Малоизвестные факты истории Карабаха. 1918 год. От исследователя истории Вачагана Ваградяна. Благодарим за предоставленные материалы. История представлена в виде рассказа, основанного на реальных событиях тех дней.
Электронная версия рассказа доступна здесь
- Это сделал твой род, детка. – Сказал мне дед Вардан, сразу же утром, как только он меня увидел во второй день нашего приезда в деревню Мсмна, что в Карабахе.
Я с раннего детства знала деда Вардана. Он часто захаживал к моему прадедушке Аваку. Обычно это бывало под вечер, скорее к темноте. Прабабушка моя Эрикназ, которую мы просто называли бабушкой, знала, зачем он заходит и, потому не спрашивая: «Что вы будете пить, и будете ли ужинать вообще?», всегда молча, накрывала на стол. Обычно, они сидели на балконе, прадедушка поднимал бокал с тутовой водкой, внимательно вглядывался вдаль и приговаривал всегда одну и ту же фразу: «Господи Боже, будь Ты нам помощником!». Потом они ели хлеб с козьим сыром. Потом начиналась их беседа. Странная, такая беседа. Они молчали…
Никому, даже мне – любимой правнучке, не было позволительно мешать им в это время. Как-то раз я спросила у бабушки Эрик:
- Бабушка, а где живет Бог?
- На небесах, детка, на небесах.
- А почему дедушка смотрит вон на ту гору, когда говорит с Богом?
- Он думает, что Бог – это красота.
- Бабушка, а можно я у него спрошу?
- Нет. – Строго сказала мне прабабушка, – Не мешай им. Они заняты.
- Бабушка, они же ничего не делают. Они же просто молчат!?
- Они беседуют, детка.
- О чем?
- О былом-прошедшем, детка, о былом …
* * *
В тот день у Авака были гости.
Два дня как прибыл товар из Бухары и к Аваку зачастили торговые люди – перекупщики, а то и просто – покупатели. Хозяин был вежлив и учтив со всеми, кто захаживал в магазин, занимавший весь первый этаж их большого двухэтажного дома рядом с церковью в Шуши. Но друзей и некоторых особо знатных посетителей Авак по обыкновению приглашал на второй этаж – отведать бухарских сладостей и отменный индийский чай из Мадраса.
В тот день среди гостей был и Хосров-бек Поладов. Он несколько лет как приехал в Шуши жить и купил себе огромный дом. Мало что было известно о его прошлом. Ходили слухи, что он был разжалованным полковником русской армии. И ровным счетом ничего кроме этого – где он воевал и за что был разжалован – никто в городе точно не мог сказать. Хотя, слухи… Слухам, как и всюду на востоке, было принято доверять. Так вот, поговаривали, что Поладов был разжалован в последнюю чеченскую компанию за то, что зарубил шашкой подчиненного ему офицера-армянина за невыполнение приказа перерезать горло пленного чеченского мальчика, выкравшего у него коня.
Ничего также не было известно, какого он рода-племени, чему в этих краях придавали большое значение. Это был на вид человек суровый – подтянутый и сухопарый. Никто из его окружения не смел задавать ему праздных вопросов, особенно о прошлом. Достоверно было известно, только, что он был богат. Говорил он, как и многие в округе, на четырех языках – турецком, армянском, русском и персидском. Но речь его и манера держаться выдавали в нем человека образованного. Вел он аскетический образ жизни. Ни с кем не заводил дружбы. Слуги его рассказывали, что к нему довольно редко приходят гости. Гости эти, кажется, занимались торговлей. Как привезут товар, разгрузят повозки внутри специальных сараев, так сразу и загружают другим товаром и уезжают не переночевав. Погрузкой-разгрузкой занимались те, кто привозили и увозили товар. Одним словом, шла торговля… Торговля оружием.
Знающие люди говорили, что Поладов мечтает, а главное, готовится к большой войне. Они оказались правы. Через год Россия вступила в войну. В Первую Мировую…
И вот в тот памятный день, когда шестнадцатилетний Вардан влюбился в свою прекрасную хозяйку – Эрикназ так, как влюбляются в Мадонну, к Аваку в магазин зашел и Хосров-бек Поладов. Об этом сразу, но тихо – на ухо, сообщили хозяину:
- Ага, Хосров-бек пришел. Говорит, что хочет присмотреть ковер для дома.
- Зовите его наверх.
- Ага, он не один и при оружии …? – с тревожными нотками в голосе сказал Вардан – бойкий и смекалистый и потому бывший как бы на первых ролях, слуга.
