Франсуа Олланд пришел к власти, пообещав быть «нормальным президентом». Но оказался даже слишком нормальным. Десятого января журнал Closer поймал его на интрижке с актрисой Жюли Гайе.
Романтики тут было мало. Олланд к ней не скакал и не летел, а ездил на соседнюю улицу на мотороллере. Фотографии президента в мотоциклетном шлеме у порога разлучницы и начальника охраны, который приносит утром влюбленным голубкам свежие круассаны, весьма удивили французов. Как-то это было мелко, буднично, не по-королевски, даром что катался президент из дворца.
Валери Триервейлер, крутившая роман с Олландом с 1989 года и жившая с ним после того, как он ушел от предыдущей подруги, матери четверых его детей Сеголен Руаяль, не предчувствовала беды. Это теперь она вспоминает, как добрые люди ей рассказывали, предупреждали, да она все не верила, пока правда не выплыла наружу. Не уследила, оказывается, а ведь делала все, что могла. Даже настойчиво звонила Жюли Гайе, чтобы выяснить, почему это про них с Олландом распространяют слухи и откуда дым, если нет огня.
Валери Триервейлер на государственном приеме в Касабланке (2013)
Теперь мы узнали, как проходило роковое объяснение. Что, думаете, Валери говорит гражданскому мужу, когда фотографии оказываются на страницах журнала Closer? «Кобель поганый»? Ни в коем случае. Она выступает как старшая пионервожатая: «Где же наш образцовый президент? Президент не ведет две войны, удирая при этом всякий раз, когда может, к актрисе на соседнюю улицу. Президент не поступает так, когда заводы закрываются, когда безработица растет и когда его популярность на самом низком уровне!» Очень патетично, но переводя на человеческий язык: «Ты не мне изменил. Ты родине изменил. В моем лице, разумеется».
Валери излагает это серьезно, без тени иронии, без капли чувства юмора, которым, впрочем, не обладает. Она описывает жалкого Олланда, стоящего на коленях у кровати и обхватывающего руками голову со стоном: «Что мы теперь будем делать?» Пусть все теперь знают, за кого они голосовали. Когда президент позволяет себе ночью заснуть, несмотря на то что он так провинился, она предпринимает театральную попытку самоубийства: с первыми лучами солнца шумно бросается в ванную, где лежит снотворное. Олланд пытается вырвать косметичку, но молодость и красота побеждают, и она проглатывает горсть таблеток.
К Валери вызывают врачей, ее пытаются отвезти в больницу. Со временем жалостливый читатель поймет, что такова была привычная реакция на неполадки с президентом — вынимать таблетки и демонстративно их глотать.
В последний раз это случилось, когда в телевизионной передаче Le Grand Journal ведущий упомянул, что Олланд посетил съемки Жюли Гайе. Валери устраивает президенту скандал по телефону, позвонив на какое-то малозначительное заседание — может, совмина, может, генштаба, кому это интересно? — а затем обрывает телефон Гайе, чтобы разобраться.
Вечером за ужином она изрыгает проклятия, но «этот бесчувственный человек» почему-то не хочет принять обвинения всерьез и защищает «эту бездарность Жюли». Валери по доброй традиции отправляется в ванную за снотворным, выносит таблетки в столовую и принимает их у Олланда на глазах. Видишь? Одна, две, три...
С прошлого раза таблеток осталось немного, и Олланд решил просто дать Валери проспаться. За что получил по полной и наутро увез на саммит в Брюссель обвинительное письмо. Он бессердечный, раз оставил ее без медицинской помощи. А вдруг что-то случилось бы?.. И вот он почему-то переполошился, вызвал скорую и теперь пытается упечь ее в клинику. Негодяй.
