Читаю азербайджанскую прессу, ощущение такое, что там все сошли с ума, ложь, фальсифицированна
О плохих и хороших людях
Эту удивительную историю рассказал один старик, живший на окраине
Риги.
- Перед войной рядом с моим домом поселился очень плохой человек.
Бесчестный и злой. Он занимался спекуляцией. У таких людей, нет ни
сердца, ни чести…И вот немцы заняли Ригу и согнали всех евреев в
"гетто", чтобы часть - убить, а часть просто уморить с голоду. Все
"гетто" было оцеплено. Кто приближался на 50 шагов к часовым, того
убивали на месте. Евреи, особенно дети, умирали сотнями каждый день.
И тогда мой сосед решил "дать в руку" немецкому часовому, проехать в
"гетто" с фурой картошки и там обменять ее на драгоценности, которые,
по его мнению, остались на руках у запертых там евреев.
-Я буду менять картошку только тем женщинам, у которых есть дети, -
сказал он мне перед отъездом, - потому что они ради детей готовы на
все, и я на этом заработаю втрое больше.
Я промолчал, но так сжал зубами свою трубку, что сломал и ее, и два
своих зуба. Если бы он тотчас же не ушел, то я, может быть, убил бы его
одним ударом…
Ночью он нагрузил свою фуру мешками с картошкой и поехал в Ригу в
"гетто". Женщины и дети окружили его. Одна женщина стояла с мертвым
мальчиком на руках и протягивала на ладони разбитые золотые часы.
"Сумасшедшая! - вдруг закричал этот человек. - Зачем тебе картошка,
когда он у тебя уже мертвый! Отойди!"
Он сам рассказывал потом, что не знает - как это с ним тогда случилось.
Он стиснул зубы, начал рвать завязки у мешков и высыпать картошку на
землю. "Скорей! - закричал он женщинам. - Давайте детей. Я вывезу их.
Но только пусть не шевелятся и молчат." Матери, торопясь, начали
прятать испуганных детей в мешки, а он крепко завязывал их. У женщин
не было времени, чтобы даже поцеловать детей, а они ведь знали, что
больше их не увидят. Он нагрузил полную фуру мешками с детьми, по
сторонам оставил несколько мешков с картошкой и поехал. Женщины
целовали грязные колеса его фуры, а он ехал, не оглядываясь. Он во
весь голос понукал лошадей, боялся, что кто-нибудь из детей заплачет и
выдаст всех. Но дети молчали.
Мимо часового он промчался, ругая последними словами этих нищих
евреев и их проклятых детей. Прямо оттуда он поехал по глухим
проселочным дорогам в леса за Тукумсом, где стояли наши партизаны,
сдал им детей, и партизаны спрятали их в безопасное место.
Вернувшись, сказал жене, что немцы отобрали у него картошку и
продержали под арестом двое суток. Когда окончилась война, он
развелся с женой и уехал из Риги…
Теперь я думаю, что было бы плохо, если бы я не сдержался и убил бы
его кулаком…
К.Паустовский.
