Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета – для Sputnik Армения
Тридцатилетие конфликта
В конце февраля — начале марта заметно оживилась дискуссия о Нагорном Карабахе. Прошло тридцать лет с того момента, как сессия Совета Нагорно-Карабахской автономной области в составе Азербайджанской ССР подняла вопрос о пересмотре его статуса и переходе под юрисдикцию советской Армении. После этого последовали трагические события в Сумгаите, эскалация конфликта, который стал одним из спусковых механизмов распада Советского Союза.
За три десятилетия конфликт трансформировался из межобщинного и межреспубликанского противостояния в рамках единой страны до серьезного межгосударственного противоборства, чье значение выходит за рамки Кавказского региона. В процесс карабахского урегулирования вовлечены влиятельные международные игроки Россия, США и Франция. Свои особые позиции по перспективам выхода из конфликта имеют и соседние с Армений и Азербайджаном государства – Турция и Иран.На многочисленных международных площадках обсуждаются пути преодоления многолетней вражды двух закавказских республик. Недавно автор этой статьи посетил представительную конференцию в брюссельском Центре исследований европейской политики (CEPS) и дискуссию в Европейском парламенте. В центре дискуссий в столице ЕС были правовые проблемы. Насколько обоснованной выглядят устремления армянской общины Нагорного Карабаха с точки зрения международного права? Имеются ли шансы на признание сецессии непризнанной НКР по косовскому образцу?
Ответы на эти вопросы поднимают намного более широкий круг проблем, чем понимание отдельно взятого этнополитического конфликта. И проанализировать приводившиеся аргументы крайне важно не только с чисто академической, но, прежде всего, с прикладной точки зрения.
"Спасительная сецессия": косовский след
Уже не первый год в дискуссиях о статусе Нагорного Карабаха затрагивается концепция "отделения во имя спасения" (remedial secession). Этот подход стал весьма популярным во время подготовки и в процессе одностороннего признания независимости бывшего сербского автономного края Косово. Его сторонники аргументировали оправданность этого решения (которое в других случаях было бы, как минимум, спорным) тем, что албанцы-косовары в ходе своего противостояния с "материнским государствам" подвергались не просто политическим рискам, а угрозе физического выживания. Отсюда и постоянное повторение тезиса о "геноцидной политике" со стороны Белграда. Защищая обоснованность применения принципов "remedial secession" в карабахском случае, известный юрист-международник Отто Лухтерхандт подчеркивал факт "национальной травмы", нанесенной армянскому народу в результате событий конца XIX– начала ХХ столетий.
Однако в косовском случае строгого выполнения этого принципа не было. Многие заявления о необходимости уважения прав этнических меньшинств, интеграции разных народов бывшей автономии в единую гражданско-политическую нацию так и остались пожеланиями.
И вот здесь мы подходим к самым интересным и важным урокам, которые дает косовское самоопределение постсоветским де-факто образованиям. Споры о том, подпадает ли Косово или НКР под определение "отделения ради спасения" интересны как теоретические интеллектуальные упражнения. Но совершенно очевидно, что без инструментов чисто политического вмешательства (того, что в германской литературе называли в свое время Realpolitik) никакого предмета для дискуссии об одностороннем самоопределении Косова просто не было бы.
Сами аргументы о "геноциде" албанского народа выглядят, как минимум, спорными, особенно в контексте того, что помимо бывшего автономного края этнические албанцы проживали также на территории "корневой Сербии" (Прешево, Буяновац, Медведжа), и тамошние конфликты никто не воспринимал и не воспринимает, как "гуманитарную катастрофу". Прежде всего, потому, что для стран (в первую очередь США), которые планировали военное вмешательство в югославские конфликты, на первом плане стояли соображения "реальной политики", а не защита населения. Как минимум, такая защита была избирательна.
А судя по недавним заверениям спецпредставителя Госдепа США Курта Волкера, никакого нарушения в ликвидации "народных республик" Донбасса он не видит. Непраздный (и в то же время риторический) вопрос: осознает ли он возможную "гуманитарную цену", которую придется в этом случае заплатить за нужное Вашингтону действие?
Более того, и в Косово и в Карабахе имели место военные конфликты, сопровождавшиеся эксцессами с двух сторон.