По пути на больничную койку Валери ведет войну с врачами и требует, чтобы президент взял ее с собой в запланированную поездку в город Тюль. Президент не хочет (и мы его понимаем). Она настаивает. «Я поеду с тобой». — «Нет, ты не поедешь». — «Нет, я поеду, да еще как!» Она угрожает взять машину и поехать сама: «Сколько раз я ради тебя мчалась в этот твой Тюль — за одной улыбкой, за одним взглядом, а теперь ты не хочешь? Вот, значит, как?»
Президент оставляет Валери в больнице, ей вкачивают успокоительное. Она приходит в себя через несколько дней и злится на Олланда, что тот не сидит у ее кровати. «Почему он еще не пришел? Как это «запретил врач»? Кто тут президент?! Он просто обязан прийти, потому что его отказ не столько ранит меня, сколько разрушителен в политическом плане».
После выписки они договариваются о встрече. Президент приходит в общую квартиру на улице Коши с судками из дворцовой столовой. Что они обсуждают? Деньги. Валери объясняет читателю, что, разведясь с предыдущим мужем, Дени Триервейлером (специалистом по германской философии, редактором журнала Paris Match, где она работала, «красивым, умным, но мрачным»), заботу о троих детях она полностью взяла на себя. «Это была плата за свободу», — шлет она прощальный пинок умному, но мрачному. И тут же уточняет, чем пришлось пожертвовать ради неблагодарного Олланда: «У нас с Дени было все, чтобы быть счастливыми: прекрасная семейная жизнь, большой дом в пригороде, веселый пес, который уже мертв на тот момент, когда я пишу эти строки».
Олланд, вероятно, готов был уйти в чем стоял (подробности опущены), но просит не писать книгу о совместных годах (как знал, что стыда не оберешься!) и объявить о разводе в совместном коммюнике. «Какое еще коммюнике, — возмущается она, — я разводиться не собираюсь! И вообще, немедленно верни ключи!» Ключи приносит охранник, и Валери злорадно напоминает ему об истории с круассанами: «Это так вы исполняете вашу работу? Я не понимаю, почему вы еще здесь».
Охранник молчит, привычный, поскольку Валери все восемнадцать месяцев, проведенных в Елисейском дворце, гнобила охрану и адъютантов, требуя, чтобы они не мешали ей проводить время с президентом. Да и вообще, она не выносила присутствия в своей жизни этих, как теперь выражается, «носителей круассанов». Охранник молчал: в конце концов, его работа — терпеть хоть крокодила, если он находится рядом с тем, кого французы выбрали начальником. А значит, и эту даму, получившую за скромность и приятный нрав прозвище Ротвейлер.
Триервейлер наконец-то рассказывает в подробностях историю с ободряющим твитом, посланным ею Оливье Фалорни, который выступал на выборах против социалистки Сеголен Руаяль, той самой первой гражданской жены Олланда. Дело было в июне 2012 года, все уж забыли, Валери — нет. Тогда Олланд открыто выразил поддержку своей бывшей, и Валери сорвалась с катушек. «Он же мне обещал, что с ней — все! Он же смешивает личную жизнь и политическую, а еще упрекает меня в том, что это делаю я. Если бы он мне в очередной раз не соврал, я бы не отправила твит. Он первый начал!» И не то чтобы она пошла в спальню и, глотая слезы, послала сообщение. Нет, повторяется мизансцена с таблетками. «Я предупреждаю Олланда, что сейчас пошлю твит. Он даже пытается отобрать у меня мобильный телефон». Ага, у такой вырвешь! Все равно что кость у ротвейлера.
И так все триста восемнадцать страниц про жизнь в Елисейском дворце, где Валери не любили, про начало карьеры в редакции Paris Match: Триервейлер вспоминает тамошних завистников (о, как они были многочисленны!), свои отношения с французами, которые тоже ее терпеть не могли. Она вспоминает, как некая пожилая дама так прямо и сказала президенту: «Только не женитесь на этой своей Валери, мы ее не любим». «И что же сделал президент? — пишет Триервейлер. — Он рассмеялся! Нет чтобы во всеуслышание выступить в мою защиту».
