наследия и идентичности и должно пониматься именно так. 

Введение 

История восточного ковра – сравнительно новая область научных исследований. Хотя самые ранние публикации появились 110 лет назад (относительно 1987 года, когда была закончена книга. – Прим. перев.), однако первая попытка показать историческое развитие была предпринята только Ф.Р. Мартином в 1908 году. 

Как трудно было тогда правильно классифицировать тот или иной образец или выработать терминологию, можно представить по словам Игнаца Шлоссера, некогда директора Австрийского музея прикладного искусства в Вене: 

«Даже в начале XIX века было еще принято называть восточные ковры «турецкими», точно так же, как позже мы видим использование только термина «персидский». 

Этот важный сдвиг в терминологии ясно указывает на ее зависимость от рыночной ситуации. В середине XIX века дилеры из западных стран (в первую очередь англичане, немцы и американцы) организовали массовое тиражирование в Персии тех ковров, которые приобретались в Стамбуле, чтобы удовлетворить спрос на них на рынках Европы и Америки. В результате число ковров, изготовленных в Персии, возросло до такого уровня, что продукция, произведенная на территории Турции (то есть Османской империи. – Прим. перев.), стала составлять крайне незначительную часть. Хорошо налаженное производство сделало «персидский ковер» коммерчески успешным продуктом, создав новый стандарт. 

К началу первых научных исследований это производство насчитывало уже полувековую традицию. Поскольку дилеры играли важнейшую роль в присваивании наименований различным видам ковров, центры производства второй половины XIX века стали отождествляться с местами происхождения композиций коврового рисунка. Согласно воззрениям того времени персы, как народ арийского происхождения, считались способными на большие достижения в культуре, чем турки, и ковры, называвшиеся «персидскими», имели больший коммерческий успех. 

Мы не должны забывать и о том, что в результате Первой мировой войны в Восточной Европе и на Ближнем Востоке произошли серьезные политические и демографические перемены. Османская империя сократилась до размеров теперешней Турции, этноцид армян с 1894 по 1915 год и депортация греческого населения в 1923 году существенно изменили общую картину по сравнению с прежними веками. Все полевые исследования, проведенные с тех пор, неизбежно приводили к ошибочным и дезориентирующим выводам. Эти выводы никак не соответствовали реальным условиям, которые существовали вплоть до конца XIX века. 

Только в 1955 году Курт Эрдманн предпринял попытку написать новую историю восточного ковра. Он искал новых ответов на вопросы, поскольку прежние его, по-видимому, не удовлетворяли. Это особенно наглядно проявляется в его книге «История турецкого ковра». Тот факт, что поиски привели его на турецкую территорию, показывает, что он двигался в правильном направлении. Однако историческому труду Эрдманна повредили две исходные предпосылки: миф о сельджукском ковре и вытекающая из этого мифа гипотеза о том, что такие ковры родились в среде кочевых племен. Поскольку эти предпосылки имеют решающее значение для всей научной литературы по коврам, с ними нужно разобраться сразу. Основой для этих мнений, видимо, стал английский перевод отчета Марко Поло, сделанный Генри Юлом (см. Henry Yule, The Book of Ser Marco Polo (London, 1875), vol. 1). Эрдманн был знаком и с переводом, и с его интерпретацией Артуром Попом (см. Arthur Upham Pope, «The Myth of the Armenian Dragon Carpets», Jahrbuch der asiatischen Kunst (Leipzig, 1925) II.). Как показывают исследования книги Марко Поло, перевод Юла был сделан не с французского оригинала, но с гораздо более поздней итальянской версии Рамуцио 1559 года. То же самое относится и к большинству недавних переводов. Обратимся к этому отрывку в современном немецком переводе (с раннего издания труда Марко Поло. – Прим. перев.). 

