Вопрос: Вопрос советского мальчика, прожившего 30 лет в городе Сургуте, которому посчастливилось попасть сюда и задать Вам вопрос. Телевидение мельчает, но слава богу есть интернет. Есть такие ресурсы как Youtube и другие, если ты ищешь знаний, если ищешь другую точку зрения – то достаточно кликнуть мышью и получить эти знания. Но мой вопрос о другом, извечный русский вопрос: «Что делать?».
В. Познер: С чем?
Продолжение вопроса: С жизнью. (Смех в зале)
В. Познер: Вы знаете, на такой вопрос даже и нет ответа, каждый решает сам. Я например знаю, что делать со своей жизнью. Для меня нет никаких сомнений, что делать с жизнью. Если у вас есть – это ваша проблема; я понимаю, почему она есть: может быть, вам не нравится ваша работа. Может быть, вы себя не нашли в этой работе, вы не чувствуете, что – вот, это мое. Надо наверное искать. Может быть, вы себя не нашли в семье. Может, еще какие-то вещи. Человек задает себе вопрос, а зачем я? Вообще для чего я появился на свет? Это вообще извечный вопрос, и наверное самое трудное – это найти на него ответ. Когда меня спрашивают – а что такое счастье, на ваш взгляд? – я говорю – прежде всего, это узнать себя. Понять, кто ты. Потому что когда ты это поймешь – уже все остальное – получится. А вообще у нас это очень русская такая вещь, и советская, вот такая, знаете ли, вечная слеза. Я потому и говорю, что Пушкин-то не был русским на самом деле. Он же веселый! Он же веселый, он улыбается все время, и даже печаль его светла. Так что вот эта вот африканская прививка – она в нем живет. Сравните его с Лермонтовым. Это ужас! Лермонтов – такой мрачняга… Это очень такое характерное. И может быть в этом есть что-то такое даже позитивное, потому что это вечный поиск – вечный поиск того, чтобы было лучше.
И кстати мой несомненный противник Рогозин – я вчера процитировал его о космосе, что такое для русского человека космос – он очень поэтически это сказал. Я это могу признать, а он мой противник, абсолютно. Вероятно, если бы мог – расстрелял бы, возможно. Возможно. Но это он здорово сформулировал – вот это вот стремление русского человека к неизведанному, стремление понять – то есть не успокаиваться, не просто вот так вот жить и жить. Нет, его все время свербит. Так что и у вас свербит, а ответа у меня нет.
Вопрос: Владимир Владимирович, вы пишете стихи?
В. Познер: Я – стихи? Нет.
Продолжение вопроса: Ваша дочь – композитор, пишет музыку.
В. Познер: Да.
Продолжение вопроса: Ваша внучка поет.
В. Познер: Поет, да. Но непрофессионально.
Продолжение вопроса: Не важно. А никогда не приходила вам мысль о том, чтобы собраться и спеть? Поклонники вашего таланта были бы рады. Вас любят…
В. Познер: Спасибо. Вы знаете, тут вот как. На самом деле я никогда не хотел быть поэтом, но я хотел переводить стихи – английских поэтов, главным образом времен Шекспира, Елизаветы I. Ну вот, и довольно много перевел, моего любимого Джона Данна и других, но потом я понял, что не хочу этим заниматься всю жизнь, а так – для баловства, честно говоря. Потом переводил прозу кое-какую, и сейчас иногда перевожу. Просто я люблю это, это такой вызов, потому что – ну все равно ты проиграешь, ты все равно не можешь это перевести так, чтобы это было точно и адекватно. Не получится! Но стремление – это очень интересно. Короче говоря, стихи – нет. Но на самом деле я иногда пою. Человек я довольно музыкальный, и бывает, что я пою – действительно моя дочь, композитор, хороший композитор и пианист, она же окончила Московскую консерваторию с двумя красными дипломами – пианист и композитор. Ну а моя внучка Маша – это вообще странное явление. Она вообще слишком одарена, и поэтому не может никак определиться: у нее все получается. Уже пять языков… Сейчас она занимается какими-то компьютерными, я в этом ничего не понимаю, и у нее голос как колокольчик, она очень музыкальна, играет на флейте – ну и иногда тоже поет. Иногда мы с ней вместе поем.
Мы с ней вместе поем, а катя – дочь – играет.
И я подумал, что когда меня выгонят с телевидения (смех в зале), и надо будет чем-то зарабатывать, вот тогда мы может быть что-нибудь такое сбацаем.
Вопрос: Если позволите, два вопроса. Один – в продолжение темы телевидения: сравнивая мои впечатления, восприятие сегодняшнего телевидения, которое не то чтобы совсем не смотрю, но стараюсь это дозировать, и мои уже достаточно поверхностные воспоминания о советском телевидении, у меня создается впечатление, что с точки зрения новостной политики и пропаганды, влияния на аудиторию сегодняшнее телевидение – более эффективно. Позднесоветская пропаганда – была очень беззубой.
В. Познер: Тупая. Она была зубастая, но тупая.