В какие-то моменты она полагает, что президент не уделяет ей достаточно внимания. В какие-то моменты она считает, что тот слишком пристально за ней следит. Довольной она не была никогда, и новая книга — реестр нанесенных обид.
Она постоянно дает Франсуа Олланду советы, разумеется, всегда бесценные и так и неоцененные, следит за его распорядком, ревнует к министрам и ассистентам и не раз повторяет как мантру: ты помнишь, на каком уровне была твоя популярность, когда я тебя полюбила, каким ты был толстым и плохо одетым, — и только я одна поверила в тебя. Чтобы в это поверили и мы, она приводит слова олландовских советников, твердивших: «Это благодаря вам он смог победить» — и где они все теперь, где благодарность, где уважение, где сочувствие, наконец?!
Франсуа Олланд и Сеголен Руаяль (1990-е)
У Валери как у автора сложная задача. Она мечется между необходимостью объяснить, за что она Олланда полюбила и за что разлюбила. Выдвинута версия, что власть погубила политика, отняла любовь. Он стал другим, он все время лжет, он коварен («Я все узнаю последней!»). Впрочем, президент был коварен и раньше: «Сколько раз я слышала, как он в глаза ободряет человека, а за его спиной делает все, чтобы тот провалился».
Она сводит счеты с недругами — особенно с бывшим советником по пиару Акилино Морелем. Валери его люто ненавидит, и тот отвечает взаимностью. Теперь он обещает, в свою очередь, написать всю правду о политике Олланда и о худших моментах его отношений с Валери: «Я видел президента совершенно обнаженным, разорванным на куски, я ложечкой собирал его с пола — понятно, почему он больше не хочет видеть меня рядом».
Это реакция на откровенность, которая вызывает ответную откровенность: да ты сама-то кто? Ты кто такая? Валери сравнивает свою книгу с бутылкой, которую бросает в море, не зная, найдется ли у письма в стеклотаре читатель. Валери лукавит. Море тут же вспенилось ответными бутылками.
Сеголен Руаяль с детьми Тома, Клеменсом, Жюльеном и Флорой
Экземпляры книги «Спасибо за это мгновение», в которой она рассказывает о жизни с лгуном и чудовищем, вашим, французы, президентом, мгновенно разошлись в книжных магазинах. Merci pour Ce Moment — главный бестселлер осени. Другим писателям, готовившимся к степенной встрече с публикой, остается только кусать локти. Публика просто их не заметила, сметая с прилавков сначала первый тираж, потом второй, потом допечатки.
Разрыв с президентом принес бывшей first girlfriend (как называли ее в гостях у Обамы американцы) славу, которой она не могла добиться за свою многолетнюю журналистскую карьеру, и деньги, об отсутствии которых всегда беспокоилась. Пятьсот тысяч экземпляров, ноль затрат на рекламу, миллион триста тысяч евро гонораров — да, тут есть за что поблагодарить Франсуа Олланда кроме сладкого мгновения мести.
Скандал до сих пор идет за Триервейлер по пятам. Недавно пришлось вызывать полицию, чтобы вызволить ее из магазинчика дешевого платья, куда она сбежала от любопытствующей толпы. Веселые жители Барбеза и Рошешуара в спортивных костюмах, монументальные негритянки, закутанные в отрезы ткани, упоенно снимали ее на телефоны. Она стала знаменитостью, эта Валери, хотя в своей книге то и дело говорит о том, как мечтала уйти в тень, спрятаться от внимания журналистов. А на соседних страницах — как страдала от того, что ее держали в тени, вдали от журналистов.
Сеголен Руаяль и Франсуа Олланд на митинге в Ренне (2012)
Да, чтобы не забыть: Триервейлер утверждает, что Олланд преследует ее звонками и эсэмэсками, уговаривает вернуться, чуть ли не подкарауливает с цветами и тортиками в парадном. Она рассказывает, что на прощание он просил даже «провести с ним последнюю ночь». «Я вырываюсь и ухожу, не оглядываясь, со слезами на глазах».
