«Что касается российско-турецкого сотрудничества, то можно сказать, что наши отношения практически восстановлены в полном объеме». С этими словами президент России Владимир Путин обратился к прессе по итогам недавних переговоров в Сочи с Реджепом Тайипом Эрдоганом. Однако главы государств сходятся во мнениях отнюдь не по всем спорным вопросам. Каково будущее российско-турецких отношений?
За две недели до сочинских переговоров президент Турции, анонсируя свою встречу с российским визави, создал определенную интригу. Он, с одной стороны, заявил о больших возможностях России в урегулировании нагорно-карабахского конфликта, а с другой – намекнул на то, что турецкий ресурс может быть значимым в определении конфигурации региональной безопасности в Закавказье. Эти заявления Эрдогана спровоцировали острые дискуссии и многочисленные спекуляции по поводу «большой геополитической сделки» между Москвой и Анкарой.
Однако в фокусе сочинских переговоров оказались отнюдь не перспективы разрешения армяно-азербайджанского противостояния, а ситуация вокруг Сирии, что не удивительно, поскольку именно положение на Ближнем Востоке спровоцировало, пожалуй, самый масштабный кризис в отношениях между Москвой и Анкарой за весь период после распада СССР.
Отсутствие карабахской темы в меню сочинских переговоров укрепило некоторых экспертов во мнении, что данный сюжет фактически исключен из российско-турецкой повестки.
Для Москвы форсированное урегулирование многолетнего этнополитического конфликта не является самоцелью.
Действительно, сегодня нет никаких оснований полагать, что Москва пойдет на некие «размены» путем реализации так называемого плана Лаврова (речь идет о возможном принуждении Еревана к уступке районов вокруг бывшей Нагорно-Карабахской автономной области для подталкивания Баку к вступлению в ЕАЭС).
В реальности же этот широко обсуждаемый в СМИ документ нигде официально не обнародован. Но такой шаг не дал бы Москве никакого выигрыша. Он лишь оттолкнул бы Армению «здесь и сейчас», способствовал бы укреплению внутри нее прозападного вектора, но в то же время никоим образом не прекратил бы налаженного годами транспортно-энергетического партнерства Азербайджана с ЕС и США
В лучшем случае остались бы коллизии между евразийским вектором и «контрактом века», в который вовлечены ведущие нефтедобывающие компании Запада. И далеко не факт, что их удалось бы быстро и с выгодой для Москвы преодолеть. В любом случае ускоренное разрешение конфликта за спиной самих его участников без реальных компромиссов с их стороны создавало бы новые риски для всего Закавказья и для российских позиций в этом регионе.
Тем не менее нежелание Москвы идти на немотивированные «размены» не означает того, что Анкара вдруг потеряла интерес к Закавказью и Черноморскому региону.
И отнюдь неслучайно турецкая сторона снова вернулась к карабахской теме после сочинских переговоров Путина и Эрдогана. Так, в азербайджанских СМИ появилась ссылка на мнение посла Турецкой республики в Москве Гусейна Дириоза о том, что президенты двух стран все-таки затронули армяно-азербайджанский конфликт не во время переговоров в расширенном составе, а в ходе общения тет-а-тет.
Впереди у президентов Путина и Эрдогана немало встреч как в двустороннем формате, так и с участием третьих лиц. Но даже если карабахский вопрос снова не окажется среди тем для президентских дискуссий, его значение для динамики российско-турецких отношений ни в коей мере нельзя преуменьшать.
Во-первых, Азербайджан остается важнейшим стратегическим союзником Турции в Закавказье. В ходе прошлогодней эскалации в Карабахе Анкара без всяких оговорок поддержала Баку.
Во-вторых, общие интересы связывают Турцию и Грузию. Две страны объединяет участие в совместных энерготранспортных проектах. И Анкара крайне заинтересована в укреплении трехсторонней связки, которая, среди прочего, призвана способствовать региональной изоляции Армении. Недавнее открытие железнодорожного проекта Баку – Ахалкалаки – Тбилиси – Карс – прекрасное тому свидетельство.
В-третьих, несмотря на то, что после начала так называемой «арабской весны» внешнеполитические интересы Турции обращены к Ближнему Востоку, Закавказье и Черноморский регион сохраняют для нее свое значение. И происходящее там Анкара готова использовать как инструменты для улучшения своих позиций в сирийском урегулировании.
По словам турецкого эксперта Ойтуна Орхана, «Россия ничего не сделает в ущерб интересам своего стратегического союзника на Кавказе – Армении, но под влиянием потенциала отношений с Турцией общая позиция Москвы по карабахскому вопросу способна измениться в позитивном направлении».
И произойти это может из-за того, что «российская политика в Сирии по многим аспектам сейчас зависит от позиции Турции в этом регионе».
Во многом по схожим алгоритмам строятся и подходы Турции по Крыму. Как справедливо указывает российский тюрколог Екатерина Чулковская, «…у крымских заявлений Эрдогана (которые имеют отчетливо проукраинский характер – С.М.) есть еще одна важная целевая аудитория – в Москве. Сейчас Анкара обеспокоена тем, что в Сирии при поддержке России может быть создана курдская автономия. И крымско-татарский вопрос нужен Анкаре как удобная аналогия и, соответственно, средство давления на Москву».
Все это, конечно, не означает, что Россия с легкостью поддастся давлению и примет инициативы турецкой стороны. Москва уже показала, что в принципиальных внешнеполитических вопросах готова отстаивать линии, которые обозначила для себя как «красные». Но, говоря сегодня об очевидных успехах в преодолении имевшихся противоречий и прагматизации двусторонних отношений, не стоит впадать в другую крайность и полагать, что все расхождения и разночтения преодолены. Встав на путь конфронтации в 2015 г., Москва и Анкара быстро осознали, что от этого не получат выгоды. Напротив, углубление этого противостояния могло бы навредить интересам двух государств. И нет сомнений, что оно было бы использовано против них третьими силами.
Но считать, что впереди бесконфликтная эра, не представляется возможным. Какие бы многообещающие бизнес-проекты ни ждали впереди, они не отменят расхождений между странами по Карабаху, Крыму или Сирии. Неприятие же американского доминирования – вовсе не гарантия того, что евразийские гиганты готовы согласиться на доминирующие позиции друг друга.
