В ночь с 15 на 16 января москвичи несли цветы и свечки к посольству Армении, чтобы выразить свое соболезнование родным семьи Аветисян. Продолжают нести и в эти дни, когда стало известно, что в больнице Еревана скончался раненный военнослужащим российской базы в Армении Валерием Пермяковым шестимесячный младенец Сережа Аветисян.
В 21 год я была страшно влюблена в одессита. Роман протекал бурно: то я ездила к нему из Москвы, то он ко мне. Зимой 1986 года настала моя очередь, и я купила билет. После чего на часть студенческих каникул, приходящихся на конец января, уехала к папе, в его приход в Тверской области. "А поезжай-ка ты в Армению", — предложил он мне, не подозревая о планах. Признаться в романе я была не готова, начала выдумывать: подруга, билет, уже купленный к ней. "Сдашь и купишь другой". "Я там никого не знаю". "Позвонишь Гамлету, тебя встретят".
Поводы для отказа кончились. Прямо на Ленинградском вокзале оказалось окошко авиабилетов. И возле него ни единого человека. Без особой надежды протянула паспорт. Обмен занял примерно 4 минуты (чтобы купить билет в Одессу, я стояла в очереди часа два). До сих пор помню, что разница была копеечной: в Одессу билет стоил 21 рубль, в Ереван – 27. Оставалось дозвониться. Я до изнеможения крутила диск, набирая бесконечные цифры. Связи не было. Буквально за полчаса до вылета на том конце женщина ответила, что Гамлета нет. И чтобы я не волновалась – она передаст, и меня встретят.
Я ничего не знала о Ереване. Совсем. Кроме того, что там живут армяне. И что, вероятно, их будет больше, чем в Москве. Но я не предполагала, что настолько больше. Передо мной расстилалось черное море голов, среди которых я должна была узнать лицо или затылок незнакомого мне человека. Но, едва увидев одну пару, поняла, что они ищут меня.
С Гора и его жены Жанны началось мое знакомство с Арменией в 1986 году. Тактичные, интеллигентные, необыкновенно красивые, они интуитивно поняли, что не стоит обрушивать на голову дикарки из Москвы всю Армению разом. Вместо этого Гор дал мне небольшую книжечку "Уроки Армении" Андрея Битова. И это было идеальное совпадение. Я читала понемногу о стране, о людях, и то, что заметил, описал Андрей Георгиевич, в те же мгновения совпадало с картинкой. С теми местами, где мы были, с моими личными наблюдениями. Это было погружение с головой. Так, что от меня не осталось ни миллиметра не пронизанного узнаванием.
Конечно, мы поехали в Эчмиадзин. Ужасный автобус, их тех, что бесконечно колесили по всей стране и никак не кончались. Грязная, серая, сухая пыль першила в горле. Возле одного дома прямо у дороги в банке с мутной водой стояли три гвоздики. Одна была сломана, полурастоптана. Две другие, кажется, тоже были не первой свежести. Оказывается, это был знак того, что здесь можно купить цветы.
Эти три красные гвоздики в банке стали для меня символом Армении: свободолюбивой, яркой, красивой и испытавшей, перенесшей так много горя, но — всегда выходящей из него победителем.
Каюсь, я бы, конечно, не вспомнила сегодня ни о тех гвоздиках, ни о символизме, если бы с утра в ленте не прочла у Туси Ким: "Встречаемся у армянского посольства". Да, идея была не моя, но в тот момент я точно сложила план на день. Вспомнила про гвоздики — у меня не возникало сомнений, с какими цветами прийти.
В цветочной палатке на выходе из метро было что угодно, кроме гвоздик. Обилие поражало. Как всегда, а красных гвоздик не было. Буквально в самом углу на полу я заметила вазу, где было всего несколько штук: "Раскупили", сказала продавщица и с каким-то пониманием отреагировала на мое "не надо заворачивать". Но народ приходил не только с гвоздиками. Несли астры, розы, георгины, зайчиков, мишек. В конце концов, дело не в символизме. Я увидела маленькую машинку. Кажется, пожарную.
Надеюсь, что у Сережи теперь их будет очень много. Сколько угодно его душе.