Вопрос: Я смотрел все ваши фильмы, классные. Повис вопрос: вы атеист. Вот вы видите людей, общаетесь в Интернете – и вот человек умер, его нет, закончено. И тут же какая-то другая серия, вы стоите в храме и говорите: человеческая душа и так далее. Я заметил: часто такие используете такие слова, как душа, дух... То есть с одной стороны атеизм, с другой – употребление таких слов...
В. Познер: Ну, да. Я говорю «слава богу». Это ни о чем не говорит, фигура речи. Или могу сказать, например: пошел к черту – это не значит, что верю в черта. Это просто части речи. Говоря «душа», всерьез я не верю, что это душа. Никакой души, по-моему, нет, и пятый день, сороковой день, сто сороковой день – я в это не верю. Когда я говорю, что душа радуется, я имею в виду, что радость внутри. Я смотрю на что-то и – в восторге. Люди это построили, подумать только, на что мы способны!
Но не в религиозном смысле, нет. Я абсолютный атеист и завидую иногда верующим: для верующего человека вера – это огромная поддержка. И уверенность в том, что жизнь не кончается смертью – это прекрасно, если веришь. Думаешь: вот, я увижу своих родителей – как здорово, если ты веришь в это. Я понимаю, что этого не будет. Иногда хотелось бы верить, но никак не могу.
Вопрос: По поводу прессы. Сейчас нет никакого сомнения, что сейчас пресса зависит от государства. Как вы считаете, независимая пресса – это вещь реальная или какая-то теоретическая вещь?
В. Познер: Умный человек, который написал Декларацию независимости Соединенных Штатов Америки и стал третьим президентом Соединенных Штатов Америки, когда-то сказал: «Если бы я должен был выбрать правительство без прессы или прессу без правительства, я бы выбрал второе». То есть в некоторых странах важность прессы, средств массовой информации кардинально важны. Что значит независимые? – я подчеркиваю: независимые от власти. Это вполне реально. Но быть вообще независимым – нет: если я хозяин, значит, она, пресса, от меня зависит. Если я зарабатываю деньги, то я, конечно, завишу в какой-то степени и от рекламодателя. Но я настаиваю на том, что – независима от власти. Это очень важно.
Вопрос: Конкретно – где это есть?
В. Познер: Я могу назвать вам массу стран. Попробуй Белый дом сказать что-нибудь про «Нью-Йорк таймс». Только пускай рот откроет – президента не будет на следующий день. Это даже невозможно себе представить. Чтобы президент или его помощник позвонил в «Нью-Йорк таймс» и сказал: «Слушайте, не печатайте вот это!» Я понимаю, что вам трудно в это поверить, но это так. Или воФранции, или в Германии – это невозможно! Что значит «через третьи лица дойдет»? Другое дело, можно оказать давление, но это же другое дело. И между прочим, это взаимное давление. Вы знаете, что американская пресса сняла Никсона? Она его сняла! Уотергейтское дело кто раскрыл? – Газета «Вашингтон пост». Пытались все что угодно с ней сделать. Но ему пришлось подать в отставку. Президент Соединенных Штатов – не какой-то там Гватемалы. Из-за «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» президент Джонсон не баллотировался на второй срок. Потому что они опубликовали так называемые «Пентагоновские бумаги». Нет-нет, другое дело, можно попытаться как-то попросить, но очень деликатно. Но не дай бог публично – смертельно опасно. Это другое представление о роли средств массовой информации.
Вопрос: А нельзя ли как-то и в России добиться такого?
В. Познер: Это потребует времени. Знаете, когда приехал Карл Чапек (был такой замечательный чешский писатель) в Лондон в 1926 году, он поразился газонам: зеленые, плотные газоны, люди лежат на них, играют на них в футбол, пикники на них устраивают – и все равно газоны в полном порядке. И он обратился к садовнику: «Сэр, в чем секрет ваших газонов?», на что тот ему ответил: « Сэр, никакого секрета нет, их просто надо стричь каждый день в течение 300 лет.
Вопрос: В вашей биографии есть факт – вы не очень любили немцев и Германиюодно время, насколько я знаю. Но так судьба сложилась, что у вас внук – немец. Как вы подходите к этому. Что произошло. Известно, что внуков больше любят, чем детей. Это доказано.
