Жила-была рано созревшая дебелая девица — плод не столь давнего бесстыжего соития турецкого пантюркизма с тюркским кочевым конгломератом Восточного Закавказья.
В поисках крови, наживы и приключений на свою несветлую задницу, девица носилась по улицам с топориком в руках. И приключения нашлись. Вернее, закончились — принудительным изъятием топорика, хорошей поркой и утерей того, что честные девицы, пардон-муа, теряют в жизни только один раз.
С той поры минули годы. Дебелая девица превратилась в жирную, усатую и дурно пахнущую торговку керосином, заботливо прячущую вырученные медяки в складках своих необъятных грязных юбок. Продав очередное ведро своей углеводородной субстанции, торговка начинает ретиво хватать покупателя за руки, прижиматься к нему немытыми телесами и доверительно нашептывать о своем благородном происхождении от черно-белых предков, рассказывая далеко не романтические, но вполне слезливые истории об утрате своей невинности. Нет, пока не всей. А только на 20 процентов.
Покупатель, брезгливо морщась, пытается вырваться и поспешно скрыться. А вслед ему еще долго несутся визги о несправедливости этого мира. И обещания в один прекрасный день, накопив денег, при помощи турецких, израильских или пакистанских эскулапов восстановить-таки утраченную невинность. При этом усатая торговка запальчиво уверяет окружающих, что Иван, Джон, Педро, Мойше и Зия-уль-Хак до сих пор считают ее непорочной девой.
А еще бывшая девица любит пугать. Ей все кажется, что она дюже страшная.
Спору нет, торговка действительно страшна. Даже очень. Но только совсем не в том смысле, который она сама вкладывает в это понятие…
