Все понимали, что подобного рода обострение рано или поздно случится, только не знали где точно и когда.
Дело в том, что любые войны обязательно чем-то заканчиваются.
А именно: либо безоговорочной капитуляцией одной из сторон, либо мирной конференцией, устанавливающей, помимо всего прочего, обязательные к исполнению всеми договаривающимися сторонами правила поведения. Иногда то и другое совпадает, и тогда в один короткий промежуток времени проходят Нюрнбергский процесс и Ялтинская и Потсдамская конференции.
Холодная война не закончилась, простите, ничем.
То есть, обратите внимание, «война свободного мира с коммунизмом», а именно так позиционировалась «холодная война» в западном сознании, как бы закончена. Как бы противника, в лице пресловутого «коммунизма», уже как бы и нет. Но при этом конфигурация мира очень здорово изменилась: появилась Российская Федерация, в частности, и её место в складывающемся миропорядке вообще пока что никак толком не определено. А её, видите ли, на мировой карте просто не может не быть, ибо она ядерная и пусть и не коммунистическая, но таки сверхдержава.
И акт полной и безоговорочной капитуляции Россия, извините, так уж сложилось, не подписывала.
С другой стороны, и сам по себе «свободный западный мир», что особенно очевидно по никчёмной без США роли в нём НАТО, — это вполне себе очевидный реликт так, судя по всему, и не оконченной «холодной войны»: если нет общего могучего врага — блоковая структура бессмысленна.
Вот и получается, что мы сейчас, судя по всему, находимся не на «пороге новой холодной войны», а на этапе окончания старой: мне уже об этом, кстати, не раз доводилось писать. Просто этап подготовки новой конфигурации мироустройства, которое абсолютно неизбежно по итогам противостояния, — всегда чрезвычайно болезнен. Взаимная игра мускулами, демонстрация «красных линий», максимальный «отжим» противника с позиций, на которых он хотел бы зафиксироваться. И, кстати, не только болезнен, но и опасен: в этот период могут быть обострения ничуть не менее опасные, чем в «острой фазе холодной войны» (типа пресловутого Карибского кризиса). В том числе и потому, что в возможность глобальной ядерной войны сегодня никто толком не верит, кое-кто может и переборщить с давлением до предельных величин, — но, будем надеяться, что у высоких, так сказать, сторон хватит ума до этого всё-таки не доводить.
Однако вне зависимости от тяжести вот этой вот «финальной фазы» — это всё-таки определённый финал.
В том числе — и финал целой эпохи.
Если рассматривать происходящее так — всё становится понятнее: люди, с одной стороны, пытаются отодвинуть границу «сферы влияния России в послевоенном мире» внутрь российской государственной границы и тем самым зафиксировать свои безусловные лидирующие позиции. Россия с этим, мягко говоря, не сильно согласна и в общем, и в частностях. Ну, а поскольку государства, подобные Украине и/или Грузии с Молдавией, давно утратили субъектность в глобальной мировой политике, «острая фаза» переговоров идёт на их земле и за счёт крови их населения: это известный англосаксонский стиль, «переговоры» пока что назначают именно они. Россия тут скорее обороняющаяся сторона. Просто потому нас-то как раз некоторая неопределённость ситуации вполне устраивала: Россия сейчас ещё недостаточно сильна, чтобы диктовать свою волю, но уже и недостаточно слаба, чтобы чужую волю исполнять. Нам было нужно время и хотя бы относительная стабильность: естественно, такие «козыри» противникам по переговорам никто не даёт.
Следовало, в общем-то, ожидать.
Просто «старый мир», похоже, уже окончательно закончился.
А каким будет «мир новый», послевоенный — не знает пока никто.
