Призывая граждан блокировать, а затем разблокировать здания судебных институций, глава правительства Армении Никол Пашинян продемонстрировал, что высокую квалификацию организатора массовых протестов он сохранил.
Но при этом, в отличие от оппозиционного прошлого, сегодня глава правительства республики обладает не только общественной поддержкой, но и значительным административным ресурсом. И это позволяет ему, по сути, объявить о программе второго этапа "бархатной революции". По словам Пашиняна, "пришло время для хирургического вмешательства в судебную систему страны".
Недовольство судебной системой, доставшейся новым властям в наследство, – не новость. Вспомним хотя бы масштабный митинг в Ереване в августе прошлого года, приуроченный к ста дням пребывания у власти "революционного кабинета". Тогда была озвучена идея "переходного судопроизводства". В дальнейшем ее базовые параметры активно обсуждали в СМИ, на экспертных круглых столах и в социальных сетях (значение которых в стране за последний год стремительно возросло). Почему же власти ждали, держали паузу?
Второй этап революции: поводы или причины?
Сегодня многие политики и эксперты связывают публичную активизацию Пашиняна с решением суда об освобождении экс-президента Роберта Кочаряна под поручительство нынешнего и бывшего руководителей непризнанной Нагорно-Карабахской Республики (НКР). Но здесь нужно различать повод и причину.
"Дело Кочаряна" превратилось для Пашиняна и его команды в дело принципа. Претендуя на строительство "новой Армении", они пытаются провести символический расчет с прошлым. Можно долго спорить, почему именно Кочарян, а не команда его преемника оказался под ударом. Но факт остается фактом. Пойти на уступки на этом направлении означает для Пашиняна потерю лица.
Системные реформы трудны, они не принесут дивидендов в краткосрочной перспективе. Другое дело – борьба с наследием прошлого, мешающего инновациям. Остроты ситуации добавляет само событие, вокруг которого строится "дело Кочаряна", – "кровавая суббота" 1 марта 2008 года. Одиннадцать лет назад Армения прошла по грани, за которой открывалась пропасть гражданского противостояния. Очевидно, в обществе есть запрос на справедливое и объективное расследование всех обстоятельств. И новая власть позиционирует себя как сила, готовая пройти этот путь. Другой вопрос, способна ли она к осознанию и принятию солидарной ответственности за трагедию?
"Дело Кочаряна" показывает, что, скорее, она готова к определению главного виновника. Здесь, очевидно, столкнулись две мотивации – политическая целесообразность и сухая формально-юридическая логика.
Напомню, что Кочаряна освобождают уже во второй раз. В августе 2018 года Апелляционный суд удовлетворил жалобу экс-президента и отменил арест как меру пресечения. Правда, затем в дело вступил суд более высокой инстанции – Кассационный. Он направил дело на доследование, после чего в декабре было вынесено решение о повторном аресте. В мае 2018 года Кочарян освобожден из-под стражи под залог и поручительство Бако Саакяна и Аркадия Гукасяна, специально явившихся для этого в ереванский суд.
Думается, правительственную команду в этой истории взволновала не столько юридическая казуистика, сколько возможность судебных инстанций выступать в качестве автономных центров принятия решений.
Не будем идти опасной конспирологической тропой, отбросим в сторону теорию о том, что судьи, занявшие свои посты при прежних руководителях страны, сознательно противодействуют новым властям. При любом раскладе сама возможность для вынесения приговоров вопреки "революционной логике" и установкам по формированию "новой Армении", как ее представляют сегодня в Ереване, создает политические проблемы.
Монополия или сосуществование
И именно здесь следует искать корни "второго этапа революции". Но перед этим необходимо обратить внимание, что суды как институт государства, становятся объектами исправления уже после законодательной и местной власти.
После "бархатной революции" перед командой Пашиняна был выбор: либо сосуществование с элементами старой управленческой системы (то, что в Грузии называли "коабитацией"), либо слом прежней машины, одноактный или постепенный. В итоге был избран постепенный путь слома.
Первой крепостью стала мэрия и Совет старейшин Еревана, лишь по форме – местные органы власти, а по факту – структура управления муниципалитетом, в котором сосредоточено до трети всех избирателей Армении. Затем пришла очередь Национального Собрания. Если мы посмотрим на события 2-3 октября прошлого года, то почувствуем приступ déjà vu. Тогда, как и в мае 2019-го, премьер-министр обратился за поддержкой к гражданам страны. И уличная активность помогла ему провести досрочные выборы в парламент, получив лояльную представительную власть.
Фактически тогда весь партийно-политический ландшафт страны был переформатирован. За бортом Национального Собрания оказались силы, которые гипотетически можно было бы квалифицировать, как "контрреволюционные". Вслед за законодательной властью пришла очередь судебной.
Возможно, решения по ней были бы приняты попозже, без сегодняшнего накала. Но "дело Кочаряна" подтолкнуло развязку.
Трансформации на этом направлении сложнее, чем слаженная работа партийно-политической машины по достижению нужного электорального результата. Вопрос "а судьи кто?" в ближайшее время в Армении становится отнюдь не риторической метафорой. И ответ на него покажет, готово ли новое руководство воспринимать власть как нечто распределенное по разным институтам или же как целостное и неделимое. Весь ход событий за последний год свидетельствует в пользу последней гипотезы.
Карабах – третий этап?
Впрочем, за вторым этапом революции уже де-факто анонсирован третий. И совсем не случайно в своем выступлении на тему судебной реформы Пашинян упомянул Карабах. Не просто для красивого словца, а как важный политический приоритет.
Уже не один месяц вся медиасфера республики обсуждает проблему "армянской Вандеи", коей представляется Нагорный Карабах. Здесь аргументы и по поводу пресловутого "клана", и "двух армянских народов", и допустимости определения ереванской повестки дня из Степанакерта.
Поручительство двух лидеров непризнанной НКР за Кочаряна многим видится, как некий символ. Год назад многие обозреватели прогнозировали "экспорт революции" из Армении в Карабах. Однако тогда общими усилиями остановились на "коабитации" (как минимум, до выборов нагорно-карабахского президента в 2020 году).
Думается, в дальнейшем картинка не будет столь благостной. С одной стороны, Карабах – важнейший национальный символ постсоветской Армении и пункт консенсуса между основными политическими силами. С другой стороны, в Ереване довольно часто смотрели на Степанакерт как на фрондерскую силу, к тому же претендующую на роль лучшего выразителя армянских интересов.
Как бы то ни было, а Пашинян стремится к тому, чтобы самому играть решающую роль при формировании карабахской повестки. Как следствие, информационное упреждение, обвинение оппонентов в планах по "сдаче" национального символа, неоправданных уступках в мирном процессе.
Таким образом, революционные процессы в Армении продолжаются. Они не остановились на смене правительства, столичной власти и состава парламента. Серьезные изменения ждут судебную систему страны и, скорее всего, отношения Еревана и Степанакерта, стратегически важные для национальной безопасности.
Последуют ли за всем этим коррективы внешнеполитического курса? И если да, то как далеко они зайдут? Как следует понимать слова Пашиняна о помощи международных структур в деле судебной реформы? Ясно же, что никакая внешняя помощь не делается исключительно из альтруистических соображений.
В контексте российско-армянского союзничества все перечисленные выше сюжеты крайне важны. На сегодняшний день сценарий "бегства от Москвы" выглядит маловероятным. Как верно отметил журналист Давид Петросян, Армения поменяла власть, но не поменяла географию. Но эта тема требует отдельного обстоятельного разговора.