«В Туркмении (так Марко Поло называет Иконийский султанат, который находился в восточной части Анатолии и западной части Армянского нагорья. – Прим. перев.) три народа: туркмены чтут Мухаммеда и следуют его закону; они люди простые, и язык у них грубый. Живут они в горах и других недоступных местах, на равнинах, повсюду, где знают, что есть привольные пастбища для скота, так как это их единственное средство к существованию. Водятся здесь добрые туркменские лошади и хорошие, дорогие мулы. 

Есть тут еще армяне и греки; живут вперемешку по городам и городищам; занимаются они торговлею и ремеслами. Выделываются тут, знайте, самые тонкие и красивые в свете ковры, а также ткутся отменные, богатые материи красного и другого цвета. Главные здешние города – Конья, Хазар (Кесария или Кайсери. – Прим. перев.) и Себастополь (Себастия или Сивас. – Прим. перев.), где святой Блазиус удостоился мученического венца. Все они подчиняются Великому хану, повелителю восточных татар, который назначает их правителей». 

Под влиянием своих исходных посылок Эрдманн изменяет даже буквальные цитаты, чтобы представить доказательства тюркско-кочевого происхождения ковров. Споры по поводу возможной двусмысленности отрывка в версии Рамуцио (она позволила Эрдманну утверждать, что в цитате говорится о проживании в городах армян и греков вперемешку не друг с другом, а с туркменами. – Прим. перев.) представляются излишними, поскольку существуют гораздо более ранние версии текста отрывка, включая самые ранние немецкие версии. Самыми ранними можно считать так называемый «манускрипт Ottimo» или «Milione» из Национальной библиотеки во Флоренции, датируемый 1309 годом... 

Такая же участь постигла отрывки из работ Абу-л-Фиды и ибн-Баттуты. Значение сообщения ибн-Баттуты было поставлено с ног на голову (Эрдманн ссылается на отрывок из Абу-л-Фиды, где цитируется Абу-Саид, умерший в 1274 году: «Туркоманские ковры делаются в Аксарае и вывозятся во все страны мира» (Erdmann, Knüpfteppich, стр. 26). Подлинный текст Абу-л-Фиды не содержит ни определения «туркоманские», ни дополнения о том, куда вывозятся ковры. Это дополнение подтверждается ссылкой Эрдманна на ибн-Баттуту: «Ибн-Баттута, который путешествовал по Анатолии в начале XIV века, также высоко о них отзывался, утверждая, что они экспортируются в Египет, Сирию, Ирак, Индию и Китай» (Erdmann, Knüpfteppich, стр. 18) или «также высоко отзывается о коврах Аксарая, которые экспортировались в Египет. Сирию, Ирак, Индию, Китай и в землю турок» (здесь он, вероятно, имеет в виду Персию)» (Erdmann, Geschichte, стр. 14). В оригинале у ибн-Баттуты, который путешествовал по Анатолии в 1333 году, читаем: «Здесь изготавливают ковры из овечьей шерсти, их называют соответственно (аксарайскими). Ни в одной другой стране нет ничего подобного. Они вывозятся отсюда в Сирию, Египет, аль-Ирак (аль-Ираком тогда называлась империя Ильханов, которая включала Иран, Ирак и часть восточной Анатолии), Индию, Китай и в землю турок. Этот город принадлежит государю аль-Ирака». – Прим. авт.). Следует подчеркнуть важность термина «аксарайские ковры», который был торговым названием и не имел ничего общего с городом Кония. В XIII и, возможно, даже XIV веке Аксарай был резиденцией монгольских ханов в центральной Анатолии. До сих пор не найдено ни малейших подтверждений того, что сельджуки ткали в Анатолии ковры. Тот факт, что несколько ковров было найдено в мечети Ала-ад-дин в Конии, не является достаточно доказательным. 

