Доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ, политолог, кавказовед Сергей Маркедонов представил свое экспертное мнение по поводу перспектив и возможных сценариев урегулирования нагорно-карабахского конфликта. Статья опубликована на сайте Российского совета по международным делам. 

Переговоры: количество и качество

Под занавес 2017 г. переговорный процесс по урегулированию нагорно-карабахского конфликта значительно интенсифицировался. В октябре в Женеве прошла встреча президентов Армении и Азербайджана С. Саргсяна и И. Алиева, которые вернулись за стол переговоров после перерыва в один год и три месяца. В ноябре в Москве сопредседатели Минской группы (МГ) ОБСЕ встретились с Э. Налбандяном и Э. Мамедьяровым, министрами иностранных дел двух кавказских государств. Вскоре после этого глава МИД России С. Лавров посетил Баку и Ереван. И хотя формально визит российского министра был посвящен 25-летию установления дипломатических отношений России с Арменией и Азербайджаном, проблема карабахского урегулирования стала, пожалуй, центральным вопросом в ходе этого турне. Наконец, в декабре состоялась еще одна встреча между Э. Налбандяном и Э. Мамедьяровым. Впрочем, перерыв между ней и предыдущими переговорами двух министров был незначительным. До этого они встретились на полях Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке в сентябре 2017 г.
Тем не менее количество встреч и заявлений пока не перешло в качество практических решений по урегулированию многолетнего этнополитического противостояния. В 2018 г. нагорно-карабахский конфликт остается самой сложной проблемой безопасности в Закавказье. Стороны конфликта не готовы к уступкам по всем имеющимся вопросам (будущий статус Нагорного Карабаха, деоккупация районов вокруг бывшей Нагорно-Карабахской автономной области, возвращение беженцев). Ожидать новых прорывных идей по урегулированию конфликта в ближайшей перспективе также не приходится. Фактически все сколько-нибудь релевантные инициативы — пакетный, поэтапный план, идея общего государства или обмена территориями — уже озвучены. В ноябре 2017 г. исполнилось десять лет с момента выработки «Мадридских принципов», включивших в себя основные положения мирного урегулирования. В июле 2009 г. был опубликован обновленный вариант «базовых принципов», в соответствии с которым страны-сопредседатели МГ рекомендовали конфликтующим сторонам «достичь соглашения». Однако за все время стороны не сделали даже минимальных шагов по имплементации параметров, предложенных Баку и Еревану дипломатами-посредниками. Таким образом, обновленные «Мадридские принципы» остаются «риторической фигурой», а не действующим алгоритмом достижения мира.

Нагорно-карабахский маятник

Дипломатический тупик, в котором оказался процесс нагорно-карабахского урегулирования, — серьезный вызов для безопасности в Евразии. Однако дополнительной остроты этой ситуации придает то, что на линии соприкосновения конфликтующих сторон регулярно происходят обострения. Перемирие, установленное в мае 1994 г., на практике не соблюдается. И именно поэтому нагорно-карабахский конфликт было бы неверно рассматривать как «замороженный».

В 2017 г. состоялось несколько всплесков вооруженного противостояния между конфликтующими сторонами. Наиболее масштабными стали инциденты в ночь с 24 на 25 февраля, 15–17 мая, 16–17 июня, 4 и 7 июля, 19 октября. В апреле 2017 г. отмечалась первая годовщина «четырехдневной войны», самого масштабного военного противостояния на линии соприкосновения после вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня от 12 мая 1994 г. Не будет преувеличением сказать, что весь год прошел под знаком ожидания возможного повторения тех событий. Однако второй «четырехдневной войны» не случилось.

