Существуют люди, потребность общения с которыми у меня, наверное, никогда не иссякнет. К счастью, в армянском народе, да и в моем окружении, таких людей много. люди, у которых не зазорно учиться, и которые сами не прочь впитать от тебя новые знания, словом, люди небезразличные и компетентные. Одним из них является мой давний друг, известный востоковед, профессор Гарник АСАТРЯН, с которым мы договорились провести для читателей «Voskanapat.info» несколько бесед по самым различным аспектам современной гуманитарной науки, региональной политике, этническим процессам и т.д. Тема нашей сегодняшней беседы: возможно ли совместить интересы науки и политики? Надеюсь, наша «частная» беседа заинтересует и наших читателей.
Наука и политика
Гарник Серобович, я бы хотел, чтобы мы сегодня побеседовали о взаимоотношениях исторической науки, а, скорее, гуманитарной мысли и политики. Насколько они взаимосвязаны, насколько политика обусловливает термины и тенденции в исторической науке?
Вообще, Левон Грантович, это извечный вопрос: все тексты, выходящие из-под человеческого пера, обязательно несут на себе отпечаток личности автора, его социально-политической и нравственной ориентации, его характера, его видения, мировоззрения и т.д. Абсолютно объективного текста не бывает: будь то исторический труд, лингвистический этюд или философский трактат. Но истинный ученый всегда держится в пределах метаязыка той науки, которой он служит - история, лингвистика и т.д., то есть его анализ основывается исключительно на обьективных параметрах, обьективных данных, в строгом соответствии с методологией и понятийным аппаратом конкретной области. Личностные характеристики ученого, привнесенные в текст, не должны оттенять академизм созданного им труда. Они, в лучшем случае, могут быть манифестированы в стилистике, в пафосе, а в худшем случае – в субъективной расстановке акцентов. Так что всегда можно четко отличить академический труд от любительского, политически направленного сочинения: стоит лишь бегло перелистать работу и заглянуть в библиографию. Есть параметры, по которым искушенному ученому легко определить - профессионалом ли написан текст, дилетантом или ангажированным автором.
Вы допускаете ситуацию, в которой ученый вынужденно прибегает к политической коньюнктуре?
Ученый – прежде всего человек, со свойственными ему слабостями. Так что по большому счету, это – еще и личный выбор. Причем, в определенной историчексой ситуации этот выбор может быть достаточно драматичным. Яркий пример тому – судьбы двух выдающихся европейских востоковедов – норвежца Георга Моргенстьерне и немца Ганса Гейнриха Шедера.
В разгар фашистской оккупации Норвегии Моргенстьерне прочел в университете Осло лекцию, смысл которой сводился к тому, что единственными ариями Европы (если уж вообще допустимо употреблять этот термин по отношению к современности) являются преследуемые фашистами цыгане. За подобное оскорбление «истинных арийцев» - фашистов, Моргенстьерне прошлось провести месяц в заключении. Шедер же вступил в нацистскую партию и в некоторых трудах – хотя и осторожно – позволил себе коньюнктурные высказывания на тему арийства. И это осталось пятном в биографии действительно гениального ученого! Более того, даже десятилетия спустя специалисты старались избегать ссылок на его труды: я и сам только в аспирантские годы открыл для себя Шедера! Вот что значит научная биография в историческом разрезе!
Добавлю к вашему рассказу одну историю. Весной 1994 года я встречался с широко известным тогда, да и сейчас, авторитетным американским политологом Полом Гоблом, автором нашумевшего «плана Гобла». Беседовали мы более двух часов (он, кстати, неплохо владеет русским языком): Гобл старался убедить меня в правильности принятия его плана, я – ровно обратно, доказывал его абсурдность. В конце разговора на эту тему, когда у него, видимо, не осталось аргументов, Пол вдруг заявил: «Не требуйте от меня лишнего, и не пытайтесь переубедить меня. Я служу своей стране». И тогда и сейчас я воспринимаю эти его слова как подтверждение ангажированности его «плана». Значит ли это, по-вашему, что и профессионал может быть ангажирован? Не станем же мы отрицать профессионализм Пола Гобла?
