В Нагорном Карабахе снова неспокойно. На линии соприкосновения конфликтующих сторон произошло очередное вооруженное обострение. На фоне многочисленных нарушений режима прекращения огня особенно выделялись события 4 и 7 июля 2017 года. Как обычно, Ереван и Баку дают свою версию событий, а сопредседатели Минской группы (МГ) ОБСЕ стремятся уйти от однозначных оценок, акцентируя внимание на недопустимости военных инцидентов и необходимости ведения переговоров по существу.
Июльская вспышка армяно-азербайджанского противостояния – не первая и, скорее всего, не последняя в своем роде. Военные эскалации, перемежающиеся с переговорами и дипломатическими саммитами, давно и прочно стали важным элементом мирного процесса. Парадоксальным данный тезис кажется лишь на первый взгляд. Определенную выгоду из вооруженных обострений извлекают и Армения, и Азербайджан.
Баку с помощью силового давления пытается изменить в свою пользу позицию стран - сопредседателей Минской группы. Балансирование на грани большой войны и перманентной военной тревоги должно подтолкнуть Россию, США и Францию, а также и находящийся за рамками МГ Иран к мысли о том, что ради предотвращения большой крови и региональной нестабильности следует усилить всестороннее давление на Армению с целью принуждения ее к уступкам. И готовность Еревана к переговорам, несмотря на регулярные нарушения перемирия, Баку пытается представить, как зримое доказательство того, что армянская сторона собирается отказаться от своих максималистских установок. Другой вопрос, насколько такое представление соответствует действительности. Как раз наоборот, солидных доказательств в пользу азербайджанской версии к настоящему времени не представлено. Однако она активно продвигается в информационном пространстве не только внутри прикаспийской республики, но и в России, странах Евросоюза и в США, становясь тем самым дополнительным политико-дипломатическим инструментом.
Ереван же пытается продемонстрировать недоговороспособность азербайджанской стороны, ее исключительную приверженность к силе вместо диалога. После прошлогодней «четырехдневной войны» общим местом в выступлениях армянских политиков и дипломатов стало сравнение Азербайджана с террористической группировкой «Исламское государство», запрещенной в России и ряде других стран. Вот и 10 июля 2017 года в ходе брифинга по итогам кишиневской встречи министров иностранных дел государств - участников «Восточного партнерства» глава МИД Армении Эдвард Налбандян использовал эту метафору. При этом ни Баку, ни Ереван не отказываются от переговорного процесса в принципе даже после новых вспышек насилия и жертв на линии соприкосновения.
В какой степени июльское обострение выделяется на фоне предыдущих столкновений, имевших место в течение нынешнего года? Свидетельствует ли оно о каких-то новых тенденциях в развитии нагорно-карабахского конфликта или, напротив, подтверждает старые тренды? Для ответа на эти вопросы рассмотрим кратко событийный контекст. В 2017 году мы наблюдали несколько всплесков вооруженного противостояния на линии соприкосновения конфликтующих сторон. Наиболее масштабными стали инциденты в ночь с 24 на 25 февраля, 15-17 мая, 16-17 июня. Стоит обратить внимание на то, что февральское обострение имело место через 8 дней после переговоров с участием глав МИД Армении и Азербайджана «на полях» Мюнхенской конференции по безопасности. Майская эскалация случилась вскоре после рабочей встречи министров иностранных дел России, Азербайджана и Армении в Москве. Особая статья – июньское обострение. Оно произошло не до и не после традиционного регионального визита сопредседателей МГ ОБСЕ, а во время небольшого перерыва в их турне. Напомню, что кавказский визит дипломатов-посредников стартовал 10, продолжился 12, а завершился 19 июня. Столкновения же имели место 16-17 июня, после посещения Еревана и Степанакерта и в канун приезда сопредседателей МГ в Баку.
