Встреча глав МИДов Азербайджана и Армении еще только намечена, логично было бы ожидать такие заявления по ее итогам. Хотя, возможно, что какой-то «прогресс» действительно достигнут на уровне закрытых консультаций рабочих групп двух внешнеполитических ведомств. Но эти сведения, как правило, не придаются гласности. И если одна из сторон предпринимает подобный ход, то возникает вопрос о его целенаправленности. Первая версия, которая возникает в этой связи: Баку предпринимает оперативно-дипломатические меры упреждающего свойства для того, чтобы в случае неудачи или срыва переговоров министров заявить о нежелании другой стороны договариваться. Тогда речь нужно вести об обычном информационном обеспечении «операции», что ранее многократно использовалось. Суть второй версии в том, что у Баку, возможно, появились какие-то аргументы, позволяющие выйти на компромиссный сценарий урегулирования конфликта, и он стал использовать более мягкую риторику. Наконец, стоит обратить внимание еще на одну фразу Мамедъярова о том, что он «не всегда понимает политику Армении в карабахском урегулировании».
Действительно, в последнее время премьер-министр Армении Никол Пашинян сделал немало противоречивых заявлений относительно перспектив урегулирования нагорно-карабахского конфликта. Однако среди них есть и суждения ключевого свойства. Во-первых, он считает, что урегулирование должно учитывать интересы трех сторон — Армении, Азербайджана и Нагорного Карабаха. Кстати, этот тезис был поддержан министром иностранных дел России Сергеем Лавровым. Во-вторых, он не исключил, что возможное будущее мирное соглашение с Баку может быть вынесено на общенациональный референдум в Армении. То есть если Пашиняну не удается приоткрыть занавес секретности над переговорным процессом, то его итоги перед принятием решения он готов придать публичному обсуждению. Однако готов ли к такому сценарию Азербайджан, который начинает уступать Армении в проявлении инициативности?
Затянувшаяся секретность в переговорах между Азербайджаном и Арменией по урегулированию нагорно-карабахского конфликта является аномалией. Потому, что этот процесс пробрел свою «субъектность» и становится самостоятельным источником политической и информационной борьбы между конфликтующими сторонами. Ясно и то, что без фактора не озвученных компромиссных позиций такие переговоры в рамках модели «выигрыш — проигрыш» в принципе были бы невозможны. С другой стороны, секретность позволяет конфликтующим сторонам скрывать слабость своих позиций, переходить в случае необходимости к тактике затягивания переговорного процесса, что в нашем случае начинает объективно связываться с неопределенностью геополитической ситуации в регионе. Важно отметить и то, что призывы сопредседателей Минской группы ОБСЕ к конфликтующим сторонам — пытаться самостоятельно выходить на решение конфликта— тоже провисают.
Эксперимент диалога «президент Азербайджана Ильхам Алиев — Пашинян» в целом оказывается провальным. Стороны не желают или не готовы расширять собственный круг инициатив и альтернатив, рассматривают переговоры как сражение при внешнем арбитре, выводят за скобки имеющиеся общие интересы. На наш взгляд, связано это с нежеланием или опасением конфликтующих сторон брать на себя политическую ответственность. Ведь так легко всё переложить на внешний фактор. Прав директор Института Кавказа, армянский политолог Александр Искандарян, когда говорит, что «конфликт — он, как многослойный кочан капусты, состоящий из экономических, политических интересов, лоббинга различных стран», а «за прошедшие 30 лет набрал такое количество сложных взаимодействий разных персон и институций, что в результате приобрел устойчивость, некую стабильную нестабильность». Мы же добавим, что это прямой результат политики Азербайджана, который активно вел конфликт к его интернационализации, а сейчас запутался сам.
Это выводит нас еще на один вопрос: почему сейчас именно Мамедъяров заговорил о «прогрессе» на переговорах по урегулированию конфликта, тогда как его армянский коллега Зограб Мнацакянян почему-то отмалчивается? Ответа пока нет, есть только версия. После того, как палата представителей США — впервые за 35 лет — одобрила резолюцию о Геноциде Армян, появились опасения, что реанимируемый на Ближнем Востоке армянский вопрос в той или иной форме рано или поздно сможет проецироваться и на урегулирование нагорно-карабахского конфликта через изменение позиции Вашингтона, как одного из сопредседателей МГ ОБСЕ. Не случайна и настойчивость Лаврова по возвращению переговоров к ситуации апреля 2019 года, когда конфликтующие стороны реально выходили на решение гуманитарных вопросов и говорили о необходимости создания «атмосферы доверия». Вот и Мамедъяров заговорил о необходимости «обсуждать более конкретные вопросы» и даже уточнил, что «документы уже на столе».
Раньше и Лавров говорил о «пакете документов по урегулированию конфликта», где «изъять те или иные элементы не представляется возможным». Значит, «документ Мамедъярова» не «пакетного свойства» и не затрагивает базовых основ урегулирования конфликта. Но может содержать то, в чем заинтересованы обе стороны и что потенциально способно приблизить стороны к урегулированию конфликта. Это предварительный вывод, исходя из косвенных признаков. Главные выводы еще впереди.