Надо сказать, что в случае с настоящим профессионалом это все же бывает крайне редко. И даже если ученый – не номинальный, а подлинный – по каким-то причинам прибегает к фальсификации и научной мухлевке, он все равно оставляет место для альтернативного истолкования той или иной проблемы. Взять, к примеру, азербайджанского историка Играра Алиева. Человек – действительно профессионал, написавший ряд стоящих трудов, в целом избегавший затрагивания вопросов, касающихся Армении и армянства. Конечно, в его работах можно заметить смещение акцентов по тем или иным проблемам, умалчивание фактов и т.д., но в целом этот человек никогда не был замечен в явных фальсификаторских деяниях. Что касается Пола Гобла, то он не ученый в академическом смысле этого слова, а, скорее, политический аналитик, так что Бог велел, чтобы он «служил своей стране».
И. Алиев, насколько мне известно, был талышом, и не очень стремился фальсифицировать и «отуречивать» историю края, хотя отдельные конъюнктурные работы у него есть. Но вот другой пример, Зия Буниятов, тоже ведь был профессионалом, но в то же время он известен как отъявленный фальсификатор. Профессионалом я считаю и неисправимую, можно даже сказать, мошенницу – рецидивистку Фариду Мамедову.
Буниятов, конечно, был неплохой арабист, но это был не ученый в академическом смысле, а знаток корпуса текстов, которых на востоке называют адиб – то есть человек, обладающий набором знаний, но не носитель академизма. Среди таких адибов есть много выдающихся людей в Иране, в Армении и т.д., которые внесли определеный вклад в развитие той или иной отрасли науки. Из армян я могу назвать, например, Лео, из иранцев – Саида Нафиси.
В случае же с Буниятовым мы имеем дело, скорее, с политиком, чем с ученым или адибом. Он четко выполнял установки по разработке теоретических основ так называемого азербайджанского проекта создания истории и культурно-цивилизационных параметров искусственного образования под названием Азербайджанская республика. В аспирантские мои годы в Ленинграде я дважды встречался с ним в компании моих азербайджанских однокашников. Насколько я могу судить по этому кратковременному общению, это был человек с неспокойным внутренним миром, с постоянной внутренней неудовлетворенностью. Я это связываю с тем, что он, наверное, понимал, что занимается псевдонаукой, хотя знал, я уверен, параметры истинной науки, и совесть адиба, видать, была в постоянном противоборстве с его коньюнктурной позицией. И, самое главное, он, безусловно, чувствовал эфемерность собственных усилий по укреплению азербайджанского проекта. Не удивительно, что в последние годы жизни, уже после распада Советского Союза, он стал говорить и писать о вещах, о которых раньше и словом бы не обмолвился. Именно тогда он наиболее осязаемо почувствовал, что его жизнь прошла даром и что его многолетний труд по созданию исторической базы для азербайджанского проекта, по сути, были напрасны. Буниятов - трагическая фигура, ибо он понимал, что делает и осознал в конце жизни тщетность всего, что он сотворил.
Да и кончилась его жизнь трагически. Помните, вначале его сын терроризировал Баку, будучи военным комендантом города, специально назначенным, конечно, а потом его самого убили у подъезда собственного дома?
Порой человек просто делает порочный выбор – карьера, пусть и псевдонаучная, материальные блага, приближенность к власти и т.д. Так что профессиональных навыков еще не достаточно, чтобы человек стал ученым. Профессионалом становятся только тогда, когда академизм входит в кровь и плоть человека и сочетается с моральным кодексом и честью. А это видно только в разрезе всей биографии – многих лет неустанного труда на благо науки. А Играр Алиев, Левон Грантович, был татом, насколько мне известно, а не талышом.