В. Познер: Ничего это не доказано. Я лично свою дочь люблю больше всего. Любовь – это сугубо эмоциональная вещь.
Я все-таки военный ребенок был – в том смысле, что все очень хорошо помню. Папа мне показывал некоторые фильмы. И конечно, когда мы уехали из Германии (я там был четыре года), поначалу по-русски не говорил и поэтому, конечно, для русских я был немец. А то, что меня кто-то мог считать немцем, для меня вообще невозможно было пережить. Уехали через четыре года, и я поклялся, что больше моей ноги не будет в этой проклятой стране. Еще в ответ на ваш вопрос: есть такая прекрасная английская пословица: если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах. В первый раз мне пришлось вернуться в Германию, когда мой отец получил там тяжелый инфаркт с клинической смертью, это было в Дрездене. И меня мама вызвала, но меня не выпустили, мне отказали, поскольку меня КГБ не жаловало. Но у отца был очень близкий друг, кагебешный, и он добился того, чтобы меня выпустили. Но я не считал, что я поехал в Германию. Я считал, что я поехал к отцу, и мы привезем его в Москву. В общем, закрыл на это глаза. И больше я туда не ездил. Ну, а потом моя славная дочь не нашла ничего лучшего, чем... А я ее действительно люблю, и она меня любит – и я стал ездить. И конечно, мое отношение стало меняться. Но это было очень тяжело. У меня в первые годы, когда я приезжал туда, я ничего не ел. У меня просто не было аппетита. От звучания этого языка у меня все пропадало. Но я понимал, что с этим надо что-то делать – она ж там живет. Как быть-то? И как-то постепенно... Вот я когда-то боялся летать – катастрофически боялся самолетов. Я все время «держал» его... особенно на взлете и когда он шел на посадку. Я никогда не спал в самолете, потому что я знал точно, что если я засну, то именно в этот момент эта сволочь упадет. Потом это дошло до того, что я себе сказал: «Значит, так. Или я бросаю эту работу, которая заставляет меня летать, либо...» – и я перестал бояться. Я совсем не боюсь. Более того, если там трясет и все начинают бледнеть, я говорю – ничего, все нормально. Что произошло – не знаю. Видимо, здесь тоже что-то такое. Просто от безвыходности. Сказать, что я ее (Германию) люблю, – нет. Не будем преувеличивать. И кроме того, все-таки мы фильм сделали. Это тоже сыграло свою роль. Там я воздаю должное: это великий народ, великая страна. Все равно язык терпеть не могу. Да. Я просто улыбнулся, потому что у них очень своеобразный юмор, я бы сказал, – отсутствие его. И я люблю им рассказывать такие анекдоты, как например: приезжает из Израиля такой пожилой еврей, с чемоданом, садится в такси. А все такси в Берлине мерседесы – все, одного цвета. И он подходит к первому таксисту и говорит: «Простите, а как вы относитесь к евреям?» Тот отвечает: «Отлично! Эйнштейн, Чаплин...» – «Спасибо большое!» Подходит в следующему. «Скажите, как вы относитесь к евреям?» – «Да нормально!» В общем, так идет, идет, наконец, дошел до восьмого. «Как вы относитесь к евреям?» – «Знаешь, между нами говоря, жалко, что Гитлер не сумел до конца это дело довести». – «Вы честный человек! Посторожите мой чемоданчик, я пойду пописаю».
Вопрос: У меня вопрос о США. С прошлого года мы наблюдаем достаточно масштабные протесты чернокожего населения. В принципе ситуация не новая, и советская пресса смаковала подобные случаи в свое время. Ничего нового я здесь не вижу. Но с учетом современной специфики: развитие средств коммуникации, способность людей объединяться в группы, оперативно реагировать на действия власти, количество стволов огнестрельного оружия на руках у населения США, да и просто плохо скрываемая статистика американская. Падение уровня жизни американцев. С учетом этих и возможно каких-то других факторов – как вы считаете, могут ли эти выступления привести к каким-то изменениям в американском обществе?
