Произошло много важных событий. В частности, ежегодная Прямая линия президента, о которой сегодня не очень много говорят. Она была любопытна двумя вещами. Первое – это то, что на самом деле очень мало ее смотрели. Я не знаю, разбираетесь ли вы в том, что называется рейтингом – с одной стороны, и долей – с другой, но я объясню, потому что это важно для понимания ситуации.
Если предположить, что в какой-либо стране есть 1000 телевизоров, то доля – относится только к тем телевизорам, которые включены. Скажем, если из этой тысячи включено всего сто и из этих ста, скажем, тридцать смотрят одну программу – то у этой программы доля 30. На самом деле мало кто смотрит, но доля 30 – это высокая доля. Рейтинг – это то количество телевизоров вообще, которые включены на данную программу. То есть из тысячи считается уже, а не из ста включенных. Поэтому рейтинг всегда намного ниже, чем доля, но и намного важнее. Потому что показывает реальное количество включенных телевизоров.
Так вот, доля во время Прямой линии доходила до 60. То есть 60% всех включенных телевизоров были включены на эти события. Рейтинг же составлял 7%. То есть на самом деле включенных телевизоров на эту программу из всех в стране было очень мало. Это, пожалуй, впервые так мало. Я не знаю, смотрели ли вы – скорее всего, нет, судя по этим цифрам. Или смотрели отрывочно – кто как. Все-таки 4 часа – это много. Хочу вам сказать, что там было кое-что интересное, и для меня самое интересное было связано с вопросом, который задала одна женщина. Вопрос прозвучал примерно так вот: вот-вот исполнится 70 лет победе в Великой Отечественной войне, и к сожалению многие искажают историю, говорят, что мы были не освободителями, а оккупантами, и как с этим быть?
И Путин ответил, что, разумеется, это не так, конечно мы были освободителями, однако, добавил он, мы сами виноваты в таком толковании в значительной степени, потому что мы навязали странам Восточной Европы тот строй, который они не хотели, и навязали его силой. Имелись в виду страны, которые раньше назывались «народными демократиями». Я лично впервые слышал, чтобы глава государства, в данном случае Путин, признал бы этот факт. На самом деле во всех этих странах изначально хотели совершенно не тот строй, который им был навязан. Об этом не очень много говорили, но поскольку я убежден, что люди на таком уровне ничего зря не говорят, то очевидно, что-то за этим было, кроме просто рассуждения. Не знаю, как это может выглядеть конкретно в ближайшем будущем.
Это первое, на что я хотел обратить ваше внимание. Второе, что тоже мне кажется немаловажным, это то, что произошло в эти дни в связи со столетием геноцида армян в Османской империи. Я имею в виду не саму дату, а опять-таки то, что сказал Путин, будучи в Ереване. Я не знаю, насколько вы в курсе и насколько вы в курсе реакции Турции на то, что было сказано. Как вы понимаете, Турция государство важное, важное для России, поскольку речь идет о нефтегазопроводе, и конечно портить отношения так сильно с Турцией никто не хочет, но тем не менее было сказано то, что было сказано. Что это был именно геноцид. Опять же какой расчет там был – это мы посмотрим, все будет происходить перед нашими глазами, но думаю, что будут какие-то последствия.
Это второе. И третье, о чем я хотел вам сказать, это то, что в Торонто, в Канаде, я имел относительное удовольствие участвовать в дебатах, которые называются «Дебаты Мунка». Мунк – это канадец, которому 87 лет, мультимиллионер, который семь с половиной лет тому назад основал вот эти дебаты. Они проходят два раза в году, выбирается какая-то тема, и выбираются две пары. Одна пара поддерживает, другая пара отрицает.
В этот раз тема была такая – Запад должен привлечь Россию. Да или нет? Нет – значит изолировать, но это слово не было использовано в самой фразе. Значит, два человека говорят – да, это правильно, два человека говорят – нет, это неправильно. Это огромная аудитория, там более 3000 человек, и дебаты устроены абсолютно по классике. Я относился к той группе, которая говорила «да», и со мной был такой профессор Нью-Йоркского университета, его зовут Стивен Коэн, а против нас выступал хорошо вам известный Гарри Каспаров и такая американская писатель, журналист, ее зовут Энн Эпплбаум, она прославилась главным образом книгой о ГУЛАГе. Очень серьезное историческое исследование. Строилось это дело так? Вначале каждый из нас имел 6 минут, чтобы высказать свою основную аргументацию. Я шел первым, второй шла Эпплбаум, третьим шел Коэк, четвертым – Каспаров. Строго шесть минут, ни секундой больше. Потом собственно между нами дебаты, причем есть ведущий, который распределяет вопросы – ровно 40 минут. И потом в конце каждый имеет по три минуты для подведения итогов. Тут все наоборот. Первым идет Каспаров, вторым Коэн, третьей Эпплбаум и четвертым иду я. То есть если там я был первым, то тут я имею последнее слово.
