Фильм называется "Исповедь". Длится он час и шесть минут и состоит из двенадцати частей. Каждая часть - это отдельная тема. Но склеенная одной общей нитью. А нить эта - человек. Тот самый, о котором фильм.
ВЫ ЗНАЕТЕ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА. ОН ДАВНО И ШИРОКО ИЗВЕСТЕН. Врач, путешественник, писатель-публицист, общественный деятель. Именно эти основные ипостаси этого человека и называют, когда хотят представить его той или иной аудитории. Многогранность его талантов - это в известном смысле система, достойная уважения уже только тем, что с течением времени никогда не изменяет самой себе и не теряет собственной сути: всеохватного интереса к жизни во всех ее проявлениях. Никита Михалков, известный российский кинорежиссер, сказал о нем так: "Человек, который не теряет интереса к жизни, не дает его потерять и тем, кто вокруг него".
Еще в начале шестидесятых прошлого века русский писатель Леонид Жуховицкий, впервые познакомившись с ним, сразу же угадал в нем "человека интересного - без оговорок, на все случаи", который интересен "сам по себе, по характеру, по натуре". А в одном из своих очерков Леонид Жуховицкий, характеризуя его как личность, написал: "Это Зорий, только Зорий, именно Зорий - и никто иной". Фильм "Исповедь" о Зории Балаяне, его личностной системе, которая несет в себе самое трудное из всех видов человеческих занятий: искусство любить добро и ненавидеть зло. Фильм сделан армянским режиссером Аршаком Маркаряном, оператором Самвелом Бабасяном и творческой группой.
Почему все-таки исповедь? Это что, подведение итогов творческой жизни? Наверное, нет. Поскольку и на девятом десятке лет он по-прежнему в работе: пишет, оставаясь верным своему девизу - писатель должен писать, хотя его удручает то, что "не хватает дороги, не хватает путешествий": именно в дороге ему пишется и думается легче.
Но тогда, может, это некий самоотчет перед почитателями его таланта, этакий рассказ о "линии жизни"? Которая, как уже было сказано, интересна сама по себе, а значит, интересна и другим. Опять же не совсем в точку. Потому как в фильме сам Зорий не произносит ни слова. За него хорошо поставленным голосом текст читает диктор - актер Русского драматического театра Фред Давтян.
И ЧТО ЖЕ ОН ЧИТАЕТ? А ТО, ЧТО НАПИСАНО В КНИГАХ ЗОРИЯ БАЛАЯНА. То, из чего режиссеру, прочитавшему, по его же признанию, все восемь томов Собрания сочинений Зория Балаяна, изданных недавно в Москве, захотелось собрать в некий единый кинематографический ряд, по выражению Флобера, "огромность человеческого стремления", что в совокупности и создает высоконравственный смысл человеческого характера вкупе с его общественным поведением.
Отсюда и "Исповедь". Как правда о писателе, который однажды, зная, что "за всю свою жизнь умирал трижды", ужаснется при мысли о ненаписанной им книге, в которую надо поместить безупречный рассказ о родителях. Об отце, убитом в ГУЛАГе, и о матери, пережившей ГУЛАГ. О том, как в два года он вдруг на рефлекторном уровне почувствовал, как разом закончилось для него радостное и счастливое детство, обещанное вождем всех народов Сталиным. Потому что именно в день его рождения (10 февраля 1937 года) перед их домом в Степанакерте остановился черный воронок, после чего все вокруг стало другим, нерадостным. Нерадостной стала его мама, нерадостным стал ее голос. И он сам уже стал другим - нерадостным. А еще через пять лет то же произойдет и с радостью материнской любви, которой придется лишиться ровно на десять лет: для жен "врагов народа" всегда находился повод... И "в страшные годы, когда миллионы отцов и матерей были щепками", он и миллионы его сверстников были "мелкими опилками".
Адское зло сталинизма будет свирепствовать на одной шестой части суши планеты, ему же достанется непомерное Добро от мудрого старика Маркоса, который станет для него "домашним Аристотелем", который всегда был рядом.
Потом пройдет много лет, и он, поощренный тем же стариком Маркосом "за горизонт" - на Камчатку - после завершения мединститута, однажды, справляя в кругу друзей свой очередной день рождения, поймает себя на мысли о том, что ведь и отцу было столько же, сколько сейчас ему, - тридцать три года, возраст Христа. С этого дня, думая об отце, он начнет строить с ним виртуальные диалоги, рассказывая ему и о матери, и о себе. А еще и о Карабахе, и даже о жизни целой страны. Разумеется, диалоги эти не носили мистического характера, строились на конкретных фактах: семейно-бытовых или общественных. Все они и вошли впоследствии в книгу "Без права на смерть", в которой он захотел рассказать и рассказал о том, что пришлось пережить ему самому - мальчику-сироте; юноше-сыну врага народа; молодому мужчине-романтику; наконец, состоявшемуся писателю, которому было и есть что сказать людям. Тоже в своем роде исповедь, составными частями которой скреплялось множество истин, позволяющих по-новому взглянуть не только на прошлое, но и на реалии современности.