В. Познер: С одной стороны, американцы выбрали черного президента. Для американцев неважно, кто у Барака Обамы были мама и папа – папа черный, мама не совсем – для американца он черный. Выбрали же черного – значит, сдвиг произошел значительный. Когда-то идея о том, что будет черный президент США, была полным бредом.
С другой стороны, расизм в Америке никуда не ушел. Он конечно есть, а уж на юге – так тем более, а уж в провинции и подавно. Как с этим справиться? То, что касается стволов на руках у населения – вторая статья Конституции США говорит о том, что каждый американец имеет право хранить оружие, и в случае если правительство не выполняет свою роль и предает интересы и так далее – имеет право с этим оружием в руках эту власть скинуть. Демократия! Другое дело, что это было написано тогда, когда у правительства было такое же оружие, как у простых людей – мушкеты, пистолеты... Теперь у правительства есть и самолеты, и все прочее. Тем не менее, действительно очень много оружия на руках в Америке и много им убивают. Не только черных – всяких.
Я думаю, что это очень тяжелая проблема, дискриминация имеет место быть, черные живут в гораздо более тяжелых условиях, чем белые. Менее образованны. Они рождаются и живут в других районах городских, где хороших школ нет, нет учителей, ну и так далее. И поэтому есть такая проблема, серьезная. Я не думаю, что есть очевидное решение.
Но то, что движение есть, еще раз говорю – черный президент – говорит о том, что все-таки продвинулись. И довольно значительно, в этом нельзя им отказать.
Вопрос: Вопрос по Украине. Примерно год назад здесь на эту же тему – тогда еще не было этих бомбежек – сказали, что вам кажется, что там будет очень плохо. Вы не ошиблись, поэтому сейчас я вас спрашиваю – в связи с поездкой Керри там есть какие-то перспективы и как вы видите выход из этой ситуации?
В. Познер: Спасибо за вопрос. Вот вы подумайте: президент страны принимает официально кого-нибудь, кто ниже его рангом? Ответ – на всякий случай, если не знаете – нет. Президент принимает президентов. Почему к Путину поехал Керри? Кстати они никогда не встречались. Это была первая встреча. Почему не поехал Обама? Почему вообще поехал Керри? Что ему, делать нечего, что ли? В Сочи! Четыре часа разговаривали! Если подумать о цели – какая цель? Где плохо обстоят сейчас дела в мире? Очень плохо, прямо вот совсем плохо? Ближний Восток. ИГИЛ, это распространяется, и Соединенные Штаты с этим не справляются. И понимают, что без России этот вопрос не решить. Его надо решать. Афганистан, Иран, Ирак, Сирия, ИГИЛ – надо решать, иначе будет совсем плохо. Украина – тоже надо решать. Вообще надо выходить вот из этого тупика, в котором мы находимся. Вы как думаете? Думаете, Путин не хочет сближения с Соединенными Штатами? Еще как хочет! Не в смысле дружить, а в смысле партнерства.
Есть многие проблемы, которые надо решать. Есть климатические проблемы, очень серьезные, о которых не очень принято говорить. Есть многие проблемы. Если хотите знать мой взгляд – Керри поехал договариваться. Но надо договориться так, чтобы и та сторона, и эта сохранили лицо. Нельзя, чтобы кто-то там был победителем. Побеждать должны обе стороны, чтобы никто не сказал: «Ага, прогнулся!» Нет, никто не прогнулся. Вот почему поехал Керри. Удастся или не удастся – это вопрос другой.
Я очень надеюсь, что удастся. Очень надеюсь! Это прямо необходимо. У нас очень неприятная ситуация сложилась. А вам нравится, когда на параде 9 мая рядом с президентом стоит президент Китая? При чем тут Китай? Они, что ли, Гитлера победили? Это совсем не то. Нет, мы их очень уважаем, молодцы, но есть место и время.
А Барак Обама не мог ехать. Вы представляете, какой был бы шум? Барак Обама поехал к Путину! Ведь там многие не хотят никакого улучшения. И у нас есть немало людей, я имею в виду высокопоставленных, которые не хотят улучшения – хотят наоборот. Так что тут надо быть осторожными.