Удивительно, что Курт Эрдманн не обратил внимания на самые важные источники для своего исследования по ранним коврам. Это собрание материалов, впервые опубликованных в период 1942-1951 годов в периодическом издании ARS ISLAMICA, имеет важнейшее значение для данной темы. Здесь оценены все восточные источники, в первую очередь арабские с VI по XIII век и позже (R.B.Serjeant, Islamic Textiles. Material for a History up to the Mongol Conquest). Важность книги в том, что она позволяет понять истинный смысл часто цитируемых источников, которые состоят в основном из арабских текстов в английских переводах XIX века. Термин «carpet», используемый в этих переводах и автоматически переводимый немецкими авторами как «Teppich», в целом неудовлетворителен. В южной Германии, где проживает сам автор (Фолькмар Гантцхорн. – Прим. перев.), повседневное слово «Teppich» служит для обозначения всего, что может быть использовано для покрывания – от покрывал для кроватей до скатертей, тканых изделий для стен и покрытия пола. (…) В связи с этим особое внимание следует обратить на слово «mahfur», поскольку арабское словосочетание «Armani mahfur» является синонимом греческого «Armeniatica stronglomaletaria». «Mahfur» при описании тканых изделий следует переводить как «выполненный из длинных нитей», «с длинным ворсом». В любом случае слово «mahfur» использовалось прежде всего для того, чтобы отличить тканые изделия для покрытия пола с рельефной шероховатой поверхностью, которые представляют собой узелковые ковры с ворсом (называются также плетеными или ворсовыми. – Прим. перев.). 

(Далее автор перечисляет ряд арабских терминов, в том числе указывает на то, что термины «mahfur» и «Armani mahfur» часто заменялись термином «Armani», а также термином «Arminiya» для особой разновидности армянских ковров с узелковым ворсом. – Прим. перев.) 

Приемлемость для арабского выражения «musalla» термина «молитвенный коврик», переводимого на немецкий как «Gebetsteppich», тоже сомнительна. Это арабское слово, так же как и слова «carpet» и «Teppich», может относиться к совершенно разным вещам: куску вышитой ткани, парчи или гладким текстильным изделиям. В книге Сёрджента мы не найдем ни одного словосочетания со словом «mahfur», поэтому невозможно доказать, что узелковые молитвенные коврики существовали до монгольского вторжения. 

Анализ книги Сёрджента относительно ковров, обозначаемых во множественном числе как «mahfuri», дает точный обзор среды распространения ковров с узелковым ворсом с VI по XIII век и даже позже. Они впервые упоминаются у ибн-Халдуна в крат­ком изложении перечня налогов, уплачиваемых натурой, из книги Ахмеда ибн Абд ал-Хамида «Джираб ал-Даула», во время правления халифа Мамуна в конце VIII века. Согласно перечню Армения должна была ежегодно доставлять в качестве налога багдадскому халифу 20 ковров (busut mahfura). Это дополняется сообщением Таалиби (до 1021 года) – в его время Армения должна была, кроме выплаты прочих налогов, доставлять 30 ковров буидскому султану. В 768 году Табари упоминает «Arminiya», армянский ковер. 

Кароль Гомбош цитирует арабского историка Мухаммеда Баришини, по словам которого в 911 году эмир Юсуф Абу-Садж среди прочих подарков отправил халифу Мухтасиру семь армянских ковров. 

Раннее упоминание об армянских коврах можно найти в «Enzyklopädie des Orientteppichs» («Энциклопедии восточных ковров»), где Итен-Мариц цитирует Н. Адонца, упомянувшего, что в 813 году болгарский царь Крум взял армянские ковры в качестве добычи после своей вылазки на восток. Он же цитирует историка Бейхаки, который пишет, что в 1025 году Махмуд Газневи подарил правителю Восточного Туркестана Кадир-хану ценные армянские ковры. 

