Беспорядки в Армении. Что это означает для России

Несмотря на насыщенный информационный фон последних дней, Армения тоже смогла выкроить себе немного международного внимания. На этот раз причиной стала не военная эскалация в Нагорном Карабахе, а общественно-политические волнения внутри страны. Начавшись с захвата полицейского поста в Ереване, они уже переросли в массовые беспорядки с баррикадами и ранеными. 

Традиционные протесты

Общая канва событий такова. Воскресным утром, 17 июля, в административном районе армянской столицы Эребуни вооруженная группа захватила расположение полка патрульно-постовой службы – во время захвата погиб заместитель начальника этого подразделения, а остальных сотрудников взяли в заложники. Захватчики заявили, что представляют движение «Сасна црер» («Храбрые сасунцы») – название отсылает к средневековому армянскому эпосу о борьбе богатырей Сасуна с арабским нашествием. Они потребовали освободить из тюрьмы известного армянского комбатанта, ветерана войны в Нагорном Карабахе и радикального оппозиционера Жирайра (Жиро Сефиляна).

В 2012 году Жирайр стал одним из создателей и лидеров движения «Предпарламент» (также известного как «Учредительный парламент»), выступавшего за смену действующей власти и полную перезагрузку самого армянского национально-государственного проекта. Благодаря громким революционным заявлениям, протестным митингам и частым арестам Сефилян стал известным персонажем армянской политики. Последний раз он был арестован за месяц до начала нынешних беспорядков. Хотя массовой поддержки в армянском обществе у Сефиляна не было, в определенных кругах лидер «Предпарламента» считался символом нонконформизма и последовательной борьбы с властями.

Между тем захват полицейского подразделения – это лишь верхняя, видимая глазу часть айсберга, под которым скрывается сложное переплетение внутренних и внешних проблем сегодняшней Армении. Иначе этот захват так и остался бы изолированным событием, а не всколыхнул всю страну, вызвав волну массовых протестов и столкновений с полицией.

Был ли захват неожиданностью, экспромтом группы радикалов? Конечно, какая-то доля неожиданности тут была, но вряд ли мы можем говорить о том, что общественно-политическая жизнь Армении в последние годы отличалась особой стабильностью. Самое яркое тому подтверждение – прошлогодние протесты «Электромайдана», когда повышение тарифов на электричество привело к долгим и массовым акциям протеста почти во всех крупных городах страны. Кстати, в тех протестах тоже отметились сторонники Жирайра Сефиляна.

Чуть раньше, в октябре 2013 – мае 2014 года, в Армении шли протесты против перехода к накопительной пенсионной системе. Тогда появлялись различные гражданские инициативы: «Я против!», «Нет грабежу!» и еще несколько. При этом ни в 2015-м, ни в 2014 году в протестах не участвовала ни одна политическая партия из тех, что представлены в Национальном собрании республики или в Совете старейшин (городском парламенте) Еревана. Также и сегодня протестующие не столько поддерживают конкретных лидеров или захват заложников, сколько недовольны действующей властью.

Тут можно вспомнить, что в Армении люди в принципе привыкли очень активно выражать свой протест. Под лозунгами «Миацума» (единство с Нагорным Карабахом) в конце 1980-х республика с трехмиллионным населением собирала миллионные митинги. Практически ни одни президентские выборы в Армении не проходили без сверки их итогов с мнением улицы. События 1 марта 2008 года даже вошли в историю под названием «кровавая суббота». При этом одни и те же политики могли выступать и как охранители, защищающие существующий порядок, и как оппозиционеры, требующие смены власти. Так, например, было с Левоном Тер-Петросяном в 1996 году (когда после его победы на президентских выборах власти разгоняли массовые протесты) и в 2008 году (когда экс-глава государства, ставший оппозиционером, обвинял власти в нарушениях).

Смена поколений

Казалось бы, на протяжении всего постсоветского периода лидерам Армении удавалось успешно преодолевать такие кризисы. Так было после выборов 1996, 2003, 2008 годов или прошлогоднего «Электромайдана». Для этого использовались различные методы, от перетягивания оппозиционеров на свою сторону и частичных уступок до жесткого административного давления и даже политических преследований неугодных. Однако за все эти годы в Армении так и не удалось создать процедуру цивилизованной смены власти и обновления элит.

В результате в армянском обществе стала широко распространена своеобразная фетишизация перемен. Изменение существующего порядка становится самоцелью, а цена вопроса не принимается в серьезный расчет. Непраздный вопрос, в какой степени те, кто называет себя сторонниками «Предпарламента» или «Храбрыми сасунцами», готовы решать проблемы экономики, социальной сферы, внешней политики? Насколько адекватна их подготовка задачам управления государством?

