25 февраля Познер проводит творческий вечер в Минске. В преддверии этой встречи интернет-портал «» обратился к Владимиру Владимировичу с просьбой высказать свою точку зрения о происходящих в Европе событиях, связанных с беженцами.
Проблема беженцев в европейских странах имеет, на мой взгляд, несколько важных первопричин. Прежде всего, происходит серьезная путаница, когда стóит употреблять слово «беженец», а когда — «иммигрант». Иммигрант — это человек, который решил уехать жить в другую страну, потому что ему там интереснее, потому что он считает, что там больше возможностей. Беженец — это совершенно иное. Беженец — человек, который спасает свою жизнь, спасается от погромов, войны, преследований. И в Европе, и у нас, на постсоветском пространстве, в последнее время два этих термина приводят к одному общему знаменателю, что в корне неверно. Если бы разницу четко обозначили, людской поток, хлынувший в Европу, уменьшился бы в разы.
Помимо этого, стоит понимать, что есть разные типы беженцев. Например, беженцы, которые приехали в Европу и Америку из революционной России, были очень близки к менталитету и окружению своей новой родины. Сегодня же большинство беженцев в Европе — это люди абсолютно другой культуры, веры, с совершенно иными привычками. И конечно, они гораздо тяжелее вписываются в европейский контекст. Или вообще не вписываются.
Например, когда в воспитании человека заложено, что женщина должна одеваться определенным образом, ему очень трудно принять некую иную точку зрения, даже учитывая, что это «чужой монастырь», куда он не может прийти со своим «уставом». Большинство из тех, кто сегодня «бежит» в Европу, — люди бедные, с низким уровнем образования и очень увлеченные своими религиозными взглядами. Это все сильно осложняет.
Говорят, что в последние десятилетия в Европу и так приехало много мусульман. Но стоит понимать, что это были не беженцы. Очень многие турки, живущие сегодня в Германии, являются бывшими гастарбайтерами, которых пригласили. В какой-то момент им сказали: «Нам нужны ваши рабочие руки». Что до большинства алжирцев, приехавших во Францию, они прибыли не во время войны на родине, а уже после того, как Алжир стал независимой страной. Франция предложила этим людям возможность иммиграции, в том числе и потому, что чувствовала вину за определенные исторические события — когда страна выступала в роли колонизатора. К слову, иммигрантам из Алжира давали определенные льготы, которые со временем стали ими восприниматься как само собой разумеющееся, и на этой почве возникли всякие трения и конфликты. Примерно та же картина — ощущение исторической вины — наблюдается в Германии.
Так вот, многие среди тех, кто сегодня приезжает в Европу, — совсем даже не беженцы. Это люди, которые просто воспользовались ситуацией, потому что иначе они вряд ли могли бы рассчитывать на иммиграцию. Иммигрантов ведь в страну пускают в определенном количестве. И определенного «качества», кстати, тоже.
Там, где речь действительно идет о беженцах, например жителях Сирии, вопрос «пускать или не пускать» не стоит. В гораздо меньшей степени это может касаться Ирака. Я призываю выработать четкие критерии, которые бы позволяли отсеивать действительно нуждающихся в защите людей от тех, кто, как говорилось выше, воспользовался моментом.
Почему иммигранты и беженцы выбирают такие страны, как Германия и Швеция? Думаю, причина — сарафанное радио. Они слышали, что наиболее высокий уровень жизни именно в этих странах, и прекрасно знают, что в Германии к иммигрантам из стран третьего мира относятся хорошо, потому что у немцев до сих пор есть чувство вины за то, что происходило во времена Гитлера. Потому немцы сверхполиткорректны.
Вместе с тем во Францию в последнее время прибывает не так много беженцев, потому что французы довольно жестко ставят вопрос о том, кого принимать, а кого нет. Получается, что Германия стала заложницей своей толерантности и чувства вины.
Нас пугают, что уже через 10—15 лет вся Европа будет застроена минаретами, женщины на улицах будут ходить в хиджабах, а сама по себе европейская культура растворится в «свежей крови». Мне кажется, такого никогда не произойдет. Но при этом у меня есть опасения, что возникшая сегодня ситуация в конечном итоге может привести к большой крови. Потому что европейцы не потерпят какого-либо насилия над собой. Они примут самые жесткие, в том числе и физические, меры сопротивления, как только почувствуют, что кто-то посягнул на их образ жизни и культуру. А так как европейцев в Европе все-таки гораздо больше, чем беженцев, все закончится достаточно быстро. То, что происходит сейчас, скорее эпизодические стычки, которые могут в ближайшее время развиться в открытое противостояние.
