Дело было в армии.
Намечался очередной многокилометровый марш-бросок в полной боевой выкладке. Испытание, надо признаться, достаточно тяжелое. К тем, кто добирается, вернее добредает до финиша, идеально подходит фраза - "высунули языки, как уставшие собаки".
Марш-бросок проходил по грунтовой дороге от нашей части до ближайшего населенного пункта СК и обратно. Всего где-то около 20 километров. Дорога при этом петляет по лесу, поднимается и спускается с холмов, кружит по пригоркам. Дабы ни у кого не возникало желания сократить дорогу, не добежав до вышеупомянутого населенного пункта, на въезде в него дежурит сам командир батальона - полковник - в УАЗике типа "Тундра".
Жара, лесная мошкара, отбивающий спину АК-74, подсумок, патронташ, вещмешок с ОЗК и прочие прелести полной выкладки. В насквозь мокрых гимнастерках добегаем до пункта СК, где комбат по-отечески ласковым басом подбадривает: "Давай, дохлота, шевели плавниками, так вас разэдак!"
Обратная дорога кажется тяжелее вдвойне. Мошкара залепляет глаза, пот течет ручьями, побитая спина требует выбросить автомат к чертовой матери. Вместе с вещмешком и остальными задолбавшими прелестями полной выкладки.
И тут Степик - мой соотечественник, мой армейский братишка - тянет за рукав - на обочину в сторону леса.
Что, куда, зачем?
- Я знаю тропинку через лес прямо в часть. Километра четыре срежем, я гарантирую. Я по этой тропинке в последний раз из самоволки возвращался, мне ее Леночка, ну, знаешь, та голубоглазая блондинка с большими сиськами - прапорщика Т. дочка - показала. А там, возле части, полежим, отдохнем в траве, а как наши поравняются - присоединимся.
- Степик, опять какая-то твоя авантюра, - недоверчиво хриплю я, задыхаясь, - Откуда Леночка знает местные тропинки, да еще ведущие прямо в часть?
- Да дело верное, брат, давай, я тебе говорю, 3-4 километра максимум - и полежим, отдохнем!
Представляю, какой бы это сейчас был кайф - скинуть автомат, вещмешок и прочую мишуру и броситься на траву, лежать в ней, закрыв глаза, - и соглашаюсь.
Пилим по тропинке. Метров через 500 тропинка расходится на две.
- Куда сейчас?
- Бери вправо!
Еще через какое-то время опять развилка.
- Бери правее, - опять кричит Степик. Однако в его крике уже не слышу уверенности.
Через километр-полтора тропинка сходит на нет и упирается в лесные заросли.
- Степик, ибио кач-кач, вот знал же, что в твои игры играть нельзя, и в который уже раз повелся. Что теперь делать будем?
- Да не переживай. брат, мы уже близко. Держись за мной! - Степик ныряет в лесную чащу.
Еще через какое-то время перед нами оказывается какой-то ров, заполненный бурой водой.
- В тот раз никакого рва здесь не было, - жалобно тянет Степа, и я окончательно убеждаюсь, что мы находимся неизвестно где, неизвестно зачем, а, главное, неизвестно в скольких километрах от нашей части. Вполне вероятно, что сейчас даже дальше, чем было в точке нашего "отклонения от маршрута".
Форсируем ров, карабкаемся вверх. Форма, руки, сапоги, лицо - всё в бурой жидкой грязи. Матерю Степика, его маму и папу, шестой сердечный клапан его бабушки и вставную челюсть его деда-тифлисца. Матерю и себя за собственную тупость. Матерю мошкару, добавляющую толику немалую к нашим страданиям, матерю бесконечный, кусающийся колючими лапами, лес. Беспощадный в своей бесстрастности.
Бредем по лесу - просто на автопилоте, наугад, на удачу, на кажущийся слабый рокот военной техники где-то далеко-далеко. На моей спине, кроме собственного, еще и автомат полностью обессилевшего Степика. Бредем безнадежно и обреченно...
...Мы добрались в часть часа через три после остальных. Преодолев, как мне думается, и большее расстояние. Доковыляли - измученные, злые, грязные, голодные, в разодранных ХБ и раскисших сапогах. Когда весь остальной личный состав, отмытый и отобедавший, мирно предавался послемаршевому отдыху.
Нам в тот момент хотелось только одного - лечь и умереть. Вернее, мне перед этим хотелось еще одного - убить Степика...
...Сейчас сижу, вспоминаю те золотые, невероятно золотые времена. И улыбаюсь...