Наверное, случай "спасительной сецессии" можно было бы эффективно обсуждать в карабахском контексте, если бы речь шла только об НКАО – автономной области, стремившейся к союзу с Арменией. Но во время конфликта под контролем армянской стороны оказались районы вокруг бывшей автономии, где большинство населения было азербайджанским. И эта коллизия неизбежно будет возникать при политическом диалоге вокруг урегулирования. Она признана равноценной проблеме определения статуса Карабаха всеми сопредседателями Минской группы ОБСЕ.
Реальная политика не отменима
Иной раз сторонники концепции "спасительной сецессии" пытаются убедить американских или европейских дипломатов в том, насколько опасна военная риторика Азербайджана и попытки с его стороны сломать имеющийся статус-кво. Но разве Запад не знает про это? Разве ситуация с правами человека в прикаспийской республике – тайна за семью печатями? Или для США и ЕС вновинку практика поддержки авторитарных режимов, если таковые помогают (или, как минимум, не мешают) его интересам?
Азербайджан представляется Вашингтону и Брюсселю важным энергетическим партнером. И никакие правовые аргументы не убедят их в чем-то ином. По словам эксперта вашингтонского Центра стратегических и международных исследований Джеффри Манкоффа, "США все же будет поддерживать трубопроводы через Южный Кавказ как средство для обеспечения геополитического плюрализма. При этом энергетика сама по себе может стать менее значимым приоритетом. В то же самое время с развитием инфраструктуры дорог, железнодорожного транспорта и трубопроводов, возможно, что США будут проявлять больший интерес к транзиту и обеспечению безопасности транзитных маршрутов. В зависимости от того, как будут развиваться американо-иранские отношения, Южный Кавказ также может оказаться более важным для Вашингтона в контексте попыток сдерживания влияния Ирана в регионе".
Говоря словами известного киногероя, "этот пистолет перевесит десяток других улик".
В ситуации с Косово Белград не играл для Запада той роли, которую сегодня играет Баку. В противном случае, интерес к "сецессии ради спасения" мог бы остаться чисто теоретическим конструктом без практического применения. Аргументы американских дипломатов об уникальности косовского самоопределения не раз вызывали справедливое нарекание. И действительно, какой случай сецессии не уникален? Даже Абхазия сильно отличается от Южной Осетии, не говоря уже о Приднестровье.
Но за этим тезисом скрывается железная логика американской дипломатии в период после распада ялтинско-потсдамского мира. Вашингтону не нужны ограничители и рамки, особенно правовые. Гораздо надежнее опираться на "уникальности", в одном случае поддерживая "сецессию по спасению", а в другом (как в случае с Боснией или Грузией) проявлять упорство в отстаивании "территориальной целостности".
Когда нет четких критериев и рамок, намного легче выстраивать мир под свои представления. Кстати, эта практика активно заимствуется и другими игроками. Тем более, найти "уникальности" для обоснования своих интересов не так уж и сложно, была бы воля.
Не обоснованные, а волевые решения
И последний по порядку, но не по важности аргумент. Всякий раз, когда мы говорим об обоснованности или необоснованности сецессии в постсоветском контексте, мы не можем пройти мимо такого сюжета, как распад СССР. Сам этот процесс имеет массу измерений. Но всем, кто изучал данную проблему, более или менее очевидно следующее: распад проходил не в соответствие с имевшимся на тот момент советским законодательством, а на основе политической целесообразности.
Иного результата в условиях отсутствия юридически обоснованных механизмов выхода из единой страны было трудно ожидать. И сегодня, когда советский поезд ушел, апеллировать к тому, что НКАО входил в состав Азербайджанской ССР, но не новой Азербайджанской Республики, провозгласившей преемственность с первым национальным государством 1918-1920 гг., не слишком эффективно. Просто потому, что выработка неких общих критериев признания новых государств явно затягивается, и ведущие международные игроки действуют не в логике неких общепринятых "мер и весов", а защиты своих интересов.
В этих условиях перспективы нагорно-карабахского урегулирования выглядят, скорее, как политическое, а не юридическое решение, которое будет принято на основе баланса сил, а не отточенных формул теоретиков-правоведов. Впрочем, формулы и их обоснования наверняка появятся post factum.
