Корр. “НВ”, главный редактор журнала "Армения Туристическая" и член команды путешественников "Armenian Geographic" Елена Шуваева-Петросян в составе группы альпинистов взошла на Арарат. Свой паломнический путь к вершине армянского символа она начала 15 сентября. А по возвращении поделилась своими заметками-впечатлениями.
Армянские Карс, Игдыр, Баязет, Ани... И, конечно же, наш Арарат, который, как пишет автор, “и с турецкой стороны смотрится как владетель, покровитель, пуп Земли”. Арарат, каким увидела его журналистка — “гора настолько величественная и божественная”, “живая и говорящая”, что для восхождения на нее следует созреть. “Эта гора не для спортивного интереса, а для паломничества”. И... для утоления Карота (арм. - тоска по утраченной родине), о котором Шуваева-Петросян хоть и не ведает в силу национального происхождения, однако вполне догадывается, что очевидно по ее заметкам и точно переданным ощущениям.
НАЧАЛО ПУТИ
Глупо думать, что от Еревана до Карса всего лишь 170 километров, когда граница закрыта. В сложившихся реалиях мы должны пересечь четыре границы и отмотать 480 километров, чтобы оказаться в городе, где еще не выветрился запах армянского хлеба, и еще в два раза больше километров, чтобы попасть в Баязет (сейчас — 
Догубаязит) у подножия Арарата, чтобы начать свое паломничество.
По дороге заезжаем в Гюмри за нашим попутчиком — 65-летним Гагиком Мурадяном. Для него восхождение на Арарат будет своего рода паломничеством в память о жертвах землетрясения 1988 года. В тот страшный декабрь Гагик потерял многих своих родных и близких. И с тех пор совершает свои уникальные пешие походы. ...Я не расспрашиваю его, боясь растревожить рану, но знаю, что уже 25 лет Гагик и зимой, и летом бегает босиком. И почти каждый выходной — пробег от Гюмри до Спитака и обратно. И на Арарат он собирается подниматься босиком. Ребята в нашей группе обеспокоены его возрастом и миссией.
В Гюмри заходим в церковь Сурб Аствацацин за благословлением, ставим свечи и отправляемся в долгий путь.
...На турецко-грузинской границе пограничник-турок, вклеивая визы в армянские паспорта моих друзей, с ухмылкой на хорошем армянском спрашивает: “На свои земли направляетесь?!” С одной стороны, звучит как издевка, с другой — как признание: а ведь знают же, что земли армянские.
На границе встречаем группу знакомых из Армении под предводительством гида Геворга Ареви Гаспаряна, которые направляются к озеру Ван и горе Сипан. Курды называют ее Горой Наград. Ованес Шираз в поэме “Сиаманто и Ханджезарэ” описал восходящее над Сипаном солнце:
Пылающего солнца шар из дымных ванских вод
Авахорик-гора берет и на плечо кладет,
Потом его несет Вараг, а после Цовасар
Берет на мощное плечо красногорящий шар. 
Затем сменяет их Арнос, и так же в свой черед
Сияющую эту кладь Гргуру отдает.
Доносят до Сипан-горы. И на Сипан-горе
Оно горит, — земля внизу алеет на заре.
У ванских вод, как богатырь, покинувший ночлег, —
Сипан, и на его плечах, как полотенце, снег.
Вокруг порхает ветерок и свищет птицам в лад,
И скалы бурые у ног, как буйволы, лежат.
Получив визу, ждем, пока
наша машина пройдет таможенный осмотр. Рассматриваем карту нынешней Турции. Гагик ищет село своего отца, которое находится в Карсской области. “Башкадиглар! Вот оно!” — восклицает он и выражает пожелание там побывать. Этот крюк не входил в наши планы, но ребята соглашаются в знак уважения к возрасту Гагика - когда он еще попадет на эти земли!