После этого вся аудитория голосует – все-таки вы «за» или вы «против»? Вы, наверное, понимаете, что канадская аудитория в Торонто – антирусская, очень антипутинская, и для них что Путин, что Россия – это одно и то же. И поэтому конечно нашей стороне, т.е. Коэну и мне, было намного труднее, чем Каспарову и милой даме.
Проголосовали таким образом. За то, чтобы Запад имел взаимоотношения с Россией, – 49%, против – 51. То есть по существу ничья, что мы конечно расценили как победу. Потому что по идее мы были в гораздо более трудной ситуации. Меня не удивило состояние аудитории. Она под влиянием СМИ относится к России примерно как мы под влиянием наших СМИ относимся к Америке. Меня удивил Каспаров уровнем, я бы сказал, ненависти. Это было для меня неожиданно. Эта страсть! Ну и конечно Эпплбаум – такая ярая, я бы сказал даже, русофобка. Она действительно очень плохо относится к русским.
Это была тоже яркая вещь. У меня есть коллеги, которые перевели целиком дебаты, я сейчас проверяю перевод и потом его повесят на моем сайте и вы сможете ознакомиться, кому интересно.
Что касается общей ситуации, то наверное вам не надо рассказывать, что она не улучшается. Я бы даже сказал, что она ухудшается. Мы никак не можем договориться с Соединенными Штатами. Я даже не употребляю слово «Запад», потому что на самом деле все сегодня зависит от Штатов, а не от Германии,Франции или Англии. Тот порядок, который сегодня существует в мире, это порядок, при котором Соединенные Штаты управляют, являются, главными, а остальные все подчиняются. Россия, естественно, на это не идет, а Соединенные Штаты другого не допускают. Я недавно разговаривал с бывшим послом США в России – человек, чей отец воевал против фашистской Германии, более того, который бежал из лагеря военнопленных, бежал на Восток, попал к нам, был зачислен в Советскую армию и на танке с нашими солдатами воевал против немцев, был тяжело ранен… Я это рассказываю к тому, что его сын, ставший послом, очень тепло относящийся к России, мне говорит, что к большому сожалению, на сегодняшний день для Соединенных Штатов Россия является второстепенной, третьестепенной страной, никаким не приоритетом, там совершенно другие вопросы ставят во главу угла – будущие выборы, как вы знаете, Хиллари Клинтон официально объявила о том, что она будет бороться за то, чтобы быть выдвинутой от Демократической партии – и все вокруг выборов теперь, и поэтому Россия здесь вообще не играет никакой роли.
У нас идет некоторый поворот на Восток, в сторону Китая, я бы сказал, пока несколько сдержанный, но он есть. То есть у меня такое ощущение, что постепенно наше руководство приходит к выводу, что с Западом бесполезно пытаться договариваться, и поэтому нужно менять угол и поворачиваться больше на Восток. Посмотрим, насколько это будет и как это будет. Конечно, Китай будет держаться очень нерадикальных позиций и будет свою выгоду, естественно, соблюдать во всех этих вещах.
Недавно ведь был скандал с оперой «Тангейзер» в Новосибирске. Я не знаю, насколько вы за этим следили, это довольно любопытная история. Если вы захотите, мы об этом можем поговорить. В прошлый раз я вам говорил о том, что я ощущаю некоторый поворот в сторону возвращения к каким-то советским вещам. Я не в курсе, слышали вы или нет, но один из депутатов Петербургского Заксобрания предложил вернуться к советскому положению, когда человек, который не работает, совершает уголовное преступление. Это называется «тунеядец», и в полную силу будет действовать. То есть человек не может считаться художником, если он не член союза художников – все, что тогда было. Правда, это не пройдет, конечно, но показательно, что вообще такое можно предложить. Опять разговоры о том, что труд – это не просто нечто почетное, но это нечто обязательное, человек обязан трудиться. Это я не очень понимаю: не хочет – пускай не трудится. Тогда он не получит никакой пенсии, но это другой вопрос.
Вот это такие разные маленькие и немаленькие моменты, которые в этом месяце мне показались довольно интересными и довольно важными. И, пожалуй, последнее. Я 8 апреля впервые выступал в Москве в Доме музыки, и был сильно удивлен не тем, что там было битком набито – что было приятно, конечно – но тем, что бОльшая часть аудитории была совсем молодой. Я уж никак к молодежи не отношусь, себя не могу отнести, и то, что молодежь интересуется мною, я считаю удивительно, но очень приятно.
А вчера было 80-летие моего приятеля, его зовут Генрих Юшкявичус, он был заместителем председателя Гостелерадио СССР. Он вообще живет в Париже, но позавчера прилетел в Москву, чтобы устроить свой день рожденья для своих бывших коллег, куда я был приглашен. Я пришел и ужаснулся – какие же мы все старые! Глядя на этих людей, было ощущение, что их вынули из нафталина. Было очень неприятно, и я очень скоро оттуда ушел. Не знаю, что думали они, но я сразу вспомнил Дом музыки и успокоился. Мне стало намного легче на душе.