Военные инциденты на линии соприкосновения регулярно чередовались с новыми раундами мирных переговоров. Через восемь дней после переговоров с участием сопредседателей МГ ОБСЕ и глав МИД Армении и Азербайджана «на полях» Мюнхенской конференции по безопасности произошло февральское обострение. Вскоре после рабочей встречи в Москве министров иностранных дел России, Азербайджана и Армении случилась майская эскалация. Особая ситуация — июньское обострение. Оно произошло не до и не после традиционного регионального визита сопредседателей МГ ОБСЕ, а во время небольшого перерыва в их турне [Закавказское турне дипломатов-посредников стартовало 10 июня, продолжилось 12 июня, а завершился 19 июня. Столкновения же имели место 16-17 июня, после посещения Еревана и Степанакерта и в канун приезда сопредседателей МГ в Баку]. Июльское обострение развивалось во многом по схожему алгоритму. 3 июля 2017 г. дипломаты-посредники в Вене провели встречу (фактически презентацию итогов своего регионального визита) с членами Группы. Отчет сопредседателей МГ происходил на фоне подготовки неофициального министериала глав МИД государств — членов ОБСЕ в австрийском Мауэрбахе. Военные же инциденты в Нагорном Карабахе случились 4 и 7 июля. Переговоры президентов С. Саргсяна и И. Алиева состоялись 16 октября. И по оценке сопредседателей МГ ОБСЕ они прошли «в конструктивной атмосфере». Однако за шесть дней до и через три дня после саммита на линии соприкосновения конфликтующих сторон снова были зафиксированы обострения.
Таким образом, ситуация вокруг Нагорного Карабаха напоминает маятник. Военные обострения чередуются с переговорами. При этом даже масштабные нарушения перемирия («четырехдневная война») не приводят к полной деградации переговорного процесса. В этом отношении переоценивать события 2016 г. не стоит. С позиций сегодняшнего дня ее рассматривают как беспрецедентную. Однако и раньше (в марте 2008 г., летом 2010 г., в августе 2014 г.) боестолкновения в Нагорном Карабахе удостаивались такой же оценки, и на тот момент события были беспрецедентными. Но количество инцидентов с каждым годом росло. Говоря языком спортсменов, планка вооруженного противостояния все время поднималась. Так, 12 ноября 2014 г. вооруженными силами Азербайджана был уничтожен армянский военный вертолет Ми-24 (погибли три члена экипажа). Это был первый случай гибели военно-воздушного судна в зоне конфликта за период после подписания соглашения о бессрочном прекращении огня в мае 1994 г. Масштабное военное противостояние в Карабахе было зафиксировано и в 2015 г., в канун юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Помимо крупнокалиберного стрелкового оружия, минометов и гранатометов, тогда в дело пошли гаубицы и артиллерийские системы. В ночь с 8 на 9 декабря 2015 г. на линии соприкосновения сторон были использованы танки. Декабрьский инцидент стал первым случаем применения этого вида вооружения в конфликте за 21 год. Кроме того, стоит отметить активизацию в это время разведовательно-диверсионных групп.

Однако всякий раз министры или президенты, пусть и после определенных пауз, собирались за переговорным столом и продолжали обсуждение условий урегулирования, хотя и без определенного успеха. Скорее всего, в 2018 г. эта линия будет продолжена. Содержательное обсуждение параметров, обозначенных в «базовых принципах», представляется маловероятным. Новые переговорные раунды, как и прежде, станут «спасением» мирного процесса как такового. Высока вероятность того, что после очередной встречи «в конструктивной атмосфере», произойдут новые военные инциденты, обнуляющие значение дипломатических встреч. При этом полная деградация мирного процесса также маловероятна.

Геополитическая перспектива: ни мира, ни войны

Традиционно в работах западных авторов, посвященных нагорно-карабахской проблематике, стагнация на переговорах рассматривается как важнейшая предпосылка для полной «разморозки» конфликта и скатывания Армении и Азербайджана к войне. Между тем в действительности уже в течение более двух десятилетий стороны балансируют между миром и войной. И эта неустойчивость устойчива. В чем секрет сохранения «карабахского маятника» в течение столь длительного периода? И почему эта тенденция, вероятно, будет сохранена и в 2018 г.?

Во-первых, у Армении и Азербайджана нет решающего военного перевеса для сокрушения оппонента. Ереван сегодня является стороной, не заинтересованной в нарушении статус-кво. Будучи союзником России по ОДКБ, получая вооружение от Москвы со значительной скидкой, Армения даже без официального признания Нагорно-Карабахской республики поддерживает ее социальную инфраструктуру и безопасность. Азербайджан считает нынешний статус-кво неприемлемым, наращивает свой экономический и военный потенциал. Однако не имея значительного перевеса над оппонентом, Баку также не заинтересован в затяжной войне, тогда как блицкриг на карабахском направлении проблематичен, что продемонстрировали события апреля 2016 г. Другой вопрос — интерес Азербайджана к поддержанию нестабильности на линии соприкосновения и использование силового фактора как дополнительного инструмента на переговорах. Впрочем, этот ресурс имеет множество ограничителей. С одной стороны, он радикализирует позиции армянской стороны, а с другой — создает негативную репутацию у дипломатов-посредников, в чем не заинтересованы уже в самом Баку.