Но сегодня против властей работает несколько новых факторов, от которых все сложнее отмахиваться. Прежде всего, это смена поколений. В активную общественную жизнь постепенно входят люди, родившиеся накануне или уже после распада СССР и поэтому не знающие никакой иной реальности, кроме национальной независимости. Их требования носят, как правило, максималистский характер, а представленность во власти, скажем мягко, ничтожно мала. Можно говорить о том, что их представления о будущем туманны и расплывчаты, но не считаться с ними с каждым годом будет все труднее.

При этом не удовлетворен запрос на альтернативное видение будущего страны. Стремление к переменам почти не представлено в политической элите Армении, где господствуют политики, сформировавшиеся еще в советские времена и ориентированные на поддержание сложных бюрократических балансов, но не на развитие. Существующий партийно-политический спектр не дает ни четких программ, ни ярких лидеров.

Отсюда возникает спрос на радикализм, включая и насильственные действия, и терроризм, что крайне опасно для самого существования Армении. И этот тезис вовсе не преувеличение в условиях неурегулированного конфликта в Нагорном Карабахе и существующей изоляции Армении. Две из ее четырех границ (турецкая и азербайджанская) закрыты, а две другие (грузинская и иранская) из-за особенностей отношений Грузии с Россией и Ирана с Западом тоже довольно проблемные окна во внешний мир.

Поэтому не стоит недооценивать роль апрельского обострения в Нагорном Карабахе в сегодняшних протестах. С точки зрения критиков, армянские власти не проявили тогда (и не проявляли ранее) достаточной жесткости, отстаивая национальные интересы страны. С этим связано и участие ветеранов карабахского конфликта в захвате полицейского поста. Другой вопрос, в какой степени реалистичны представления предпарламентариев и различных гражданских активистов о международной реальности, если они возлагают всю вину на власть и на поддерживающую ее Россию.

Роль России

То, что Москва пытается балансировать между Арменией и Азербайджаном, многих армянских политиков и общественных деятелей не устраивает, они требуют ясности в отношениях. Наверное, это недовольство могло бы остаться в спящем режиме, если бы не недавний всплеск насилия в Карабахе, где азербайджанская армия использовала приобретенное в России оружие. Можно сколько угодно говорить о том, что у Азербайджана четыре основных поставщика вооружений (помимо России, это Украина, Израиль и Турция, через которую в страну поступают и натовские образцы), в Армении все равно многие будут уверены, что такое поведение России недопустимо.

Особенно когда Армения – единственная страна Закавказья, согласившаяся участвовать в евразийских интеграционных проектах Москвы (ОДКБ и ЕАЭС). На ее территории располагается 102-я военная база Вооруженных сил РФ в Гюмри, а российские пограничники вместе со своими армянскими коллегами охраняют границы Армении. Наконец, самая большая часть армянской диаспоры (около 1,2 млн человек) живет в России. Все это, а также то, что Кремль теснейшим образом сотрудничает с действующей властью и практически игнорирует оппозиционеров и правозащитников, создает устойчивый негативный образ России, особенно среди представителей молодого поколения, не имеющих советского опыта и воспринимающих Россию просто как одного из внешних игроков.

В итоге протесты в Армении сопровождаются жесткой критикой в адрес России. Назвать сегодня эти взгляды доминирующими нельзя, но полагаться на прежнюю инерцию в отношениях между Ереваном и Москвой (так называемую дипломатию тостов) уже невозможно. Сколько угодно (и это будет справедливо) можно говорить, что НАТО не представляет для Армении альтернативу России (хотя бы потому, что в НАТО входит Турция), а Россия активно участвует в нагорно-карабахском урегулировании (именно в Москве достигли соглашения о прекращении огня в Карабахе после недавней эскалации). Однако без трансформации российской политики на армянском направлении дело не сдвинется.

России необходимо отказаться от односторонней ориентации на правящую элиту и заняться перестройкой своей мягкой силы с просоветской ностальгии на актуальные проблемы активных слоев населения страны. Застойный сценарий чреват украинизацией армянской политики, что вдвойне рискованно из-за неразрешенного конфликта в Нагорном Карабахе. Ведь любая нестабильность внутри Армении может закончиться обострением противостояния на линии соприкосновения, вмешательством внешних сил и нарастанием хаоса уже не в одной стране, а в целом регионе.

Впрочем, карабахский конфликт до определенного предела выступает и фактором сдерживания. Политические силы Армении, включая даже радикальных националистов, опасаются, что распри внутри страны спровоцируют их геополитических оппонентов на решительные действия. А это может поставить на кон национальную государственность Армении, а не только личную биографию отдельного политика. Другое дело, что вечно эксплуатировать этот сюжет не получится и рано или поздно Армении все равно придется решать связанные с этими политиками проблемы.