Образ президента, отца нации, партийного лидера и верховного главнокомандующего, нарисованный Валери, так странен, что хочется позвать для комментария семейного психотерапевта. Да, со страниц «Мгновения» встает жестокий инфернальный фетюк, который не отвечает на оскорбления и все глубже закрывается в своем панцире. Но интересно, как же надо реагировать на даму, которая то и дело бежит за таблетками в ванную, врывается на совещания, уходит из дома и не снимает трубку. Если бы бедный Франсуа был к этому чувствителен, я думаю, охране пришлось бы носить за ним не круассаны, а бутыли с валерьянкой. Ему припоминают сейчас, как он сказал про Валери: «Это женщина моей жизни». Не поспоришь, вспоминать ее он будет всю жизнь.
Актриса Жюли Гайе на Каннском кинофестивале (2014)
Но в чем мораль триервейлерских мемуаров? Едва ли в том, что все знали и раньше: даже трижды президент остается человеком, причем таким, каким был до того, как пришел к власти. Может быть, чуточку хуже. Не сказать, чтобы это было невероятным открытием, — читайте классику. Однако должность президента дается для того, чтобы ты отказался от человечности. Твои глупые шутки будут превозносить как образцы остроумия, твои комплексы сделают твоими сильными сторонами, твою личную жизнь, если она есть, спрячут в стенах дворцов. Как ни странно, это нормально, это техника власти, работавшая столетия и годы и вдруг распавшаяся у нас на глазах. Каждая тростинка в интернете будет свистеть о том, что у царя Мидаса ослиные уши.
Все время Валери произносит как оправдание своего маленького предательства: «Я хотела быть искренней, я хотела говорить правду, я хотела быть справедливой». Но мы знаем, что, когда женщина говорит о справедливости, она имеет в виду исключительно жестокость.
Соратники господина Олланда делают все, чтобы сгладить впечатление от «Мгновения», представляющего главу государства таким инфантильным, лживым и черствым, как только может это показать обманутая женщина. По словам обозревателей, «он и казался недалеким, но симпатичным, а на страницах книги появляется совсем другой человек, презрительно бросающий в адрес своих бедных избирателей: «беззубые».
Главный удар Валери приберегла напоследок: «Он представляется человеком, который не любит богатых. На самом-то деле он не любит бедных. Он говорит о них «эти беззубые», очень довольный шуткой». Этого президенту не простят, как не простили Саркози вырвавшейся фразы: «Тогда проваливай, жалкий чудак», хотя чудак и не того заслуживал. Тут Олланду пришлось объясниться. Он не отрицал ничего, кроме «беззубых», потому что это напрямую касается отношений с избирателями. «Да как у нее язык повернулся обвинить меня в неуважении к малоимущим! Я такой же, как они. Когда я слышу такие обвинения, у меня самого зубы не на месте!»
Валери же Триервейлер тоже адресуются упреки: раз она считает своим журналистским долгом рассказать о недостатках президента, то где же она была, пока ею не пренебрегли? А если она хотела свести счеты с любовником, а не с государственным деятелем, неужели нельзя было подождать до конца президентского срока? Все сходятся в том, что герой книги несимпатичен. Но уж автор точно выглядит крайне неприятным, вздорным и злопамятным человеком. И последний удар по Франсуа Олланду: ничто так не характеризует мужчину, как женщина, которая с ним рядом.
До конца отведенного пятилетия никто не может сказать наверняка, какой из Олланда президент. Но уже сейчас он выставлен на посмешище подругой, отомстившей за обиду. Мемуары лягушки, которая считает, что принц целовал ее без истинной страсти, заменят его политический итог. Президент Фор умер от оргазма, президент Олланд унижен женщиной. Вот и все воспоминания о нем.
Валери пишет, как однажды журналисты по артикуляции разгадали слова, которые она сказала Олланду на сцене: «Поцелуй в губы!» Губы предали еще раз.
