Не секрет, что Ереван, как и мощное армянское лобби в США, на протяжении многих лет добивались такого решения, но в ином геополитическом контексте, вводя проблему Геноцида в контекст турецко-армянских отношений. Ставка делалась на то, как отмечали многие турецкие СМИ, что Анкаре «не только устроят очную ставку с историей, добьются от нее извинений на государственном уровне», но и переведут проблему в плоскость судебно-правовых решений, по крайней мере, по выплате компенсаций в крупном объеме». Что же касается возможных территориальных претензий к Турции, то на этом направлении для Армении не просматривалось перспектив, поскольку государственные границы были установлены международным правом. Понятно, что Анкару такой сценарий не устраивал. К тому же против выступали США, которые оценивали роль Турции как ключевого стратегического партнера на Ближнем Востоке.
Ситуация резко изменилась. Как пишет американское издание The New York Times, «принятие резолюции по Геноциду армян в 1915 году является исключительно политическим решением и следствием резко обострившихся американо-турецких отношений и актуализации на Ближнем Востоке курдской проблемы». Более того, эта резолюция по сути выступает определенным историческим фоном происходящих в Сирии событий, где турки якобы проводят в контролируемых ими зонах северной Сирии «этнические зачистки курдов». Кстати, на днях заместитель министра иностранных дел Израиля Ципи Хотовели, выступая в израильском парламенте, говорил, что «мы идентифицируем себя с глубоким бедствием курдов и помогаем им по целому ряду каналов». По его же словам, «возможный крах курдского владычества на севере Сирии является негативным и опасным сценарием для Израиля, приведет к усилению негативных элементов в регионе, возглавляемом Ираном».
На Западе не делают секрета и из того, что стремятся создать на севере Сирии «квазигосударство сирийских курдов» — на территории, которая «может стать самодостаточной в экономическом отношении». Что же касается вроде бы реанимируемого США «армянского вопроса», то на этом направлении все выглядит туманно и расплывчато и никто не предлагает каких-либо конкретных решений. По мнению некоторых армянских экспертов, происходит это потому, что создан так называемый пакет: разногласия между Вашингтоном и Анкарой на Ближнем Востоке, «курдский вопрос» и резолюция по Геноциду армян в 1915 году. По их оценке, теперь Еревану, чтобы как-то конвертировать геноцидную резолюцию в конкретные политические решения, во что бы то ни стало нужно «разорвать пакет», чтобы «в сознание международного сообщества эти факторы ни в коем случае не слились в единое целое».
Но как? На турецком направлении все глухо. Одно время, когда правящая турецкая Партия справедливости и развития следовала европейским курсом реформ и модернизации, были моменты роста политической активности немногочисленных проживающих в Турции армян. В парламенте страны о Геноциде армян было заявлено более 20 раз, стали давать о себе знать даже исламизированные армяне. При этом рост этнической и политической идентичности армян и курдов в Турции происходил одновременно. Но Анкара потом почти одновременно пресекла эти процессы. Некоторые шансы могли бы появиться в случае ратификации Турцией и Арменией подписанных в октябре 2009 года Цюрихских протоколов. Однако, как считает руководитель кафедры тюркологии Национальной академии наук Армении Ваграм Тер-Матевосян, армянская «дипломатия допустила методологическую ошибку, сопоставляя процессы нормализации отношений и примирения, тогда как их необходимо было отделить друг от друга».
По его словам, «процесс примирения может занять годы, между тем как нормализация является чередой действий на официальном уровне, которые могут быть осуществлены при наличии политической воли». В итоге и этот проект оказался сорванным, и прозвучавшие позже предложения премьер-министра Армении Никола Пашиняна «начать примирение с Турцией без предварительных условий» остались гласом вопиющего в пустыне. В тоже время и Анкара совершила любопытный ход, когда процесс нормализации взаимоотношений между двумя странами под давлением Азербайджана связала с урегулированием нагорно-карабахского конфликта, что фактически вписывается в широкий контекст армянского вопроса. С точки зрения национальных интересов Турции ей следовало бы действовать иначе.
