Предлагаем читателям эссе доктора филологии, директора Института литературы НАН Армении Авика ИСААКЯНА, посвященное нардам — забаве, времяпрепровождению, средству общения, одним словом, популярной игре, возведенной в ранг серьезной спортивной. Недаром же, как свидетельствует автор, Тигран Петросян как-то заметил: “Нарды — это вам не шахматы, тут думать надо”. А.Исаакян красочно описывает известных нардистов, их баталии. Особенно игру двух варпетов — Сарьяна и Исаакяна.
В нашем доме в нарды не играли. Вернее, когда-то играли, но потом это стало причиной ссоры между отцом и матерью. Дело в том, что отцу казалось, будто бы мать “держит кости”, то есть бросая, заговаривает их, и они ложатся по ее желанию. Это приводило его в ярость, и они то и дело ругались, потому и предпочли вовсе не играть. Кроме того, дед мой вообще не любил шумные игры и к нардам был очень равнодушен. Играть он умел, но считал это пустым занятием, и наши красивые нарды в основном хранились в столовой под большой тахтой. К счастью, эти нарды (правда, с другими фишками) сохранились до наших дней. Нарды, довольно простые, изготовлены из великолепной древесины, одна из створок отделана под шахматное поле.
Завсегдатаи нашего дома знали, что Варпет не любит нарды, потому и никто не предлагал — давайте, мол, сыграем. И нашим нардам суждено было пылиться под тахтой. Но во всем Ереване с азартом играли, по всей улице Плеханова, в доме наших соседей — сапожника Арутюна (мастера из Полиса), у известных государственных деятелей Ерзнкянов, Акоповых, Аренцов, у моей тети Ноем — в Айгестане, у моего деда по материнской линии Андраника — на улице Нар-Доса в Шилачи. Везде и повсюду.
А вот в доме Мартироса Сарьяна серьезно увлекались этой игрой, хотя сам хозяин этой игрой не увлекался. Как свидетельствует его невестка — музыковед Аракси Сарьян, художник говаривал: “Нарды ассоциируются у меня с символом всеобщей лени и безделья восточных городов, особенно Константинополя”. Не случайно Сарьян на некоторых полотнах изобразил именно беспечных жителей Востока, играющих в нарды.
В этом всегда многолюдном и гостеприимном доме было принято играть. Например, там я в первый (и последний) раз в Ереване видел игру в “монету”, в которую играли группой, сидя вокруг длинного стола, и было это очень шумно. Как и карточная игра “Канаста”, которую особенно обожала Лусик Лазаревна, жена художника — по натуре азартный игрок. “Канаста” была особенно распространена среди русского дворянства. У нас в нее играли только в доме Сарьянов, да еще архитектора Марка Григоряна.
Но преобладающей игрой были нарды. Сохранилось несколько редких фотографий, запечатлевших играющих Сарьяна и Исаакяна, и видно, что разыгрывается длинный вариант игры. Сидят они во дворе, в легких костюмах, причем у обоих в руках сигареты — что для Сарьяна явление весьма редкое. По нескольким фотографиям, сделанным во второй половине 1940-х моим отцом Вигеном, можно даже восстановить расположение на доске фишек Варпетов. Мы с Рузан однажды продолжили эту игру… В доме Сарьянов эта традиция была так сильна, что не обошла даже Исаакяна. Наверное, его увлекала всеобщая азартная атмосфера, и он сам играл с удовольствием в основном с Мартиросом Сергеевичем. Ну кто из молодых осмелился бы играть с Исаакяном? На фотографиях видно, что они целиком поглощены игрой, взгляды сосредоточены на игровом поле. Интересно, кто тогда выиграл, может быть, Сарьян, как выиграла его внучка Рузан в продолженной нами в этой позиции партии?
Но куда более рьяными любителями игры в доме Сарьянов были младший сын художника, наделенный исключительным композиторским талантом Газарос (Зарик) Сарьян, и его друзья — в то время еще очень молодые Эдвард Мирзоян, Арно Бабаджанян, Адам Худоян. Но вот, например, другой их товарищ — Александр Арутюнян, никогда в нарды не играл, за что его частенько похваливал Варпет Сарьян. Это из моих воспоминаний раннего детства. А начиная с 1970-х годов эпизоды их сражения в нарды более отчетливо врезались в мою память. Особенно вспоминаются их бесконечные баталии в дилижанском Доме творчества.
О дилижанском Доме композиторов, его быте, укладе и традициях в 60-90-е годы, о его рыцарях и героях можно написать целую книгу. Могу в шутку заметить, что основным препятствием к их свободному творчеству была не советская цензура, не те или иные общественные обязанности, а Их Превосходительство Нарды. О-о, если б можно было подсчитать, сколько великолепных произведений могли бы создать Газарос, Эдвард, Арно, эти непримиримые соперники, за те тысячи часов, впустую потраченных на игру в нарды. Впрочем, почему впустую?..
