Столетие армянского геноцида стало поводом для французской прессы вернуться к осмыслению этих трагических событий. Сегодняшний «Паризьен» печатает подборку интервью с потомками жертв геноцида. Многие из них продолжают жить в Турции после вынужденного принятия ислама. «Монд» печатает проникновенный текст Шарля Азнавура под названием «Сто лет армянского одиночества». «Да, это правда, я часть этого народа, умершего и не похороненного», — так начинается текст великого французского певца, которому в прошлом году исполнилось девяносто лет. Статья начинается с констатации турецкого негационизма: «Долгое время ветер заносил песком и забвением это массовое убийство, и только в 1980-е годы страны мира начали понемногу признавать в убийстве полутора миллиона армян первый геноцид ХХ века». О том, как происходило это признание, музыкант говорит в музыкальных терминах —mezza voce. Тот, кто лучше всех разбирается в оттенках голосов (по совместному опросу Time и CNN в 1998 году Шарль Азнавур был признан лучшим эстрадным исполнителем XX века), объясняет, что означает подобное полупризнание. В первую очередь, что преследования продолжаются. Шарль Азнавур приводит факты не столетней давности, а последних лет. Это отказ со стороны Турции ратифицировать протоколы, подписанные в 2009 году для нормализации отношений с Арменией и привязка этой ратификации к карабахскому вопросу. Это нападение джихадистов на армянское поселение Кессаб в Сирии, неподалеку от турецкой границы, «где все указывает, что эти действия не могли бы иметь места без разрешения Анкары». Это также разрушение мемориала в Дейр-эз-Зоге, где в концентрационных лагерях погибли тысячи армян. Оссуарий был уничтожен 18 сентября 2014 года исламистами из так называемого «Исламского государства». Азнавур говорит и об убийстве восточных христиан, и о трагедии езидов. «Все это связано с армянским геноцидом, — заключает он, — безнаказанность подала плохой пример». Знаменитый певец и музыкант возвращается к собственному детству и рассказам родителей, семье которых удалось бежать от турецкого преследования и обосноваться во Франции. «Меня не воспитывали в ненависти, — говорит он, — я не держу зла на турецкий народ, их воспитывали в неведении. Я знаю, что однажды они откроют глаза и потребуют отчета от своих правителей за годы обмана и незнания собственной истории». Цитируя Назыма Хикмета, Азнавур замечает, что это пробуждение не имеет ничего общего с зарыванием головы в песок и посыпанием себя пеплом, но с освобождающим обретением собственной истории. Про себя самого великий шансонье скромно отмечает, что не считает для себя возможным давать кому-либо уроки, да и вопрос совсем не в том, чтобы указать Турции пальцем на ее вину. «Но мертвые беззащитны, — продолжает он, — и уважение их памяти и достоинства, — дело живых. Для того, чтобы отрицание их трагедии не убило их во второй раз». Азнавур вспоминает и об эпохе Второй мировой войны. Когда в доме его родителей собирались члены движения Сопротивления из группы Мисака Манушяна. Он цитирует его последнее письмо к жене, написанное перед расстрелом, где тот пишет: «Я умираю без ненависти к немецкому народу». Возвращаясь в заключительной части текста, к современной ситуации, Азнавур произносит горькие слова в адрес турецких властей. «Сто лет спустя «утроба, откуда вышел нечистый зверь, всё ещё плодородна»», — пишет он, цитируя Брехта. С 1915 по 2015 мало что изменилось, с горечью замечает автор. И бросает упрек в торону «крупных держав, которые привыкли подчинять мораль собственным интересам». На них лежит груз ответственности за то, что подобные катастрофы происходят снова и снова, — утверждает Азнавур: «продавцы оружия стали в наши дни лучшими друзьями азербайджанской нефтедиктатуры». «Но мне хотелось бы закончить на оптимистичной ноте», — заключает Шарль Азнавур и напоминает об опросе, проведенном по просьбе Мемориала Холокоста. Согласно его результатам, около 33 процентов турецкой молодежи от 18 до 26 лет положительно относятся к признанию армянского геноцида. И это при том табу, которое существует в стране! — восклицает автор. «Значит есть надежда, — заканчивает он свой текст, — что когда-нибудь этот регион мира станет похож на семью Азнавур, в ней есть христиане, евреи и мусульмане, и каждого из них я люблю одинаково сильно».