Определенные ресурсы для армянской дипломатии существуют на сирийском направлении, которое Армения долгое время по каким-то специальным соображением не разрабатывал даже тогда, когда в Сирии в сентябре 2015 года появились российские военные. В Ереване доминировало мнение, что в случае его активности на этом направлении «весь исламский мир ополчится против армян, а сирийский кризис перекинется в Закавказье, в первую очередь именно на христианскую Армению». В итоге, как считают армянские эксперты, «Армения потеряла 120-тысячную диаспору в Сирии, а тех 20−25 тысяч сирийских армян, которые были готовы осесть на исторической родине, не прижились». При этом на тот момент президент Армении Серж Саргсян проводил европоцентристкую политику, отдаляясь на Ближнем Востоке от Москвы.
На наш взгляд, связано это было с тем, что команда Саргсяна не смогла грамотно диагностировать ход событий в соседнем Ближнем Востоке или же не желала политически интегрироваться с Россией в этом регионе мира. В результате ее интересы там не обозначены и никем не принимаются в расчет, а американская резолюция по Геноциду армян в Османской империей никакого отношения к Еревану не имеет. Потом Пашинян, когда перелом в борьбе с международным терроризмом в Сирии уже наступил, принял решение принять участие в составе российских военных в гуманитарной помощи сирийским армянам. Мы согласны с мнением тех армянских экспертов, которые считают, что «Армения в Сирии сильно опоздала и если бы армянские врачи и саперы появились там года на два раньше, то политический подтекст подобного шага был бы в разы эффективнее».
Очевидно, что США сегодня нацелены на срыв астанинского процесса по сирийскому урегулированию. Да, Москва, Анкара и Тегеран заявляют о необходимости сохранить территориальную целостность Сирии в том виде, в котором она существовала до вторжения ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Но удастся ли достигнуть этого в ситуации, когда по факту Сирия и Иран сливаются в единое огневое геополитическое пространство, где очень много трещин распада, и, возможно, лучшим вариантом урегулирования станет федерализация? В Сирии, к примеру, проживают, помимо арабов-сирийцев, курдов (2,5 млн), христиан (10% населения), и туркманы (около 1 миллиона), для которых Турция намерена добиваться в Сирии особого статуса. Кто первым может воспользоваться плодами этой «перестройки»?
По всем признакам, курды. Но это будет только начало. Не будем забывать, что около 100 лет назад на территории Сирии проживало многочисленное и довольно разнообразное христианское сообщество, включавшее в себя католиков, православных и маронитов. В 1920-е годы французы произвольно отсекли те части страны, где проживало множество христиан, и назвали этот район «Ливаном», сделав его столицей Бейрут. Армяне — не единственные христиане на Ближнем Востоке. В Египте с незапамятных времен существует Коптская церковь, в Сирии в некоторых селах до сих пор говорят на арамейском языке, на котором разговаривал Иисус Христос, а еще есть ассирийцы, христианские общины арабов. Мировые лидеры, рассуждая о судьбе христиан, имеют в виду в первую очередь их физическую безопасность, «культурную автономию», возможность говорить на своем языке, иметь свои церкви, школы и так далее.
Это базовые права и свободы. Но в армянских кругах на этот счет своя специфика, замешанная на геополитике. Еще недавно данный вопрос казался совершенно неактуальным, но все быстро меняется и зоны исторического или традиционного проживания почти каждой конфессиональной или этнической общины как в Сирии, так и в других странах региона начинает обретать реальные черты обособления. К этому необходимо быть готовыми, потому что процессы на сирийско-турецком треке могут коснуться и Закавказья. Так что за неожиданным ходом Конгресса США стоит не стремление добиться «исторической справедливости», а нечто значительно большее. Понимают ли это в Ереване?