Каждый начинает вспоминать свою родословную. Айк Айрапетян рассказывает, что его корни из Арцапа, но его предки еще в 1828 году, после Туркманчайского договора, переехали. Тогда эта территория была под персидским влиянием. Бабушка дизайнера Нура (Армана Давтяна) из Карса. В 1918 году, когда ей было 13 лет, она пешком дошла до Франции. Воскеат рассказывала внукам, как износилась ее обувь и тогда она, срезав свои длинные волосы, сплела из них себе лапти. По дороге она потеряла брата, который впоследствии оказался в Ереване...
Пересекая границу, попадаешь в рай. Богатая растительность, плодородная земля и повсюду армянские названия поселений. Редкие люди собирают шиповник в придорожных лесах. Мои друзья-армяне молчат. Довлеющее запустение угнетает.
Проезжаем вдоль турецко-армянской границы. Через ущелье виды родные территории. Тут начинает работать армянская сотовая связь, и все активно звонят своим родственникам и друзьям.
КАРС: ЗДЕСЬ ВСЕ ЕЩЕ ПАХНЕТ АРМЯНСКИМ ХЛЕБОМ
Немного общеизвестной истории для неармянского читателя. В 10 веке Карс был столицей Багратидской Армении. Он имел важное значение в государственной и общественной жизни средневековой Армении, являлся центром провинции Вананд Айраратской области. Город также был крупным центром ремесла и торговли. В 928-961 годах являлся столицей Армении, в 961 году армянский царь Ашот Третий перенес столицу в Ани. В 10-11 веках Карс был столицей Карсского (Ванандского) царства, которым управляла младшая ветвь армянской царской династии Багратидов. В конце 11 века Карс был захвачен Византией, а позднее — сельджуками. В конце 12 века вместе с частью Северной Армении освобожден Закарянами и в составе их владений вошел в пределы Грузинского царства. В 16 веке захвачен Турцией, превратившей его в опорный пункт для распространения своего влияния на Закавказье.
Во время русско-турецких войн 19 века Карсская крепость стала одним из главных объектов борьбы на Кавказском театре военных действий. В ноябре 1877 года Карс был взят русскими войсками в результате стремительного штурма и по Сан-Стефанскому мирному договору 1878 года отошел к Российской империи и до 1917 года был
центром Карсской области. Тогда окрестности города активно заселяли русские переселенцы — в частности молокане.
Начало 20 века — трагичные страницы в истории Армении. По Брестскому договору 1918 года Карс вместе с округами Батум и Ардаган отошли к Турции. Но после поражения в Первой мировой войне турки оставили Карс, и в город вступили английские войска. В мае Карс был передан Армении, и значительное число армян возвратилось в свой родной город. И тут бы вздохнуть и зажить на родных территориях, ан-нет, повороты истории непредсказуемы. В 1920 году Карс был занят турецкими войсками и по Карсскому договору 1921 года вошел в состав Турции. Под давлением Советской России правительство Армении было вынуждено подписать Карсский договор 1921 года.
После победы во Второй мировой войне Сталин хотел вернуть армянские и грузинские территории, поэтому в 1946 году вдоль границы были выставлены войска и даже распределены руководящие должности. Так, Антон Кочинян мог бы стать первым секретарем Карсского обкома компартии. Но 30 мая 1953 года, после смерти
Сталина, СССР отказался от территориальных претензий к Турции, в частности, на город Карс.