Продолжение вопроса: …Но воспринималась иронично, мыслящими людьми во всяком случае. И как только этот репрессивный накал сошел, как только стало не страшно – в это уже никто не верил. И все очень быстро развалилось. Теперешнее телевидение, мне кажется, эффективнее. Пропаганда работает, механизм раскручен и я склонен верить, что действительно 80% поддерживают власть.
В. Познер: Так и есть. Так и есть, конечно.
Продолжение вопроса: И мой вопрос такой: как вы это объясняете, куда делось то разумное невосприятие, тот разумный иммунитет, который в советском обществе был в 70-80-е годы?
В. Познер: Отвечу, как я думаю. Вообще говоря, я как человек хорошо думающий, помнящий советский режим – я все-таки приехал сюда в декабре 1952 года, еще Сталин был жив (через два месяца, к счастью, он дал дуба – иначе моему отцу было бы очень плохо, я думаю, что и мне тоже было бы плохо – мне шел все-таки 19-й год, да и маме нашей могло быть плохо, и брат мой оказался бы в каком-нибудь там доме для детей врагов народа) – я просто рос дальше в Советском Союзе. И я помню, какая была вера. Я-то хорошо помню. Я помню, что было, когда умер Сталин. Я помню, что было, когда я, будучи студентом, ездил на целинные земли, как мы ездили на строительство Братской ГЭС. Я же помню это все.
Я помню, какой ужас был, когда был ХХ съезд и нам читали выступление Хрущева, разоблачающее Сталина. Помню, как плакали люди, которые верили. Это все было! А когда происходят вот такие вещи, когда бьют по твоей вере – причем это не просто вера, это вера, ради которой люди жертвовали покоем, жизнью, близкими – черт знает чем, недоедали, недосыпали, жили как не знаю что – в коммуналках и так далее – когда выясняется, что это все было зря, то и возникает то, о чем вы говорите. Это не то что здоровый скепсис, это неверие. Хорошо, что у русских вообще развито чувство юмора, и поэтому над этим смеялись. Но это смех был такой, грустный. Один из моих самых любимых анекдотов:
Человек прибегает в поликлинику и говорит, что ему нужен врач «ухо-глаз». Ему сестра говорит – да нет такого, есть ухо-горло-нос. И есть глазник.
– Да нет, вы не поняли, мне нужен ухо-глаз.
– Товарищ, я вам русским языком говорю: такого врача нет.
– Да не надо мне говорить, что нет. Мне нужен врач ухо-глаз.
Это долго продолжается, и в конце-концов она ему говорит:
– Слушайте, ну нет такого врача. Но если бы он был – зачем он вам?
– Как зачем? Я слышу одно, а вижу другое!
Вот это и было отношение, понимаете? Очень точное, к тому, что происходило. Теперь давайте возьмем то, что происходило дальше. Был великий Советский Союз, гордость, пуская нас не очень любили, но зато уважали, и уж боялись – так точно. Как говорил один человек, «когда Советский Союз чихает, весь мир простужается». Влияние было огромное, было ощущение своего величия. А потом это все ухнуло куда-то. И дальше – недолго очень был Горбачев. Кто знает, как было бы, если бы он остался, но его очень умело выпер Ельцин. Каким образом? Тем, что он ведь развалил Советский Союз. Президент Советского Союза был Горбачев. Если нет Советского Союза – то и нет президента, а есть президент Российской Федерации. А им был Ельцин. Простая такая двухходовка.
И уже тогда стало ощущаться, что с Россией не считаются. Сидите. Вы проиграли холодную войну – ну и молчите, и нечего. И конечно у людей накапливается это чувство – ну как же так, мы же великий народ, мы же великая страна.
Путин – нравится он нам, не нравится он нам – но мы должны уметь объективно судить, вне зависимости от того, нравится или нет. Путин – тот человек, который заставил мир так или иначе считаться с Россией. Который в конце концов в 2007 году в Мюнхене произнес знаменитую речь, в которой сказал, что нет, хватит, с нами так больше обращаться нельзя. Эти 80%, и даже 90%, которые поддерживают – вот почему поддерживают. Он вернул этим людям чувство некоторой гордости, чувство собственного достоинства. А это очень важно. Да, интеллигенция против – это другое дело. Интеллигенции мало. Если она вообще есть, потому что интеллигенцию все-таки уничтожали. Так что Дума – не пользуется уважением, Совет Федерации – не пользуется уважением. Судебная система – не пользуется уважением. Армия – более или менее, в районе 54%. Церковь – примерно то же самое. Так что нельзя сказать, что народ весь оболванен и так далее. Народ на самом деле благодарен Путину – за то, что он им вернул вот это вот чувство, что да, мы – великий русский народ. То, что американские президенты постоянно говорят своему народу. Так, чтобы тут не было сомнений. Поэтому ничего удивительного в этом нет. Эти 80% – это ведь результат исследований, в частности, «Левады-центра», который является абсолютно независимым, объективным и профессиональным оценщиком общественного мнения. Как долго это будет продолжаться – это вопрос другой. Если уровень жизни будет падать и дальше – а скорее всего это так и будет, если будут какие-то ухудшения, если Путин допустит какие-то ошибки, то эти 80% уйдут. А в чем реклама работает телевизионная – она скорее работает на отрицательное: вот американцы – плохие. Вот это очень работает. Это так.