Во-вторых, армяно-азербайджанский конфликт, в отличие от противостояния в Донбассе и ситуации в Абхазии и Южной Осетии, не рассматривается ни в России, ни на Западе как площадка для конфронтации между Москвой и Вашингтоном. Напротив, представители МГ ОБСЕ неизменно подчеркивают, что, несмотря на принципиальные расхождения по широкому спектру проблем, в карабахском урегулировании они являются единомышленниками. Следовательно, у самих конфликтующих сторон нет возможностей для раскачивания ситуации в надежде на поддержку противостоящих друг другу «больших держав». Отказ от переговоров или их срыв противопоставит Баку и Ереван одновременно и Москве, и Вашингтону. Уникальная ситуация на постсоветском пространстве! Но она в значительной степени выступает сдерживающим фактором на пути к войне.

В-третьих, сегодня нет никаких оснований полагать, что страны-сопредседатели МГ или особо заинтересованные участники Группы (Турция), а также влиятельные соседи (Иран) пойдут на заключение неких геополитических сделок для окончательного развязывания «карабахского узла». Если говорить о России, Франции и США (трех сопредседателях), то селективное партнерство — недостаточное условие для доверия между сторонами. И отсутствие такового ставит препятствие на пути солидарного давления на конфликтующие стороны с целью принуждения их к миру. Максимум — это удержание их от сползания к войне.

В азербайджанской и армянской прессе последних лет весьма популярной стала дискуссия вокруг «плана Лаврова» (о возможном принуждении Еревана к уступке районов вокруг бывшей Нагорно-Карабахской автономной области для подталкивания Баку к вступлению в ЕАЭС). После переговоров Владимира Путина и Реджепа Эрдогана в Сочи в октябре 2014 г. она получила новый импульс, поскольку в улучшении отношений между Москвой и Анкарой увидели возможность достижения некоего решения по Карабаху (как части гипотетического «пакета», включающего также Ближний Восток). В реальности же этот широко обсуждаемый в СМИ «план» нигде официально не обнародован. Более того, такой шаг не дал бы Москве никакого выигрыша. Он лишь оттолкнул бы Армению «здесь и сейчас», способствовал бы укреплению внутри нее прозападного вектора, но в то же время не прекратил бы налаженного годами транспортно-энергетического партнерства Азербайджана с Турцией, ЕС и США. В лучшем случае остались бы коллизии между евразийским вектором и тем же «контрактом века», в который вовлечены ведущие нефтедобывающие компании Запада. И далеко не факт, что их удалось бы быстро и с выгодой для Москвы преодолеть.

Иран, в отличие от России, Запада и Турции, не приемлет имплементации «базовых принципов», видя опасность в интернационализации мирного урегулирования и возможном появлении у своих северных границ международных миротворцев (среди которых могут оказаться и американцы). Как следствие, Тегеран занимает сдержанную позицию, фактически нацеленную на поддержание нынешнего статус-кво и мирное решение без попыток его форсирования.

Нет оснований полагать, что в 2018 г. какое-то из обозначенных выше условий в одночасье перестанет работать. Конфликтующие стороны не заинтересованы в отказе от максималистских планок и поиска компромиссных формул. Нет, впрочем, и интереса к содержательным переговорам. Однако у них отсутствуют и достаточные ресурсы для силового решения проблемы в свою пользу. Внешние акторы опасаются эскалации и ее не хотели бы (каждый по разным причинам), но у них нет достаточного потенциала для достижения консенсуса относительно принуждения Еревана и Баку к миру. Не в последнюю очередь потому, что ответственность за конфликт разделяется между сторонами, так же, как и ответственность за поиск выхода из сложившегося тупика.

Тем не менее благостной картинки здесь быть не может. Важное условие для новой эскалации — непрекращающиеся нарушения режима прекращения огня, и она может «вырасти» из серии нарастающих инцидентов. Не имея воли к достижению политического компромисса, стороны конфликта (в особенности Азербайджан, считающий себя проигравшим и потому более заинтересованным в сломе статус-кво) могут проявлять интерес к новым «тестированиям» оппонента, что создает основу для срыва перемирия.

Таким образом, в 2018 г. в Нагорном Карабахе наиболее вероятным сценарием станет «динамичный статус-кво», при котором угроза новой эскалации на фоне нарушения режима перемирия будет постоянно сохраняться, однако скатывания в войну, скорее всего, не произойдет. Переговоры будут чередоваться с военными инцидентами, но полная остановка мирного процесса маловероятна. Это говорит о том, что ожидать решения застарелого конфликта (если под таковым мы понимаем достижение всеобъемлющего компромисса, а не разгром одного из противников) в 2018 г. вряд ли возможно. 
Мысли и позиции, опубликованные на сайте, являются собственностью авторов, и могут не совпадать с точкой зрения редакции BlogNews.am.
print Распечатать