КАРС: ЗДЕСЬ ВСЕ ЕЩЕ ПАХНЕТ АРМЯНСКИМ ХЛЕБОМ
А это уже описание Карса из пушкинского “Путешествия в Арзрум во время похода 1829 года”:
“Я поехал по широкой долине, окруженной горами. Вскоре увидел я Карс, белеющийся на одной из них. Турок мой указывал мне на него, повторяя: Карс, Карс! и пускал вскачь свою лошадь; я следовал за ним, мучась беспокойством: участь моя должна была решиться в Карсе. Здесь должен я был узнать, где находится наш лагерь и будет ли еще мне возможность догнать армию. Между тем небо покрылось тучами и дождь пошел опять; но я об нем уж не заботился. Мы въехали в Карс. Подъезжая к воротам стены, услышал я русский барабан: били зорю. Часовой принял от меня билет и отправился к коменданту. Я стоял под дождем около получаса. Наконец меня пропустили. Я велел проводнику вести меня прямо в бани. Мы поехали по кривым и крутым улицам; лошади скользили по дурной турецкой мостовой. Мы остановились у одного дома довольно плохой наружности. Это были бани. Турок слез с лошади и стал стучаться у дверей. Никто не отвечал. Дождь ливмя лил на меня. Наконец из ближнего дома вышел молодой армянин и, переговоря с моим турком, позвал меня к себе, изъясняясь на довольно чистом русском языке. Он повел меня по узкой лестнице во второе жилье своего дома. В комнате, убранной низкими диванами и ветхими коврами, сидела старуха, его мать. Она подошла ко мне и поцеловала мне руку. Сын велел ей разложить огонь и приготовить мне ужин. Я разделся и сел перед огнем. Вошел меньший брат хозяина, мальчик лет семнадцати. Оба брата бывали в Тифлисе и живали в нем по нескольку месяцев. Они сказали мне, что войска наши выступили накануне и что лагерь наш находится в 25 верстах от Карса. Я успокоился совершенно. Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства. Мы все легли спать в одной комнате; я разлегся против угасающего камина и заснул в приятной надежде увидеть на другой день лагерь графа Паскевича. Поутру пошел я осматривать город. Младший из моих хозяев взялся быть моим чичероном. Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом. Мой армянин толковал мне как умел военные действия, коим сам он был свидетелем. Заметя в нем охоту к войне, я предложил ему ехать со мною в армию. Он тотчас согласился. Я послал его за лошадьми. Он явился вместе с офицером, который потребовал от меня письменного предписания. Судя по азиатским чертам его лица, не почел я за нужное рыться в моих бумагах и вынул из кармана первый попавшийся мне листок. Офицер, важно его рассмотрев, тотчас велел привести его благородию лошадей по предписанию и возвратил мне мою бумагу; это было послание к калмычке, намаранное мною на одной из кавказских станций. Через полчаса выехал я из Карса, и Артемий (так назывался мой армянин) уже скакал подле меня на турецком жеребце с гибким куртинским дротиком в руке, с кинжалом за поясом, и бредя о турках и сражениях. Я ехал по земле, везде засеянной хлебом; кругом видны были деревни, но они были пусты: жители разбежались. Дорога была прекрасна и в топких местах вымощена — через ручьи выстроены были каменные мосты. Земля приметно возвышалась — передовые холмы хребта Саган-лу, древнего Тавра начинали появляться. Прошло около двух часов; я въехал на отлогое возвышение и вдруг увидел наш лагерь, расположенный на берегу Карс-чая; через несколько минут я был уже в палатке Раевского”.
В начале 19 века в Карсе было 850 домов, из которых 600 принадлежали армянам (71%). По переписи Российской империи 1897 года, население города 20 805 человек, из них 10 305 (49,6%) армяне, 3483 (16,7%) русские, 1914 (9,1%) украинцы, 1084 (5,2%) поляки, 786 (3,7%) турки, 733 (3,5%) греки и др. После завоевания города турецкими войсками в 1918-1920 годах большинство жителей были убиты или стали беженцами.
В настоящее время 20% населения Карса составляют этнические азербайджанцы, остальные — курды.
Но несмотря на все перипетии истории, армянский дух не покинул город. Прогуливаясь по узким мощеным улочкам, то и дело наталкиваемся на армянское присутствие — то магазины, то гостиницы с армянскими названиями — “Армине”, “Ани”, “Карабах”... Добротные дома типичной армянской архитектуры либо приспособлены под какие-либо учреждения, либо пребывают в запустении. Я не смогла преодолеть любопытство — заглянула в разбитое окошко одного из домов и сразу отпрянула: на столе стояла кухонная утварь, пахло печным дымом и хлебом, будто хозяева только что покинули жилище, а не сто лет назад.
Подходим к Армянской церкви Святых Апостолов 10 века, которая в 1969-1980 годах была превращена в мечеть Кюмбет Джамии с заменой креста на полумесяц, а с 1994 года не действует. Мимо нас проходит турок из Измира. Я, будто бы не зная, что это за храм, спрашиваю его об этом. Турок добродушно улыбается мне и говорит: “Это древняя армянская церковь”, потом в свою очередь спрашивает, откуда мы. “Из Армении!” — отвечаем. “О!” — разводит он руками и желает нам удачи. Все-таки простым людям чужда политика, потому-то они и не перевирают историю.
