Выступление президента на Валдайском форуме до предела актуализовало нашу «вечную» тему: крах старого миропорядка и, соответственно, контуры нового. Анонсируя несколько месяцев назад тему этого номера, мы как раз собирались остановиться на географических, точнее, геополитических параметрах этих контуров. В контексте текущего финансово-экономического кризиса (который мы считали и считаем системным) мы, собственно, всегда высказывали предположение (см. статьи Александра Молчанова, Фёдора Смирнова «Эра финансового хаоса» №40, 2011 г., Михаила Хазина «Что такое осень» №26, 2012 г. и «Рассуждения о карте мира» №27, 2014 г., Анатолия Отырбы «Мир на трёх ногах» №27, 2014 г. и др.), что в процессе неизбежного распада и фрагментации современной долларовой глобальной экономики произойдёт формирование нескольких валютно-финансовых, а вокруг этого и экономических, культурных и военно-политических зон (цивилизаций — агломераций, империй…) в силу своего масштаба и фундаментальных различий самодостаточных и автаркичных. Понятно, что это будет, так или иначе, зона поджавшегося доллара, возмужавшего юаня, скорее всего, некие локальные сферы влияния вокруг одной рупии (индийской), двух реалов (бразильского и иранского). Гораздо более проблематично выглядят перспективы как евро и еврозоны, так и нашего родного рубля, поскольку они полностью определяются вектором и динамикой политических процессов, вариативность которых в обоих случаях невелика: либо пан, либо пропал. Если в России мы сегодня наблюдаем очевидную политическую волю к жизни при остром дефиците материальных ресурсов, то в Европе мы, напротив, наблюдаем полное отсутствие всякой воли к жизни при как минимум полной достаточности материального ресурса.
Напомним, развитие кризиса доллара и, соответственно, глобальных финансов всегда предполагало и до сих пор предполагает два возможных вектора.
Первый — так называемое «смягчение», то есть покрытие нарастающих проблем и дефицитов эмиссией (как это и происходило до сих пор). Понятно, что эта политика решает все проблемы. До достижения некоего предела, после которого наступает системный крах.
Второе — отказ от «смягчения». Что означало такой же крах в начале кризиса, и не факт, что не обеспечит крах на последующих этапах его, поскольку никакие фундаментальные причины кризиса не устранены. Что же произошло за последнее время, что сделало разговоры (пока только разговоры) о вероятном прекращении «смягчения» повседневной рутины? Дело в том, что «смягчение», то есть обеспечение возрастающего спроса на возрастающую долларовую эмиссию должно было сопровождаться силовым ужесточением — брутализацией американского геополитического доминирования. Причём похоже, что это происходило вне воли и сознания конкурирующих в американском истеблишменте политических групп, эта брутализация альтернативна, поскольку любое сомнение в американском доминировании является прямой угрозой спросу на доллар и долларовые бумаги, то есть угрозой воспроизводству действующей глобальной финансово-экономической модели. Именно поэтому истерическая реакция на попытки России поставить под сомнение тотальное американское доминирование естественна и органична — это безусловный рефлекс системы, условно-рефлекторную мотивацию система придумывает позже и впопыхах. Музыкант играет как умеет.
Что же произошло в развитии кризиса? Произошло то, что всегда происходит с глобальными экономическими процессами — они достаточно быстро сублимируются в политическую форму. То есть если раньше гипотетически обрыв просматривался по линии финансово-экономических диспропорций, то в процессе брутализации кризис приобретает, по видимости, политические формы, и обрыв (или обрывы) будут, по видимости, происходить в виде военно-политических конфликтов. Собственно, та аксиома, которую сформулировал президент на Валдае: «Не будем забывать, анализируя сегодняшнее состояние, и уроки истории: во-первых, смена мирового порядка — а явления именно такого масштаба мы наблюдаем сегодня, — как правило, сопровождалась если не глобальной войной, не глобальными столкновениями, то цепочкой интенсивных конфликтов локального характера». Анализ таких конфликтов мы собираемся представить в следующем номере нашего альманаха.
Мы намеренно в этом номере избегали детализации и проблематизации наших внутрироссийских проблем — что всегда было и будет нашей главной темой. Субъектность, а значит, и Победа России для нас инвариантна, поэтому в данном номере мы решили сосредоточить внимание в первую очередь на внешнем контексте.
Кстати, хочу обратить внимание на то место в интервью Тьерри Мариани, где он говорит о зоне свободной торговли США — ЕС. У нас эта тема не в фокусе. Между тем это некий аналог ассоциации ЕС — Украина, где роль Украины уготована Европе. То есть чтобы навязать Европе эту зону, её надо радикально отрубить от России. Цель американской стратегии в нынешнем псевдоукраинском кризисе — «окончательное решение европейского вопроса. Как говориться: не доставайся ты никому»...