Фариду Мамедову же можно считать профессионалом лишь с большими оговорками. Она была аспиранткой покойного професора Карена Никитича Юзбашяна, который, помнится, характеризовал ее как довольно посредственную ученицу, так и не научившуюся адекватно читать и толковать армянский текст. Я вас понимаю, впечатление профессионала она оставляет исключительно благодаря тому, что научилась довольно уместно употребять терминологию и понятийный аппарат исторической науки. Но на самом деле глубинные основопалагающие категории, на которых собственно и зиждится данная отрасль знания, ей не ведомы. Есть, кстати, такая группа людей, прошедших некую школу у известного ученого, с хорошей памятью и смекалкой, которые живо и проворно оперируют полученной информацией, но на самом деле они такие же пустышки, как и остальные, а в некотором смысле даже хуже, ибо они, к тому же, как правило, лишены элементарных моральных норм и чести. Фарида Мамедова яркий пример такой категории псевдоученых.
Возможно, некоторые конъюнктурщики даже тешили себя иллюзорной мыслью, что они делают благое дело ради Родины, ради собственного народа, но, на самом деле, все их наследие в конечном счете стало макулатурой и не более. В Азербайджане, в частности, подобные личности принесли лишь вред своему народу, привили ему комплексы, абсолютно не обоснованные амбиции, которые инициировали поиск ложных идентичностей и породили в конечном итоге внутреннюю нервозность и агрессию. Именно поэтому, главное, что сегодня угрожает Азербайджану – это не межэтническая напряженность, не плачевное состояние экономики и не порочный режим, а кризис идентичности, во многом порожденный трудами Буниятова и его последователей.
Возможно, Играр Алиев был татом – не буду спорить, однако смысл сказанного мной от этого не меняется: И. Алиев не был заинтересован в искусственной тюркизации истории края. И это при том, что фальсификация истории всегда была частью азербайджанской действительности. Так что не удивительно, что даже хорошо образованные люди не могли не поддаться порой мейнстриму среды...
Да. Общественно-политическая среда в Азербайджане не давала шанса настоящиму исследователю проявить себя, заниматься чем-то серьезным. Сразу ставились так сказать «патриотические задачи», которые надо было решать: народ не знает, кто они такие: иранцы, тюрки.., кто их настоящие предки – мидийцы, парфяне или центральноазиатские тюрки. У народа даже нет собственного этнонима, названия: интересная получается вещь – вновь образовавшуюся страну искусственно называют именем одной из провинций соседней страны, а производным от нее этнонимом обозначают населяющие ее мусульманские группы. Словом, перед историками и вообще обществоведами вновь появившейся искусственной страны стояла действительно трудная задача: нужно было всю историю края и региона перекроить заново, переписать исторические факты, переиначить события, полностью поменять этническую атрибуцию целых регионов и известных исторических личностей. Предстояло обосновать историческую и культурную первозданность народа на данной территории. Нужно было, в конце концов, консолидировать разноязычную массу в единую нацию, что, конечно же, так и не удалось осуществить. Кстати, субъективным истолкованием фактов и манипуляцией материалом отмечены даже исследования по генетике.
Я вообще считаю, что страны под названием Азербайджанская республика не существует в природе. Это – организация. Организация, вобравшая в свою орбиту части стран армян, лезгин, талышей. Страна, это – место, где формировалась нация, где народ, выражусь немного поэтично, словно виноградная лоза объял всю природу, где каждый камень является частью истории, где творилась история народа. Как можно называть страной территорию, которая, как вы правильно сказали, получила искусственное название и где живут племена, все еще не объединившиеся в единую нацию. Им повезло с природными ресурсами на отнятой у других людей, и сейчас они используют не свои богатства для подкупа чужих ученых и просто журналистов, согласных закрывать глаза на истину и работать на их пропаганду. Видим же мы, как Азербайджану порой удается проталкивать в международных кругах свои идеи. Появляются же антиармянские российские и западные авторы, которые пляшут под дудку азербайджанского агитпропа. Так значит, усилия азербайджанских псевдоученых отнюдь не тщетны?