Наш водитель Карапет, полуармянин-полуфранцуз, владеющий пятью языками, в том числе турецким и курдским, хорошо знает дороги и достопримечательности Турции. Он ведет меня в Археологический музей Карса. Я его заранее предупредила, что хочу найти Карсский обком Компартии, но, видимо, этого здания нам не найти, но сохранилась другая достопримечательность — вагон, подаренный большевиками туркам, в котором был подписан Карсский договор. В соответствии с этим кощунственным договором, во исполнение Московского договора между РСФСР и Турцией от 16 марта 1921 года, города Карс и Ардаган отошли к Турции. И армянская гора Арарат также оказалась на территории Турции.
У вагона стоит бюст турецкого политического деятеля Кязыма Карабекира, который в 1920 году руководил военными действиями против Армении. Спрашиваю у экскурсовода, может, у них есть и бюст Ленина. Он не понимает моего вопроса. Ведет в зал, открывает ноутбук и “Гугл переводчик”, мол, набери, что ты хочешь узнать. Карапет объясняет ему, кто такой Ленин. Парень смотрит на нас распахнутыми глазами и откровенно не понимает, о ком это мы...
Во дворе музея стоят вишапы, пулпулаки и надгробные камни — вечные свидетели резни армян. Удивительно, но мало кто задается вопросом —что же написано армянскими буквами на этих камнях. А написано там, что некая Арусяк, 1894 года рождения, почему-то умерла в 1909 году, а камень поставил в ее память Арутюн. Другое надгробие рассказывает о рожденном в 1877 году и почившем в 1900-м. Пулпулаки тоже сделаны в память об умерших. В здании музея хранится большое количество крестов, а залы украшены огромными резными дверьми, на которых когда-то были кресты. Перпендикулярные ветви креста сняты, но цвет все равно выдает его изображение. Над дверью по-армянски написано: “В память о Гаяне”.
Процветающий некогда Карс сегодня — бедный, пыльный городишко, на улицах которого продают в большом количестве старую обувь, а на центральной площади важно восседает на коне Ататюрк. Умилили чистильщики обуви на каждом углу и их важные клиенты, которые, водрузив ногу на подставку, важно оглядываются по сторонам и лыбятся в ус.
ИГДЫР, БАЯЗЕТ: ПОВСЮДУ НАС СОПРОВОЖДАЕТ АРАРАТ
Нынешний Игдыр так далек от образа армянского города... Это маленький городок с нелепыми, разноцветными коробками пятиэтажек. Много пыли и суеты. Пустые окна новых домов... Город, который до 1920 года населяли армяне, сейчас заполнен азербайджанцами, курдами и турками, которые там в меньшинстве. Люди живут очень бедно и занимаются в основном скотоводством.
Отсюда открывается прекрасный вид на величественный Арарат. Другой ракурс армянской горы не менее прекрасен. Не раз слышала, что якобы Арарат с другой (турецкой) стороны не так красив. На мой взгляд, это не так.
Направляемся в Баязет, ныне — Догубаязит, и повсюду нас сопровождает Арарат. А я вспоминаю слова ветерана альпинизма Владимира Сарояна, который принципиально не поднимается на Арарат. Зачем он должен платить деньги курду или турку, чтобы подняться на Свою Гору, тем более что его отец родился в Баязете. Однажды в беседе Владимир сказал — вот бы здорово сделать Арарат открытой, свободной зоной, никому не принадлежащей, как, к примеру, Северный Полюс, ведь с Арарата начиналась жизнь...
...Пыль, шум. Земля в Баязете пропитана запахом бараньих испражнений. Близость к иранской границе (35 километров) сделала город проходным пунктом большегрузов. А вообще-то Баязет имеет великую историю. Он стоит на месте древнеармянского города Аршавакан — одной из 13 исторических столиц Армении, и когда-то был заселен в основном армянами и курдами.