Армянские ворсовые ковры упоминаются в цитируемых в книге «Islamic textiles» источниках – «Худуд аль-Алам», а также трудах Макдиси и ибн-Хаукаля – двух авторов X века. Ибн-Хаукаль связывает производство «Armani mahfur» с Марандом, Тавризом, Дабилем (Двином) и другими областями Армении (цитата: «Вышеупомянутые армянские материи выделываются в Дабиле; в Меранде, Табризе, Дабиле и областях Армении изготовляются армянские сидения и ковры, известные под именем армянских «мехфур»; не много подобного им во всех странах, в которых выделка тканей имеет сходство с армянской выделкой». – Прим. перев.). В «Худуде» упоминается провинция Ширван с городами Ширван, Хурсан, Дербент как центрами производства «mahfur». 

Вторжение сельджуков, по-видимому, нанесло серьезный ущерб и частично разрушило большинство центров ткачества в Армении. В регионе Западной Армении упоминаются только Каликала и Арзан аль-Рум (Эрзрум) – они могли быть единственными центрами ткачества на территории Иконийского султаната. Арабское слово «kali» для обозначения армянских ковров перешло в турецкое «hali». В регионе восточноармянского культурного влияния, похоже, уцелели только центры производства в Двине, известном своими коврами красного цвета, в Тавризе и районе Ширвана. 

Вплоть до эпохи «высокого средневековья» мы больше не найдем упоминаний о производстве ковров с узелковым ворсом по всему региону Востока, включающему Ближний Восток и те части Азии, где арабы вели свою торговлю. 

Ибн-Хаукаль пишет, что за пределами Востока ворсовые ковры (mahfur) в X веке производились в Андалузии, и они напоминали лучшие из очень дорогих армянских ворсовых ковров. Центры производства находились в области Мурсия. (…) 

Если остановиться и подытожить сказанное, мы ясно увидим, что в течение «высокого средневековья» ворсовые ковры производились исключительно в культурной сфере Армении и в Испании. Древние историки не упоминали о производстве ковров в Западном Туркестане, в чем убежден Эрдманн. (…) Под выражением «сфера армянского культурного влияния» следует понимать геоэтнологическую область расселения армян до 1895 года. (…) 

Во второй предпосылке Эрдманна – кочевнической гипотезе – утверждается, что ковры появились в среде кочевников. Центральная идея состоит в том, что узелковые ковры с ворсом были созданы кочевниками для имитации шкур животных, запасы которых были недостаточными для восполнения нехватки войлочных ковров. Оба предположения – недостаток шкур и отсутствие войлочных ковров – со всей очевидностью ложны. Даже при простом убое скота для пропитания кочевники имели достаточное количество шкур. Вой­лочные ковры были широко распространены от Армении вплоть до Китая. Утверждение об их отсутствии в Западном Туркестане не может обосновать возникновение там производства узелковых ковров с ворсом. 

Если гипотетически предположить, что ковры заменяли шкуры животных, то вовсе не так, как предполагает Эрдманн – они не заменяли их в качестве покрытия пола. (…) Знаменитое мифическое «золотое руно» можно тоже считать имитацией шкуры животного, однако в этом случае имитация представляет собой знак могущества и власти. Такая замена представляет собой усиление символического значения шкур хищников, ценность которых демонстрирует силу и превосходство богов и героев, изображенных на греческих вазах. (…) На ковер как атрибут царской власти указывают ссылки на многих правителей, например, на Хосрова II, чей ковер, правда, был, несомненно, нетканым. Другой пример относится к 1255 году, когда лондонцы были поражены чрезмерным количеством ковров, расстеленных на полу ради входа Элеоноры Кастильской в Вестминстерское аббатство. Следующий этап представляет собой описание в «Зафар-наме» Шараф-ад-дином Али Язди тронного ковра Тимура, который в его отсутствие служил символическим замещением самого государя – иностранным послам разрешалось поцеловать ковер и отдать ему почести. Сегодняшняя красная ковровая дорожка, которая расстилается в случае государственных визитов, также есть символическая дань уважения статусу гостя. Учитывая сказанное, трудно приписать коврам Средних веков и эпохи Ренессанса иные функции кроме как символизации мирской и духовной власти. (…)