Трудная дорога к миру

Владимир Путин 24 июня обратился к верхней палате российского парламента с просьбой отменить решение об использовании вооруженных сил России на украинской территории. Этот шаг президента РФ стал одним из самых обсуждаемых событий. При его оценке неизбежно обращение к предыдущей путинской инициативе, предложенной 1 марта нынешнего года. Тогда глава государства поднял вопрос о возможности военно-политического вмешательства в украинский кризис для стабилизации положения в южных и восточных регионах этой страны. Означает ли июньское решение Путина, что Москва решила отступить перед давлением Запада (в особенности США), занявшего одностороннюю позицию по отношению к ситуации на Украине? И если это так, то какие последствия это может иметь для российских позиций в соседней стране и для внешней политики РФ в целом?

За время, прошедшее с момента поддержки путинской инициативы об использовании российской армии на Украине до запроса о необходимости ее пересмотра произошло столько событий, что их с лихвой хватило бы на многие годы. По своим последствиям они выходят далеко за рамкироссийско-украинских двусторонних отношений. Впервые после 1991 года был создан прецедент пересмотра юрисдикции над частью территории нового постсоветского государства. Если в августе 2008 года Москва признала независимость двух бывших грузинских автономий, то в марте 2014 года она решилась на включение Крыма и Севастополя в состав РФ. За что получила порцию обвинений в аннексионистских устремлениях и игнорировании международного права.

Но международное право, которое в его нынешнем виде было установлено ялтинско-потсдамскиммиром, многократно нарушалось с момента исчезновения Организации Варшавского договора и Советского Союза. Например, выход Словении и Хорватии из состава Югославии, ускоренно поддержанный сначала Германией и Австрией, а затем их европейскими партнерами и США, происходил при подгонке политических решений под юридические формулы. Та же Хорватия была принята в ООН, когда контролировала лишь 70 % своей территории и имела неразрешенный конфликт с сербами Краины. И базируясь на этих решениях, Международный трибунал по бывшей Югославии выстраивал свою обвинительную аргументацию против Слободана Милошевича при выяснении вопроса, на территории какого государства были совершены военные преступления – независимой Хорватии или же распадающейся Югославии.

В итоге самоопределение бывшей союзной югославской республики было интерпретировано не как реализация проекта сецессии, а как создание нового государства на развалинах старого, так как центральные институты Югославии якобы уже перестали функционировать. И тут уместен вопрос: а функционируют ли сегодня в полном объеме центральные власти единой Украины? Не слишком широко сегодня дискутируется и появление на карте мира самостоятельной Словакии и Чехии без всенародного волеизъявления, равно как и старт процесса международной легитимации Косово без аналогичных процедур.

После присоединения Крыма к России постсоветское пространство в его прежнем виде перестало существовать

Как бы то ни было, а после присоединения Крымского полуострова к России постсоветское пространство в его прежнем виде перестало существовать. СНГ, как инструмент "цивилизованного развода" более не действует. Просто потому, что два создателя этого Содружества – Украина и Россия – находятся сегодня в, мягко говоря, сложных отношениях друг с другом. И с первого дня украинского кризиса страны-члены СНГпрактически не проявили никакого интереса к участию в его разрешении. Каждый сделал ровно то, что соответствует национальным интересам его независимого государства, но не более того.

Армения заявила об актуальности крымского референдума для определения будущего Нагорного Карабаха. Азербайджан, Грузия и Молдова вновь поставили вопрос о восстановлении территориальной целостности. При этом Тбилиси и Кишинев использовали ситуацию на Украине для ускорения процесса подписания договора об Ассоциации с ЕС. Жупел "российской угрозы" оказался эффективным инструментом для продвижения на этом направлении. Без украинского кризиса процедура подписания соответствующих документов возможно потребовала бы большего времени. Но хотя официальный Баку поддержал Киев, как партнера по "альтернативным" энергетическим проектам, опасения по поводу "импорта Майдана" заставили азербайджанские власти усилить давление на оппозицию и правозащитников. И заодно протестировать Запад на предмет его "толерантности" по отношению к отступлению его энергетического партнера от стандартов демократии и прав человека.

На место СНГ приходят новые интеграционные проекты. Один из них, Евразийский экономический союз (ЕАЭС) был объявлен 29 мая 2014 года в Астане. При этом часть постсоветских республик ориентируется на европейскую и североатлантическую интеграцию. Далеко не факт, что на этом пути их ожидают быстрые и обнадеживающие результаты. Но данный вектор объявлен, он имеет свой ресурс поддержки и от него ждут позитива. Практика покажет, сбудутся ли сегодняшние завышенные ожидания или перерастут в разочарования. В любом случае растущая конкуренция России и Запада на постсоветском пространстве способствует его эрозии и размыванию, как единого целого.