Город получил название в честь Баязида — царевича государства Джалаиридов, который будучи правителем города Ани, приказал в 1374 году выстроить в городе крепость для защиты от войск государства Кара-Коюнлу. В 19 веке город был известен в России под названием Баязет. В 1934 году переименован в Догубаязит — “восточный Баязит” в переводе с турецкого.
Сколько раз Баязет был форпостом во время русско-турецких войн! Поэт Валентина Эфендиева об этих страницах написала так:
Все мысли лишь о Баязете,
Он, как форпост, а позади
Россия, что за всех в ответе
Прижала беженцев к груди!
Именно в Баязете я поменяла свое мнение о курдах. Да, были курдские разбойничьи отряды, которые участвовали в резне армян, чтобы занять их жилища и территории, но скольких армянских детей спас простой курдский народ. Возникло ощущение, что в каждом втором курде течет 25 процентов армянской крови. Что удивительно, армянские дети, выросшие в курдских семьях, всегда знали, что они армяне. Уста Мустафа, пришедший в гостиницу поприветствовать нас, потому что очень близок с Карапетом, именно из таких детей. Он вырос в курдской семье и женился на такой же девочке-армянке, которую воспитали курды. Он знает, откуда его корни и всегда помнит, что его фамилия — Восканян. Отец Мустафы родился в селе Гаразиат около границы с Ираном, но потом переехал в Игдыр. “В селе Гаразиат есть черная армянская церковь, в которую мы ходили”, — вспоминает Мустафа. Спрашиваю его, какой он веры сейчас. На этот вопрос Мустафа ответить не может, лишь говорит, что мечеть не посещает и ненавидит муллу, как и Ататюрка. Вообще я заметила, что курды искренне ненавидят турок, лишь только заходит разговор о турках, они начинают плеваться и сморкаться.
Мустафа не владеет армянским языком, лишь курдским, турецким и фарси, но часто бывает в Армении — очень любит армянскую столицу и армян, которых считает на редкость добродушными и гостеприимными. Сыновей своих он назвал так: Арарат, Азат, Шорер, Кава.
У Бурхана, нашего проводника на Арарат, дедушка — армянин. Отец Бурхана, являясь наполовину армянином, исповедует христианство, мать — мусульманка, поэтому в этой семье очень лояльное отношение к религиозным различиям.
Курды очень благосклонны к армянам. Вопреки расхожему мнению, многие из них не заняли армянские дома, говоря, что там живут духи убитых армян. Забегу вперед, возвращаясь с Арарата, мы проходили через разрушенное село, где меня привлекли непонятные ямы в домах. Бурхан сказал, что это курдское село, которое в начале 20 века разрушили турки и которые уже в наши дни приезжают сюда с металлоискателями и ищут армянское золото. “Рядом было армянское село, они все там перекопали, потом пришли сюда”, — рассказывал наш проводник.
Вообще среди курдов услышала мнение, что отец лидера Рабочей партии Курдистана Абдуллы Оджалана — армянин. Сам Оджалан родился в армянском селе Амара, которое после резни 1915 года курдизировалось. И в это легко верится, когда слышишь истории курдов, у которых армянские корни.
НА ВЕРШИНЕ АРАРАТА!
Арарат и с турецкой стороны смотрится как владетель, покровитель, пуп Земли. Климат “по ту сторону” гораздо мягче, снежная шапка горы меньше. Неудивительно, что когда-то прародитель армянского народа Айк облюбовал это место, обороняясь от покушений Бэла.
Для Арарата нужно созреть, потому что эта гора настолько величественна и божественна, что с бухты-барахты взбираться на нее просто невозможно. Нужно быть готовой не столько физически, сколько духовно. Эта гора не для спортивного интереса, а для паломничества.
15 сентября мы начали наш паломнический путь на Арарат. Многие друзья отговаривали от этой затеи, так как середина сентября — уже не сезон для подъема. Хотя это спорный вопрос, как повезет. Многие и в конце августа попадали в снежные бури на Арарате. Я почему-то верила, что нам повезет, что Арарат преподнесет нам “бахт”. Впрочем, так и случилось. Согревала мысль, что примерно в эти дни поднимался и первовосходитель Хачатур Абовян, неся свой тяжелый черный крест на вершину.