Как играл в нарды Арно, забыть просто невозможно. Все, кто хоть раз видели в Дилижане его играющим, помнят, с какой силой стучали о доску фишки. Однако вместо мелодии звучали бьющие фонтаном “арноевские” реплики, большинство которых были красочными, часто нелестными характеристиками и определениями, созданными удивительно ярким воображением Арно и адресованными игральным костям и позициям, а также противнику визави. Когда Арно не везло и он проигрывал, то на голову игральных костей обрушивалась такая лавина брани и попреков, что, будь у них ноги, они тут же умчались бы… Не раз бывало, что после проигрыша Арно нарды и фишки совершали свободный полет с балкона коттеджа в глубокий овраг. А когда игра шла хорошо, Арно с каким-то особым наслаждением начинал курить неразлучный “Марлборо”, одну за другой прожигая сигареты. Противника никогда не угощал — “пусть будет наказан”.
В смысле разнообразия реплик встречи Газарос Сарьян — Эдвард Мирзоян проходили немного спокойней, однако и там было такое эмоциональное напряжение, такие страсти разгорались, что иногда казалось даже, будто судьбы всего мира зависят от игральных костей. Я понимал, что для Сарьяна и Мирзояна нарды были своеобразным средством расслабиться после работы, требовавшей большого творческого напряжения. Даже после тысяч партий, сыгранных в течение многих лет с тем же энтузиазмом, с тем же упорством, с той же страстью, этой паре так и не удалось выяснить, кто же лучший игрок….
В нарды меня научил играть дед по материнской линии — Андраник (родившийся в городе Хендек Западной Армении), в прошлом дашнак и солдат Андраника, который еле-еле спасся, покинув в 1922 году Константинополь вместе с женой Тагуи и детьми — моей матерью и дядей Петросом, на грузовом судне, экспортирующем табак в Сухуми, и в 1935 году осел в Ереване. Бесконечно добрый, синеглазый, седой, как лунь, дед Андраник был человеком исключительно добродетельным. Умелый, опытный портной, очень любимый в своем квартале. “Одного твоего деда, сынок, называют Варпетом пера, другого — варпетом нард”. И не раз дед Андраник с гордостью повторял эти слова.
Вот кто был и большим любителем, и большим знатоком игры. Он знал несколько вариантов игры, сейчас я не очень хорошо помню их правила, скорее всего это были старые адабазарские (Адабазар — город в Западной Армении) варианты игры. Дед Андраник действительно был признанным нардистом в Шилачи. Летом играли во дворе его маленького дома. Постоянными партнерами были знаменитый Цалапатик (сидящий сложив колени) Юсуф ага, Шаварш Ехбайр (оба считались лучшими бастурмачи квартала), ближайший сосед Нерсес — по прозвищу Кццип (Скупой), Неумеха Шнорк и приезжавший иногда из Одессы свояк деда Умелец Шнорк, его брат Арутюн ахпер, сапожник (все трое хендекцы), младший брат деда Минас, а также Леблебиджи Завен и другие жители улицы Нар-Доса в Шилачи, большая часть потомков которых сегодня, увы, живет в штате Калифорния.
Как играли и сколько играли? Ну, во-первых, неотъемлемым компонентом игры в нарды был кофе, который в старых кварталах наши репатрианты пили из прелестных крохотных чашек для “гайфе”, привезенными “оттуда”. Где теперь они? Таких чашечек больше не осталось, увы, все побились. Любимым учеником деда был муж моей тети Ноем — известный стоматолог Жора. Играл он с большим азартом, а когда ему везло и игра шла хорошо, довольно красивым голосом что-нибудь напевал. Дед мой был уверен, что Жора “держит кости”, то есть ловчит, бросая их, и говорил: “Кеш ми ши боклу, сиселе боклу” (Ты держишь кости, парные держишь”). Нарды очень прочно вошли в жизнь Еревана прошлого века, а в Шилачи они были вообще одной из немногих радостей тогдашней жизни.
Я часто думаю — вот если бы не было нард, что делал бы наш народ, скажем, в гостях? А так, никаких проблем: пришел к кому-нибудь в гости, следом еще кто-то зашел, и что же — не успели даже как следует поздороваться, как уже появляются спасительные нарды. Еще и двух слов не сказав, игроки так воодушевляются, словно лет пять костей не брали в руки, молниеносно раскрывают столик для игры, и начинается шурум-бурум, иначе по-нашему — чрхк-шрхк. Двое играют, двое наблюдают, все четверо, естественно, курят. И все. Разговор крутится уже только вокруг игры, где какая фишка стоит, какие именно кости должны бы выпасть в данный момент, и по всему дому разносятся названия выпавших костяшек, и, ясное дело, только по-турецки — ики-бир, так позднее стали называть чисто армянское кушанье), джаар-се, ап-ек; как правило, игроки произносят названия желаемых цифр, и продолжается упоминание различных сочетаний из арифметической таблицы на языке соседней страны.