Июльское обострение развивалось во многом по схожему алгоритму. 3 июля 2017 года дипломаты-посредники в Вене провели встречу (фактически презентацию итогов своего регионального визита) с членами Группы. Отчет сопредседателей МГ происходил на фоне подготовки неофициального министериала глав МИД стран-членов ОБСЕ в австрийском Мауэрбахе. Это событие было запланировано на 11 июня, а его основным слоганом объявили «создание доверия через диалог и сотрудничество», прежде всего в процессе урегулирования этнополитических конфликтов. Можно сколько угодно критиковать сопредседателей МГ и Минскую группу в целом за ее низкую эффективность. Однако лейтмотивом в ее заявлениях звучит тезис о том, что активизация «переговоров по существу» (то есть не имитационных встреч, а формата, который мог бы завершиться достижением практических компромиссных решений) должно стать достижение определенного уровня доверия между противоборствующими сторонами. В достижении этой цели посредники могут помочь, но не могут подменить самих участников конфликта.
Между тем все то, что мы уже видели в феврале, мае и июне, повторилось и в июле. Буквально на следующий день после презентации итогов регионального турне сопредседателей МГ ОБСЕ произошли инциденты у села Алханлы Физулинского района, в результате которых пострадали и мирные жители. Последующие акции 7 июля азербайджанская сторона представила, как месть за жертвы Алханлы, в свою очередь армянские военные заявили об использовании противоположной стороной гражданского населения в качестве «живого щита». Таким образом, неделя между венским отчетом и министерской встречей в Мауэрбахе (на котором предполагались и переговоры глав МИД Армении и Азербайджана Эдварда Налбандяна и Эльмара Мамедьярова) вместила в себя новое обострение. При этом следует отметить, что представители и Баку, и Еревана не поспешили отмежеваться и от участия в неформальной встрече в формате «Восточного партнерства» в Молдавии, и от министериала ОБСЕ в Австрии. На переговорном процессе не ставится крест. Но не менее важным сюжетом помимо самого факта дипломатического диалога является суть переговоров. Между тем, по принципиальным моментам урегулирования продвижения не наблюдается. Статус Нагорного, деоккупация прилегающих к нему районов и проблема беженцев по-прежнему остаются камнями преткновения. По этим вопросам нет никаких намеков на возможный компромисс. Таким образом, мы наблюдаем «бегство от сути». И этот курс является вполне рациональным и последовательным. Уходить в изоляцию, чем чреват полный отказ от мирных переговоров, опасаются обе стороны. Но они не менее (если не более) боятся решения содержательных вопросов. Постановка их в актуальную повестку дня практически невозможна, если всякий раз за очередным раундом встреч и дипломатических консультаций, будет следовать нарушение перемирия и обвинения противоположной стороны в вероломстве и нежелании уступок. Просто потому, что после новых вооруженных обострений мирный процесс надо будет «спасать». И на это «спасение» потребуется какое-то время. За это время не исключены и очередные провокации, и жертвы.
Снова, как и в феврале, мае и июне, в июле заговорили о необходимости выполнять договоренности, достигнутые в ходе прошлогодних переговоров в Вене, Санкт-Петербурге и министерской встречи нынешнего года в Москве. Их общим пафосом является тезис о стабилизации ситуации в зоне конфликта, как базовой предпосылки для перехода к содержательным переговорам. Однако без действенных механизмов превенции военных инцидентов прогресс на этом направлении практически невозможен. Но для создания эффективного инструментария для предотвращения новых эскалаций есть немало препятствий. Называть всякий раз виновного в разжигании противостояния? В этом случае не исключен определенный перекос, а с ним и будет нарастать негативное восприятие посредников одной из сторон конфликта. Это чревато отчуждением от переговоров, как таковых и, как следствие делегитимацией нынешнего формата, а то и «разморозкой» противостояния. Наращивать политическую волю? Но без кардинального улучшения отношений между Россией и Западом это вряд ли возможно, учитывая, что значение Карабаха для Москвы и Вашингтона сегодня не сопоставимо с Сирией или Украиной.
Таким образом, карабахские тренды и в июле 2017 года остаются прежними: поддержание мирного процесса для предотвращения масштабной войны и провоцирование регулярных обострений для давления на оппонента и посредников за столом переговоров.