В далеком 1829 году в Араратскую долину прибыла группа дерптского профессора Фридриха Паррота, ставившая себе целью восхождение на вершину. 12 сентября в сопровождении охотника из селения Ахури Исаака путники начали подъем. Скалистые гребни, нагромождение льда, глубокие трещины, отсутствие палаток и альпинистского снаряжения, оскудевший провиант заставили путников вернуться назад.
Отдохнув в Эчмиадзине, профессор Паррот решил предпринять вторую попытку восхождения. Тут ему порекомендовали в спутники молодого и выносливого Хачатура Абовяна, который сразу же произвел на него благоприятное впечатление. Он увидел пытливого, тянущегося к знаниям человека, который хорошо знал родную страну, ее историю и природу, владел несколькими языками.
Но и вторая попытка восхождения не увенчалась успехом, несмотря на то что путники, по совету Абовяна, поднимались по более пологому, западному склону. Поднявшись чуть более 4 тысяч и установив крест на достигнутой точке, они вынуждены были вернуться. Но Абовян не терял надежды. Он справедливо утверждал (это мнение подтверждено теперь всей практикой альпинизма), что успех восхождения в значительной мере зависит от того, насколько высоко будет поднят ночной бивуак: надо за один день достичь вершины, чтобы засветло вернуться в лагерь.
26 сентября началось третье по счету восхождение. Руководил экспедицией Хачатур Абовян, который рассчитал время по минутам. Сказывалась осень, и свежий снег, по которому восходители шли девять дней назад, превратился в плотный фирн. Когда путники дошли до языка ледника, сползающего с вершины, они уже выигрывали несколько часов. Каменные утесы сменились ледяными склонами — пришлось рубить ступени. Путники заметно устали, все чаще останавливались на отдых. Хачатур прокладывал путь, двигаясь первым по ледяным полям, отполированным ветром. Он умело обходил трещины, прикрытые тонким слоем снега, отыскивал наиболее безопасный путь. У некоторых восходителей началась горная болезнь. Но вершина была совсем рядом. Измученные люди приободрились, ускорили шаг, но радость была преждевременной — далеко за крутым выступом, который они приняли за вершину, сверкал прекрасный серебристый купол Арарата. Медленно, шаг за шагом, они продолжили путь. И вот Абовян, ушедший вперед, остановился: вершина! Восходители не могли поверить, что они дошли, радостно смеялись и обнимали друг друга. Впервые на вершине Арарата зазвучали человеческие голоса. На краю ледяного холма к северному выступу Хачатур Абовян установил черный деревянный крест, который он донес до вершины. 27 сентября 1829 года Арарат был покорен!
В наше время восхождение дается гораздо легче — идем по проторенной дорожке, облачившись в специальную одежду, имея снаряжение.
В начале восхождения гюмриец Гагик поспешно разулся, чем вызвал негодование попутчиков. Ребята боялись, если он поранит ноги, то нам придется вернуться — не бросать же его одного. Но мужчина был непреклонен, пошел навстречу лишь в том, что заткнул обувь за пояс. Так, на всякий случай, главным образом, чтобы успокоить нас.
Гагик ступает молчаливо и уверенно. В пыли отпечатываются его массивные ступни. Непривычно видеть среди отпечатков обуви и конских копыт голую человеческую ступню. Мы все, по какому-то негласному соглашению, стараемся не наступать на Гагикины следы — пусть останутся, как след первого армянина, совершающего свое босоногое паломничество на Арарат. Мне кажется, что я считываю мысли и чувства Гагика. Он, несколько раз терявший своих родных в Карсе, Спитаке и Гюмри, совершает свое восхождение в память о почивших и во благо живых.
Поднимаясь на вершину Арарата, я поняла, что не терплю близость людей. Человек может идти впереди или сзади, но не рядом, будто я боюсь, что он, заглядывая в мое лицо, прочтет сокровенные чувства или мысли, украдет их и развеет по горному ветру.