Наши нардисты остроумнейшим образом обармянили названия некоторых пар. Ду бара — ду баров екар (добро пожаловать), дорд джхар — дорд джанавар (богатырь, силач), ап-ек — ми ат эл ек (еще раз выпади)…. Каждый в соответствии со своим чувством юмора или фантазией. А слышали ли вы когда-либо, чтобы один из игроков произнес выпавшие цифры по-армянски? Я не слышал. Произносить их по-турецки — ну, просто неписаный закон игры, без которого нарды потеряют свой колорит.
А как тут не вспомнить о поездках наших родных куда-нибудь на отдых, будь то несколько часов на лоне природы или несколько дней в доме отдыха. Думаешь, ну, устали люди после рабочей недели, запаслись продуктами и едут в какой-нибудь чудесный лесной уголок или на берег озера. Женщины по обыкновению сразу же начинают хлопотать, накрывать на стол, готовят снедь и мясо для хороваца, а мужчинам, вероятно, следовало бы прогуливаться в этом чудесном лесочке, наслаждаться природой, не говоря уж о каких-нибудь подвижных играх, наконец, но куда там — где бы они ни были, снова появляются Их Превосходительство Нарды…
Более того, приехал, скажем, писатель в Цахкадзор или композитор в Дилижан — в замечательные живописные места, прямо в лесу, выходишь из здания и сразу попадаешь в другой мир: аромат цветов, переливы и трели тысяч пташек и птиц, яркие, пестрые бабочки, словно прилетевшие с Мадагаскара. Ан нет, для уважаемого творца это чуждый берег, и вообще — кто бы сюда ни приехал, писатель или министр, инженер или врач, шофер или банкир, все равно, для него лоно природы — это фойе дома отдыха или в лучшем случае парк при этом доме. И получается, что лучший способ общения с “матерью-природой” — опять-таки нарды.
Но не думайте, что только в Армении эта игра так магически властвует над умами. Представьте себе, что та же ситуация в диаспоре — в европах и америках, на Ближнем Востоке и Иране… Вы найдете нарды в доме любого армянина, в любом армянском клубе, в любых культурных или национальных центрах. Но в диаспоре нарды играют определенную положительную роль, способствуя консолидации нации, сохранению национальной самобытности. Они объединяют людей, к тому же являются прекрасным поводом собираться по вечерам или воскресеньям в клубе — будь то клуб “Амазгаин”, союза ираноармян или константинопольских армян.
Конечно, никто напрямую не признается, что идет играть в нарды. Обычные отговорки — встреча с кем-нибудь, деловой разговор или же собрание. Между тем нарды обладают еще одним немаловажным демократическим свойством — уравнивать людей, независимо от их положения, должности, социального статуса. Все игроки в нарды имеют равные права, и важно не кто есть кто, а кто как играет.
Я заметил, что во многих московских семьях, где по-армянски почти не говорят, нарды являются еще и своеобразным знаком принадлежности к армянству. То есть не все потеряно. Я также для себя отметил, что в Москве армяне предпочитают короткие нарды, а на Ближнем Востоке — длинные.
Были, а возможно, и сейчас есть легендарные игроки в нарды, между прочим, даже в самых высших политических кругах. Особенно в советское время, когда человек был весьма ограничен в возможностях проведения досуга.
Было время, когда в нарды играли во всех крупных парикмахерских Еревана (сейчас таковых просто не осталось), во всех традиционных кварталах ремесленников — Шилачи, Ареше, Арабкире и др. Вот я написал “легендарные нардисты” и сразу вспомнил архитектора Вараздата Арутюняна и литературоведа Гургена Овнана. Нарды были просто неразлучны с репетиционным залом театра им. Сундукяна, где в свободные минуты сражались друг с другом Грачья Нерсесян и Авет Аветисян, Хорен Абрамян и Овак Галоян, Фрунзик Мкртчян и Армен Хостикян….
Я как-то играл в нарды с первым секретарем Компартии Армении Суреном А.Товмасяном, в бытность его послом в Ливии. Играли мы в знаменитой гостинице “Москва”. Он был отличным игроком и выиграть у него было почти невозможно, но во время игры мы то и дело отвлекались, беседовали, иногда пропуская по глотку виски, и еще он много и с удовольствием курил, насколько помню, свой любимый “Марлборо”. Товмасян был замечательным собеседником, он интересовался жизнью Варпета, расспрашивал о его привычках, и как-то спросил, любил ли Варпет играть в нарды. Я ответил, что он умел играть, но не любил. И чтобы мой собеседник не обиделся за свои любимые нарды, я добавил: “А вот в шахматы вовсе не играл”.
