В восемнадцать лет я поняла, что у меня есть тыл.
У меня была любовь. Точнее даже не любовь, а так.
Это был первый курс, и имя его я, как в Гарри Поттере, не буду называть. Да и не важно, как его звали. Верите, и как выглядел уже почти забыла.
Помню другое. У нас был очень неудачный секс. Это был лайфстайл, красный. И он порвался.
Через две недели я приехала домой. Я была задумчива и легка. Я не боялась. Видимо, это просто была апатия: будет как будет. Я ничерта не знала о таблетках, и ещё не решила, что делать, случись что.
-Мам, - сказала я во второй вечер, - мам…
Она ведь всё равно узнала бы. Чего скрывать. Лучше пусть покричит сейчас. Позор семье и всё такое. Я думала, она устроит мне вырванные годы. Сестры ещё не выросли, а тут я такая… уехала, блин, учиться.
-Кать, - сказала она, - ничего страшного. Пей больше виноградного сока. Но если не поможет, то тоже ничего страшного, вырастим как-нибудь.
Она из того времени. Она искренне считает, что виноградный сок, много виноградного сока могут помочь в критический момент. Мифология - такая мифология.
Ни одного упрёка, даже голос не повысила.
Тогда обошлось, это была ложная тревога. И я не пила виноградный сок.
Но в тот момент я поняла, что у меня есть тыл. Что бы ни случилось.
Я стараюсь не говорить с ней о проблемах. А ещё, мне кажется, она догадывается, как я живу. И откуда были те деньги, которые я ей высылала.
Она звонит и каждый раз задаёт один и тот же вопрос:
-Катя, у тебя есть что кушать?
Я каждый раз говорю, что есть. А она уточняет, очень настойчиво уточняет, не выслать ли мне денег (да, тех самых, что я отправляю ей, она почти не тратит, собирает).
Потому что вдруг у меня кушать нечего, а я стесняюсь ей сказать, и отправляю последнее.
Я с трудом убедила её в том, что в Питере есть нормальная картошка, и не стоит передавать её мне поездом.
-Катя, тебе тепло? - начинает беспокоиться она сразу, как только заканчивается август. - У тебя есть шарф? Ты заматывай шею, слышишь меня, заматывай шею!
-Маам, - стону я по телефону, в тысячный раз услышав про шарф, - маам...
Она пропускает мимо ушей и начинает интересоваться, ношу ли я тёплые колготки. Однажды я поняла, что проще соврать. И с тех пор всегда говорю ей, что ношу. Но она, наверное, догадывается. Потому что про колготки мы говорим постоянно. Похоже, она мне не верит, но надеется, что однажды до меня дойдёт.
Если у меня когда-нибудь будет своя Катя, я, наверное, тоже буду говорить с ней про колготки и про шарф.
Я как-то нашла фотографию, долго смотрела, а потом вспомнила, что на ней маме меньше лет, чем мне сейчас. Очень странное было чувство.
Давайте за родителей.
Тридцать три.