Арарат — гора живая и говорящая. Во второй половине дня она гудит от камнепадов, по ночам — тиха и молчалива.
Первый лагерь на высоте 3390 метров. Ужин в большой палатке. Бурхан очень хорошо готовит. Радуется нашим похвалам. Я его научила выражению на русском — “я хороший повар!” После ужина он вместе с ребятами танцует армянские танцы и напевает армянские песни.
Снежная вершина Арарата блестит в свете полной луны. Россыпи звезд. А внизу, на изогнутом плато, светятся Игдыр и Баязет.
Рано утром, спешно позавтракав, вышли ко второму лагерю. Идем быстро, отстающих нет. Перегнали группу французов, которая вышла из другого лагеря на два часа раньше нас.
Во время первой пятиминутки на отдых Нур решил переодеться. Из кармана посыпались армянские монеты. Артур бросился собирать, но Нур предупредил его движение: “Пусть останутся, чтобы вновь вернуться сюда!”
...Гагик продолжает путь босиком. Прошу его показать ступни — крепкие, гладкие, без единой царапинки. Мужчину беспокоит лишь то, что ноги в пыли...
По дороге мы встретили спускающуюся группу российских восходителей. Оказались моими земляками — волжанами, из Волгодонска. С удовольствием им рассказываем об Армении и приглашаем в гости. Потом они начинают с восторгом рассказывать нам, что где-то под Баязетом им показали... сваи, на которых якобы строился Ноев Ковчег. И сваи те покрыты древними известковыми отложениями и тиной... И хранителем их является дряхлый старичок, так похожий на Ноя. Конечно, это вызвало у нас двойное недоумение: во-первых, согласно этой версии, теперь нужно переписать всю историю Потопа, указав новое место строительства Ковчега, а во-вторых, как могли взрослые здравомыслящие люди поверить в эту дребедень.
...Второй лагерь для ночевки находится на высоте 4100 метров. На удивление дышим легко, возможно, походы на Арагац помогли развить легкие. Мы решили подняться на Арарат и спуститься за рекордные три дня без акклиматизации, когда многие делают это за 4- 5 дней. Перед кульминационным восхождением мы ложимся спать в 5-6 вечера, чтобы проснуться в час ночи и выйти на вершину.
Выходим по темноте. Гагика просим обуться. Он и не сопротивляется, потому что понимает: невозможно по такому крутому склону, усыпанному камнями разных размеров, пеплом, идти в темноте. А с 5000 метров начинается фирн — многовековой лед, изъеденный злобными стратосферными ветрами, по которому возможно передвигаться только в “кошках”. Гагик дошел босиком до высоты 4100 метров, а это, скажу вам, не так уж и легко даже в обуви. Бурхан делится впечатлениями, что такого подвига на Арарате он еще не видел. Однажды у него была команда парапланеристов, которая умудрилась на вершину горы затащить параплан и оттуда спуститься в Баязет. Тогда он от ужаса, что будет, закрыл глаза. Идти босиком он позволил Гагику тоже на свой страх и риск.
Камни, покрытые изморозью, блестят при лунном свете, возникает ощущение их драгоценности. К 5 утра подходим к высоте 5000. Зрелище, открывшееся перед нами, завораживает. Солнце, восходящее за Малым Араратом, освещает вершину Большого и проецирует его в дымке по другую сторону горы. И вот перед нами два Великих Арарата, причем отличить, где подлинный, а где его тень, очень сложно.
Вгрызаемся “кошками” в лед. Последние примерно 150 метров. Странно, мы, да и не только мы, привыкли считать, что высота Арарата 5165 метров, но Бурхан утверждает, что это неверная цифра, и высота Арарата — 5137. День ясный, но холодный и ветреный. Сразу оговорюсь, что нам очень повезло с погодой. Мы попали в тот единственный солнечный день, когда вершина была чистой. В тот же день, когда мы спустились с горы, снова задождило, и Арарат погряз в тумане.