Вот написал “шахматы” и вспомнил другого легендарного нардиста — Тиграна Петросяна. Насколько помню, было начало лета 1966 года. Я ехал поездом в Москву. Так получилось, что в нашем вагоне собралось много знаменитых людей, среди которых был и чемпион мира, неделю назад защитивший в Ереване кандидатскую диссертацию по философии. Вместе с Петросяном в том же купе ехал и его оппонент — профессор Валентин Фердинандович Асмус, философ с мировым именем.
Тигран Петросян, человек простой и неразговорчивый, нарды прямо-таки обожал. Едва тронулся поезд, откуда ни возьмись появились нарды, и началось азартное соревнование. Я был несказанно удивлен: шахматный гений…. и нарды. Профессор Асмус, который поначалу пытался постичь смысл игры (а они играли в “длинный”, более сложный вариант), вскоре отступился. Когда дым от сигарет клубами стал подниматься к низенькому потолку купе, профессор, не очень довольный создавшейся ситуацией, вышел в коридор и погрузился в созерцание заоконных далей. Несколько участников соревнования “Петросяновские нарды” в международном вагоне экспресса Ереван — Москва, к счастью, сегодня живы: Людвиг Гарибджанян, Георгий (Жора) Асатрян, но увы, нет Лаэрта Мовсисяна, Александра (Саши) Галояна, Григора Мелик-Авакяна, ванадзорцев Ворсорд Доца, Рафика (Кртафа), Вигена Вардумяна…
Мы, естественно, не только в нарды играли: у Жоры Асатряна, который был тогда “министром” спорта, было столько друзей, что его встречали на всех больших и малых станциях Армении и, конечно, одаривали нас всевозможной местной закусью и особенно напитками высочайшего класса.
Я был еще очень молод: вспыхнувшие вокруг нард сражения меня совсем не интересовали, но вот после одного или двух рюмок крепчайшей кизиловой водки, стоя в коридоре вагона, с особым удовольствием обозревал из окна мчащегося поезда картины природы, большие и малые полустанки и станции. И так как профессор Асмус эти два с половиной дня в основном простоял у окна, мы частенько беседовали.
У меня дома было несколько книг Асмуса из серии “Памятники философской мысли”, и я прекрасно знал, кто стоит рядом со мной. Добавлю, что великий мыслитель по характеру и во взаимоотношениях с людьми был совершенным мудрецом, но в то же время очень прост и скромен, как, собственно, все великие.
Невооруженным глазом было видно, что он не взлюбил нарды: но что он мог поделать, воспитание никогда не позволило бы ему продемонстрировать свои чувства. Не забуду этот поздний вечер: мы ехали через Краснодарский край, Кубань, поезд пересекал очень красивый лес и гористую местность. Асмус сказал, что в эту ночь он будет долго стоять у окна — оказалось, что его предки, которые в прошлом веке перебрались из Германии в Россию, поселились в этих местах, в Северной Кубани, и назвал местность, где сам родился: “Через час или два проедем через эти места, хочу увидеть их своими глазами”.
Я смотрел из окна и вдруг заметил, что по далекому горному склону спускается овечья отара с пастухом, сопровождаемая псами-волкодавами. Зрелище было на редкость спокойным, идиллическим. Я сказал: “Валентин Фердинандович, этот перелесок, эти горы и эта отара, спускающаяся по склону горы, были вот здесь и сто лет назад, и тысячу лет назад, будут и через тысячу лет…”
Он словно предугадал мой вопрос и продолжил: “То есть хотите сказать, а будем ли мы?”.
Я кивнул головой в знак согласия. Асмус умолк, но его взгляд стал гораздо теплее, чем до моего вопроса.
— Такова закономерность жизни. Веками подряд каждое утро овцы поднимаются в гору, вечером возвращаются по той же тропе, сменяются поколения, но остается природа, и человек должен быть настолько мудрым, чтобы и самому уцелеть, — и Асмус завершил наш разговор словами: — Аветик, а вы поменьше пейте, ваши мозги еще не раз вам понадобятся…”
В этот момент послышался голос Тиграна Петросяна: “Нарды — это вам не шахматы, здесь думать надо”.
В купе приступили к расстановке фишек для новой партии. Смеркалось, краски бледнели и блекли. Наш поезд неудержимо мчался по маршруту Ереван — Москва.
Перевод с армянского Анаит ХАРМАНДАРЯН
Авик ИСААКЯН