При этом, осуществив присоединение Крыма, Москва быстро осознала, что "клонирование" этого опыта в других территориях Украины невозможно. И не только потому, что страшны санкции Запада, а тотальный разрыв отношений с теми же США и ЕС нежелательны. Ведь помимо Украины Запад и Россию объединяет масса общих вызовов, на которые требуется консолидированная реакция (от Афганистана до Сирии, Ирана и Ирака). И во многом из-за противоборства на Украине и вокруг нее многие из геополитических головоломок не разрешаются.

Но самое главное – не внешнеполитический контекст, а внутренние украинские резоны. В отличие от Крыма на Донбассе и в других южных и восточных регионах Украины намного более разнообразная гамма политических оценок. Здесь далеко не все готовы к смене государственной юрисдикции даже при наличии претензий к Киеву и его политике. В этом плане показательна судьба Харьковской народной республики и неудачных попыток "русской весны" в Одесской, Херсонской и Запорожской областей. Да и ряд районов Донецкой области в день референдума о поддержке ДНР проводили собственный плебисцит о присоединении к Днепропетровской области, ставшей своеобразным плацдармом Киева для установления контроля над Донбассом и Луганщиной.

Даже если мы посмотрим на формирование Донецкой и Луганской народных республик, то увидим отсутствие единой вертикали, единых целей и задач, единых идеологических установок. В этой ситуации копирование крымского опыта не представлялось возможным. Тем паче, что в Киеве немало сторонников втягивания Москвы в открытый вооруженный конфликт с Украиной. Во-первых, в этом случае появляется возможность играть на патриотических чувствах, отвлекая население от надвигающихся экономических и социальных проблем. Во-вторых, появляется возможность для более жестких действий Запада, которые могут негативно сказаться на российских позициях.

Готовность к миру Путин обозначил еще в мае на переговорах с председателем ОБСЕ

Глубоко неправ тот, кто считает июньскую инициативу Путинакакой-то радикальной "сменой вех" и разворотом на 180 градусов. Такие выводы ничем не подтверждаются. Свою готовность к мирной трансформации украинского конфликта президент России обозначал еще во время майских переговоров с председателем ОБСЕ Дидье Буркхальтером, не говоря уже о готовности к признанию Петра Порошенко в качестве визави для переговоров и разрешения конфликта. Заметим при этом, что Кремль не спешил с признанием референдумов в Донбассе и на Луганщине, оставляя этот аргумент для крайнего случая.

Но в июне сами представители новой украинской власти проявили готовность пришпорить коней. Порошенко, став президентом, попытался ускорить проведение антитеррористической операции, чтобы продемонстрировать свою эффективность, как нового национального лидера, противопоставив себя своим предшественникам из "временного правительства". Но, столкнувшись с невозможностью реализации сценария блицкрига, он, вероятно, осознал, что без обсуждения (хотя бы в ограниченном формате) военно-политических вопросов с теми, кто имеет реальную силу на юге и востоке Украины, невозможно.

Конечно, готовность к разговору с представителями ДНР и ЛНР не означает их государственного признания, но непризнанные образования Донбасса имеют шанс стать реальной стороной конфликта и участником потенциального переговорного процесса. По аналогии с тем, что имеет место в Приднестровье или в Абхазии и Южной Осетии до начала "разморозки" этих конфликтов в период президентства Саакашвили. Как говорят в Мексике, "до Бога далеко, а США близко". В украинском случае непосредственным соседом "незалежной" является именно Россия, а не Штаты. И каким бы благосклонным ни был Вашингтон к действиям Киева, без полноценного вовлечения России в урегулирование украинского противостояния ничего не получится, как без вовлечения Ирана в разрешение конфликтов в Ираке и в Сирии. Чем быстрее Киев осознает эту истину, тем легче будет распутывать сложные узлы.

Украинский кризис не является исключительно двусторонним делом Киева и Москвы (в этом случае многие вещи было бы проще решать). И из инициативы Путина западные партнеры России могут сделать прямо противоположные выводы. Они могут поддержать их и включиться в разрешение конфликта и в последующее обсуждение украинских перспектив вместе с Москвой. Но они же могут воспринять обращение президента РФ, как проявление слабости со всеми вытекающими отсюда последствиями. Не исключено поэтому, что мирная передышка не станет необратимым движением к миру. И всем сторонам еще не раз придется пройти несколько кругов противоборства, чтобы осознать, что "игра с нулевой суммой" не может быть приемлемой опцией.