У пика растянули два флага — армянский и российский. Армения + Россия = сами знаете! Гагик достал бутылку коньяка “Арарат” 30-летней давности, налил прекрасный напиток в латуневую чашу — символ Гюмри, на которой выгравированы слова памяти погибшим во время землетрясения. Мы выпили молча. Остаток коньяка в чаше оставили на вершине. Потом всю дорогу Гагик волновался — а вдруг кто-то из других восходителей махом выпьет коньяк и потом не сможет спуститься со скользкой вершины.
...К сожалению, с вершины Арарата невозможно было рассмотреть Ереван, лишь Араратскую долину. Вдали в дымке плыл Арагац. Странное дело, с Северной вершины Арагаца Арарат кажется таким близким, а вот с вершины Арарата — Арагац кажется далеким.
Спустились в тот же день, преодолев очень длинный путь. За нашей спиной стоял Арарат, но мы знали, что, вернувшись в Ереван, он вновь будет перед нами.
Сразу же созрели планы на будущий год: за одну поездку подняться на две вершины — Сис и Масис. Малый Арарат находится на расстоянии 12 километров от Большого. Бурхан рассказал, что у подножия Сиса (3925 м) находится небольшая армянская церковь, а на вершине есть хачкары.
АНИ: ИСЧЕЗАЮЩИЕ АРМЯНСКИЕ СЛЕДЫ...
На обратном пути мы решили заехать в город 1001 церкви — Ани, на который смотрели несколько месяцев назад с другой стороны Ахурянского ущелья — с городка Анипемза.
Город основан в глубокой древности. С 5 по 8 века находился во владении князей Камсараканов, а затем Багратидов. В 961 году Ашот Третий сделал Ани столицей Армении. Тогда город стал крупнейшим политическим, экономическим, культурным и торговым центром.
Чего только не происходило в его истории! Город был и под властью Византии, захватывался и разрушался турками-сельджуками и землетрясением, захватывался грузинами, монголами, был столицей тюркменской династии Кара Койунлу, а к концу 14 века был захвачен Тамерланом и потерял свое значение как культурный и экономический центр. В 1534 году вошел в состав Османской империи, с 1878 по 1917 годы по Сан-Стефанскому договору находился в составе Российской империи.
Сейчас в Ани частично сохранились средневековые городские стены, дворец сельджукидов, ряд армянских церквей 11-13 веков. С сожалением вынуждена отметить, что реставрационные работы в городе ведутся в ущерб армянскому наследию. Армянские надписи замазываются и подтираются, а кресты уничтожаются и вырезаются из стен церквей. У входа в одну из главных церквей — удивительной красоты хачкар, вернее, остатки от него, поскольку сам крест вырублен. Неудивительно, если через несколько лет мы не обнаружим и надписи под крестом.
По городу гуляют коровы, очень много костей, человеческих и животных, которые обнажили дожди и время. Разбитые карасы...
В 2010 году “Фонд мирового наследия” (Global Heritage Fund) из-за неэффективного управления и пренебрежения властей Турции историей внес руины Ани в список “Памятники на грани гибели”. Но, видимо, даже это неспособно остановить уничтожение армянских следов в городе Ани.
...Заезжаем в деревню Башкадиглар, которая находится в 25 километрах от Ани. Куда ехать, где искать родительский дом Гагика? Но удивительное дело, в машине Гагик разулся и... побежал. Столько было ребячества в этом беге, будто бы он мальчишка, вырвавшийся из объятий своего отца, спешит по своим делам вселенской важности. Несмотря на то что Гагик никогда здесь не бывал, его ноги помнили дорогу. Он быстро нашел “мец ахпюр”, о котором ему рассказывал отец, поцеловал землю, умылся водицей. Затем набрал землю в пакет, воду в бутылку, взял камень. Отвезет братьям и отнесет на могилу отца, который так и не смог вернуться в родной Башкадиглар.
Быстро уезжаем из деревни, находящейся в пограничной зоне, чтобы не привлечь армянскими номерами патруль...
На обратном пути снова молчим, потрясенные энергетикой мест. Потом уже, в Ереване, делимся мыслями — у всех ощущение, что мы и не покидали Армению. Даже у меня, казалось бы, не ведающей, что такое армянский карот...
Ереван — Карс — Игдыр —
Баязет — Ани — Ереван