- Кто с ним? – Стараясь сохранять абсолютное спокойствие не только и не столько, перед сидящими за столом гостями и купцами из Бухары, привезшими товар, сколько перед собственной прислугой. Это было важно, ибо в глазах всего Шуши, да и далеко в окружающих селах, Авак-ага слыл человеком смелым, решительным и уравновешенным и потому уважаемым даже среди татарских беков и простолюдинов.
- Только прислуга, Ага, – несколько успокоившись, сказал Вардан.
- Займите и покормите прислугу, а Бека пригласите сюда, – уже громко и привычным повелительным тоном сказал Авак. Вардан учтиво cклонив голову, быстро удалился, чтобы выполнить приказание хозяина.
Вардан, как обычно в таких случаях – когда бывали гости, стоял в дверях и ловил каждый взгляд хозяина, который иногда одним движением брови отдавал приказание своему верному слуге. Он с детских лет жил и служил в этом доме, где и научился читать, писать и считать. Он скорее считался членом семьи, чем слугой. И он платил им признательностью и верной службой. Собственных родителей он помнил не очень отчетливо и представлял их в своем воображении больше по рассказам «приемных» как бы родителей – Авака и Эрикназ, чем по своим собственным воспоминаниям. Однако, последний крик матери и этот отблеск ятагана ему запомнились навсегда…
Вардан быстро повзрослел. Знающие люди говорили, что он весь в отца. Такой же смелый и осмотрительный. Он не вступал в драки, но когда мальчишки с улицы несколько раз оскорбили его криком вдогонку «етым» (сирота, тур.), то не побоялся он вступить в драку сразу с тремя врагами, ударить каждого и обратить их в бегство. Об отце его говорили, что когда на их деревню напали качаги – разбойники из татар (потом, почему-то, их стали называть азербайджанцами), он смог простыми вилами свалить с коней и убить двоих перед тем как сам был убит выстрелом в спину.
Поэтому-то он и не спускал глаз с ятагана, свисавшего с пояса Хосров-бека. В уме он решил: чуть что – приставит нож к горлу Бека – пусть только попробует… С этим вот намерением он и следил за каждым его движением, каждым поворотом головы, каждым движением рук.
Боковая дверь тихо приоткрылась. Вошла Эрикназ. Одета она была, как обычно, в национальную армянскую одежду – хылыг. Золотые монеты на лбу говорили о знатном ее происхождении и о богатстве. Ее появление с подносом яств в руках являлось знаком почтения дорогим гостям. За секунду-другую она окинула взглядом – своим чарующим взглядом – гостиную, как бы, определив тем самым кто, где сидит. В первую очередь, она подошла, конечно же, к городскому голове, тоже зашедшему к своему старому другу Аваку, переговорить об обещанной недавно финансовой поддержке для ремонта музыкальной школы города Шуши. Ну, а потом, соответствующее почтение было оказано купцам из Бухары, с которыми муж ее уже много лет вел торговые дела. Хосров-бека Эрикназ едва знала. Он раньше дважды был у них в магазине и оба раза Авак приглашал его сюда – в гостиную, попить чай и поговорить о делах. Оба раза угощала их прислуга. И только сейчас она воочию увидела человека, о котором в городе ходили столь мрачные слухи.
Эрикназ была красивой и статной женщиной, лет 30-35-и. Ее, как здесь было принято, рано выдали замуж за богатого и преуспевающего купца – человека намного старше нее. Хотя Эрикназ вырастила сына – Амирбара, который к тому времени уже служил в местной полиции (что было почетно по тем временам) и уже без малого двадцать лет управляла хозяйством большого дома, она все еще оставалась необыкновенно женственной и мягкой. Грациозность, плавность ее движений сковывала мужчин. Хотелось смотреть, не отрывая глаз, чтобы не пропустить ни одного ее движения. На нее с восхищением смотрели даже женщины. А сама-то она редко на кого смотрела, в особенности на мужчин. Знала цепенящее мужчин свойство своих глаз. Эти глаза… Морская пучина, а не глаза. Голубизна их и глубина завлекали любого, кто всматривался в них, даже на несколько секунд.
К мужу она относилась как к царю – с любовью, почтением и страхом одновременно. В присутствии посторонних, говорила с ним всегда в полголоса, опустив глаза – сама покорность. Качество, которое особо ценили в семейной жизни мужчины на востоке.