О РЕАЛИЯХ СОВРЕМЕННОСТИ. ИХ ФИЛЬМ ПРЕПОДНОСИТ, ЕСТЕСТВЕННО, своим кинематографическим языком, однако всецело основанном на публицистике Зория Балаяна советского и постсоветского периодов. Отдельные его эпизоды строятся на очерках, опубликованных в книге "Бездна". "Толпа", "Власть", "Раскол", "Традиции и надежды", "Уроки будущего", "Лжедемократия и кровь" и др. далеко не полный перечень тем, вошедших в фильм отдельными главами и повествующих об истинах как суровых реалиях жизни. И вместе с тем истинах как современных ранах Армении. И армянства в целом.
Одной из главных таких бед Зорий Балаян считает "некое воинственное пренебрежение властей к печати". В постсоветской Армении это стало чуть ли не традицией - мол, демократия того требует. И тогда, с одной стороны, никакой реакции на критику, с другой - сама критика возводит истину до абсурда. В итоге раскол, разочарование в обществе. Между тем - звучит с экрана - в самом термине "демократия" заключен некий самообман. Потому что спекулянты от демократии с пеной у рта ссылаются на народ, опираются на народ, говорят вроде бы от имени народа, прекрасно зная, что автократия - это когда лишь один человек имеет свое мнение; аристократия - когда мнение имеют лишь немногие, а вот народовластие... И в самом деле, что же народовластие? А это, как показывает жизнь, когда своего мнения не имеет никто. Незавидная перспектива для народа, не имеющего права на неправильный выбор. Особенно, когда страна и сам народ находятся в состоянии войны.
ФИЛЬМ, КОТОРЫЙ СОЗДАВАЛСЯ И МОНТИРОВАЛСЯ ЕЩЕ ДО АПРЕЛЬСКИХ СОБЫТИЙ В КАРАБАХЕ, своими кадрами-цитатами словно бы предвосхитил их мыслью о том, что на войне как на войне: нельзя больше преступно думать, что мы живем в мирное время и в демократическом государстве. Это и в самом деле самообман. Мысль эта красной нитью проходит практически через все главы фильма, заставляя задуматься о бесполезности иллюзий, которыми мы слишком часто заменяем неугодные нам реальности жизни.
Нет нужды в небольшой газетной статье подробно комментировать все без исключения главы созданного "по мотивам произведений" Зория Балаяна фильма, в котором сам герой предстает перед зрителем вовсе не актером, играющим самого себя. Подобная роль не для него. Просто всегда и везде Зорий - это Зорий, только Зорий, именно Зорий - и никто другой. Весьма необычная, вместе с тем и лестная характеристика личности, для которой "трудно назвать профессию".
А ведь и верно: кто же сумеет подобрать ту или иную грань между Зорием Балаяном-врачом и Зорием Балаяном-писателем? Он ведь не только лечил больных, живя долгие годы на Камчатке. Пропаганда здорового образа жизни на страницах газет - местных и центральных - это что, лечебное или писательское дело? А грань между писателем и путешественником? Путешествие по семи морям или двум океанам - это только география спортивного азарта или все-таки путь в глубь национальной истории? А заботы о столице Армении, пребывающей в беде аж с советских времен по наши дни по причине пресловутой урбанизации, это журналистика или общественная деятельность?
Действительно, трудно отделить одно от другого. Все в нем слито воедино. Все в нем перемежается в одной, что называется, цельности - в одном теле и в одной душе, создавая некую, уже отдельную ипостась интересного общественного бытия.
Уточним: знаменитого бытия. Бытия как судьбы. И бытия как легенды. Сотворенных собственной жизнью. И от них - судьбы и легенды - он не дает себе права отворачиваться, потому как не размышляет о них всуе, а распоряжается ими в полной гармонии с самим собой. Распоряжается во благо, всегда помня библейские наставления своего деда Маркоса: любить добро и ненавидеть зло. Фильм "Исповедь", первый показ которого состоялся в кинозале Российско-Армянского (Славянского) Университета 29 апреля сего года, именно об этом.