Я ответственно заявляю, что ни один из элементов, разработанных в недрах азербайджанской псевдонаучной среды, не вошел в научный оборот на Западе. Более того, я уверен: все, что издается в Баку, никто и не читает. Не важно – это солидно изданные дорогие тома или скромные агитпроповские брошюры-бюллетени. Эти издания презрительно называются на Западе “local publications” и не рассматриваются всерьез. Другое дело, что в западных кругах есть люди, которые выполняют заказы Баку, получая огромные гонорары. Так же, как есть и авторы, выполняющие заказы курдских политических кругов за большие деньги и т.д. В этом нет ничего нового и удивительного. Но это же не наука! Подобные авторы хорошо известны, их все знают. Азербайджанским структурам порой и на самом деле, как вы говорите, удается провести в отдельных странах кое-какие из своих проектов. Но это – не результат внедрения их научных идей, а итог удачного ангажемента с помощью больших финансовых вливаний. Да и это по большому счету тоже им ничего не дает. Открытие, например, памятника Низами как азербайджанского поэта в Италии вызвало бурю негодования не только в среде профессиональных итальянских востоковедов – возмутилась серьезная часть образованной интеллигенции. Так что эффект был даже обратный. Если кто и слышал, что Низами – азербайджанец, теперь наверняка узнали, что к тюркам это не имет никакого отношения. Так что это им дало? Ничего! Одним словом, науку невозможно подменить политической стряпней. Ничего не получится. Это вам не памятник Гейдару Алиеву в Тбилиси открыть. В европейской научной среде подобная местечковость пока еще не проходит.
Помнится, одно время шли ожесточенные дебаты между азербайджанскими и армянскими учеными, но сейчас, как будто, все стихло. Чем это обьясняется?
Да, это шло еще с Советского периода. А после распада Союза подобные словесные баталии существенно усилились, ведь шел активный этап создания идеологий независимых государств. В Азербайджане этот процесс продемонстрировал крайнюю уязвимость населения в вопросе идентичности. На нынешнем этапе, понимая бесперспективность и контрпродуктивность подобной дискуссии, дебаты как-то сошли на нет. Хотя то и дело в Азербайджане выходят отдельные публикации антиармянского содержания – некоего Мехтиева и иже с ним. Честно говоря, я всегда был против вступления в бесплодную полемику с представителями, так сказать, азербайджанской гуманитарной мысли. Полемику можно вести, когда обе стороны оперируют единым метаязыком, употребляют единый понятийный аппарат, единую терминологию. В данном же случае говорить о научной дискуссии не приходится.
То есть вы однозначно считаете, что недопустимо смешивать политику и науку...
Да, там, где начинается политика, кончается наука. Более того, это даже опасно – вредно прежде всего для народов, как бы «в пользу» которых делаются «поправки» в истории, лингвистике и т.д. Азербайджан и азербайджанская действительность тут – наиболее яркий пример. А что касается нас, то мы вообще не нуждаемся в подобных «коррекциях» - наши история и культура не требуют перекраивания в русле политической выгоды. Академизм и научная объективность – наши сторонники. Историческая правда – наш главный политический дивидент.
У меня, простите, такое ощущение, что в данном контексте вы не совсем правильно воспринимаете слово «политика», представляя ее как средство влияния на науку в сторону ложных коррекций. Политика отнюдь не грязное дело, как ее часто преподносят. Согласитесь, это тоже политика: проводить исследования, разрабатывать, преподносить науку в истинном виде. Политика может поставить задачу перед наукой, в том числе для выявления исторической правды, но это далеко не всегда означает, что она будет вмешиваться в ее результаты. Нашей правды за глаза хватит, чтобы нивелировать и нейтрализовать чужую ложь.
То, о чем вы говорите, это и есть наука в чистом виде. Я имел в виду, так называемые «исследования», результат которых предрешен политическими интересами. И таких примеров в истории Азербайджана, к сожалению, много. Говоря о политике, конечно же, я имею в виду лишь политическию направленность, подведение фактов и научного анализа под определенные политические задачи.