С прислугой она была тверда, если не сказать, жестка – учила-требовала чтобы приказания, отдаваемые ею всегда в очень мягкой форме, по дому, по хозяйству, выполнялись точно, аккуратно и с душой. Она умудрялась даже наказывать ласково, но строго.
В то же время в ней чувствовалась необыкновенно четкий, ясный, прямо таки, мужской ум. Не женским (в обыденном смысле этого слова) был у нее и характер – славилась она своей справедливостью и решительностью.
Однажды, как обычно, к Аваку, как к третейскому судье, пришли два человека. В это время в комнате находилась и Эрикназ. Она тихо сидела на диване и вышивала. Спорщики взволнованно говорили о предмете спора, пытаясь доказать собственную правоту. Совершенно неожиданно, и для себя тоже, Эрикназ позволила себе при муже задать вопрос одному из спорщиков. Ответ этого человека, застигнутого врасплох, многое прояснил, но решение все равно было сложно принять. Авак, потрясенный вопросом, присмотрелся к жене. Он как бы впервые видел ее. И действительно, увидел он ее впервые в новом качестве – в качестве помощницы и советника…
- Что скажешь, Эрик? – Столь же неожиданно для всех присутствующих, обратился он за советом к жене.
Это стало бы «притчей во языцех», если бы не мудрый ответ Эрикназ.
- Каждый человек в своем доме – царь и верховный судья. Эти люди пришли в наш дом – к тебе и решение будет твоим. Но если ты спрашиваешь мое мнение, то я полагаю, что …
После этого случая Авак на время своих отъездов передал функции народного судьи жене – Эрикназ. Постепенно она прославилась своей справедливостью и мудрыми решениями. Поэтому возникающие споры во всей округе с недавних пор решались только с её помощью. Вынесенный ею, поначалу от имени своего мужа, вердикт, как правило, беспрекословно выполнялся.
И так, Эрикназ к тому времени уже была признанным и авторитетным народным судьёй.
И вот в тот самый момент, когда она с подносом подошла к Поладову, рука его скользнула вниз почти до рукоятки ятагана. Для других это должно было выглядеть, как желание поправить – чтоб не мешала – кривую саблю. Никто, однако, из присутствующих за столом не заметил этого движения. Авак с мэром обсуждали школьные дела. Купцы уже наслаждались угощением. И только у Вардана сердце ускорено забилось. Он нащупал кинжал, припрятанный за пазухой, тихо сделал два шага вперед по направлению к Беку и остановился. Он точно прикинул расстояние и время, за которое он успеет вплотную подойти к Беку сзади, пока тот полностью вытащит свой длинный ятаган. Но все пошло иначе, чем это представлял себе Вардан.
Рука Бека отошла от рукоятки ятагана и как бы невзначай ласково скользнула по руке Эрикназ. Вардан опешил, буквально остолбенел. Этого он ни как не ожидал. Он не знал что предпринять, как отреагировать. Кровь от возмущения хлынула в лицо. Оно побагровело. Но самообладание от природы было свойственно роду Вардана. Глаза его устремились в сторону Авака в надежде получить приказание – что делать. Но тот безмятежно беседовал со своим другом. Он окинул взглядом всех сидящих за столом. Никто не выказывал признаков беспокойства. Казалось, ничего, по крайней мере, ничего страшного, не произошло…
И вдруг хлесткий звук пощечины вывел из состояния оцепенения Вардана. Эрикназ снова взяла поднос в руки и сделала шаг назад. Все за столом всполошились. Авак поднялся и от удивления громко и строго спросил:
- В чем дело Эрикназ?!
Эрикназ ничего не сказала. Она впервые не ответила мужу. Во весь рост поднялся и Хосров-бек. Руки его были приподняты как бы в знак призыва к спокойствию:
- Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь. Я был не прав. Все нормально. Извините, ханум. Это произошло случайно, – обратился он к Эрикназ.
Эрикназ молча, с достоинством посмотрела на мужа. Во взгляде его все еще было недоумение, но гнева уже не было. Поэтому она, поклонившись гостям, поспешно удалилась. И только после того как женщина вышла из комнаты, Авак и Поладов сели. Только сейчас все присутствующие, кроме естественно самого Хосров-Бека, заметили, как близко подошел Вардан к Беку и что в руках у него был обнаженный кинжал, готовый к удару в спину. Сам же Вардан продолжал заворожено смотреть на боковую дверь – в след Эрикназ…
Только голос Авака заставил его очнуться.
- Вардан, проводи Бека. Пусть осмотрит ковры.
