Уважаемый читатель! Я занимаюсь психологией человека более 20 лет и являюсь достаточно известным специалистом в своей области.
Недавно, анализируя основные тренды современной эпохи, я пришел к неожиданному выводу, которым хочу с вами поделиться в самом начале этой статьи.
ТЕРРИТОРИЯ БОЛЬШИНСТВА РАЗВИТЫХ СТРАН В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ АКТИВНО ПОДГОТОВЛИВАЕТСЯ К ПАССИВНОМУ ПЕРЕХОДУ В ДРУГИЕ РУКИ, И ЭТО ДЕЛАЕТ НЕКАЯ ИНАЯ КУЛЬТУРА, ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ УСТОЙЧИВАЯ К ИСПОЛЬЗУЕМЫМ СРЕДСТВАМ ЗАЧИСТКИ.
Кто бы это мог быть, не известно: фундаменталистский мусульманский заговор, инопланетяне или нечто такое, о чем автор не осмеливается догадываться, однако выскажет несколько соображений, с его точки зрения исключающих целый ряд традиционно подозреваемых в попытках глобального господства выгодополучателей.
Есть только признаки: это нечто крупное, нуждающееся в территории и инфраструктуре, но не в связанном с ней коренном населении, нечто, находящееся вне действия основных факторов доминирующей культуры и оттого весьма пугающее.
Возможно, эта интервенция уже происходит.
Но позвольте кратко ознакомить вас со всей цепочкой выводов.
Современная социальная действительность определяется действием ряда культурных и политических трендов, регулирующих коллективные реакции и задающих неэкономические вектора политической воли.
Тренды эти обладают, с одной стороны, мотивационно-эмоциональным потенциалом, обеспечивающим их существование, причем такой потенциал может возникнуть как самопроизвольно, так и быть внедренным в коллективную психику при помощи направленной заказной пропаганды.
С другой стороны, они инициируют совершенно однозначные социальные события и поэтому обладают недвусмысленными практическими последствиями.
Различия между мотивационными смыслами и не учитываемыми ими практическими последствиями реализации трендов способны продемонстрировать направление, в котором социум движется сам того не осознавая, помимо своего желания.
Примечательно, что этот разрыв в понимании эффектов тех или иных трендов зачастую пропагандистски поддерживается, что не может не заинтересовать более глубокого исследователя.
Мы рассмотрим различие между мотивационным содержанием, логическим смыслом и практической результативностью нескольких главных трендов эпохи и попробуем свести их в единую картину, после чего я хотел бы поделиться с вами несколькими выводами из этих наблюдений и следствиями, оставив детализацию на ваше усмотрение.
Анализ проводился в предположении, что перспектива на преимущественное выживание любой группы, в том числе нации, прямо зависит от ее большей фактической защищенности, большем потенциале размножения и большей устойчивости ее культуры.
Аргументом в пользу данной позиции служит то, что все не отвечающие этим критериям группы и нации исчезли с лица планеты.
ТОЛЕРАНТНОСТЬ.
Мотивационное содержание: эмоционально привлекательная гуманистическая идея – уважительно относиться к обычаям «других».
Понятие, импонирующе выглядящее в глобальносмысловом плане, но имеющее эмоциональный смысл только «сверху вниз», то есть от бОльшей группы населения к меньшей. Имитирует эмоции «победившего», в этом случае весьма биологически оправдано и имеет оттенок снисхождения, но в данном случае не отражающий реальность.
Теряет осмысленность в другом направлении – нет смысла говорить о «толерантности», скажем, когда малая группа ортодоксов оказывается в объятиях другой культуры и пытается оценивать ее. Их ненависть к домнирующей культуре «не считается» и не регулируется данным понятием, отчего-то принимаясь за что-то детское, незрелое, и разрешается.
Логическое содержание понятия: признание права на существование того, что не нравится большинству и человеку в частности. «Не нравится» - в данном контексте можно перевести как, «несущее в себе угрозу, вред или вызывающее культурное отторжение доминирующего коллективного сознания», что и вызвало эмоциональную реакцию.
Важный момент – наличие тут территориального признака, так как быть «толерантным» или «нетолерантным» по отношению к явлению в отдаленном месте не имеет смысла. К далеким эвенкам в их среде, к бушменам в их. Понятие актуально исключительно при встрече двух обычаев на одной территории и призвано удержать большинство от реакции на меньшинство.
Внедрение данного понятие отключает «территориальный иммунитет», заставляя коренное население становиться на позицию пришельцев и предоставлять им, по сути, исключительные права по сравнению с собой. Так, в варианте России «толерантность» призывает радоваться исполнению восточных обрядов на улице города с западным населением – без осознавания того, что симметричной реакции радостного признания обычаев большинства у меньшинства нет.
Таким образом, этот принцип создает предпосылки для гладкого вытеснения одной группы населения другой. То есть население приучается не только не возражать при появлении чего-то чуждого и угрожающего ему по тем или иным параметрам – но и потворствовать этому. Больше того, данный тренд провоцирует развитие совершенно парадоксальной и политически поощряемой «нетолерантности к нетолерантности» – вызывает агрессию общества на тех, кто пытается сохранить его идентичность, то есть аутоагрессивность.
При этом в качестве противоположности «толерантности» в общественное сознание активно внедряется понятие «ксенофобия», которому приписываются черты агрессивной нетерпимости. Одновременно всячески замалчивается прямой антоним «нетолерантность», подразумевающий, скорее, культурно поддерживаемое отторжение и блокировку тех или иных неприемлемых обычаев. Это искажает понятие, лишая общества возможности открыто и направленно реагировать на неприемлемые для себя формы поведения под страхом обвинения в «нетерпимости». Между тем, например, отношение к публичному совершению половых актов как раз подпадает под определение «неприемлемости», «нетолерантности», и успешно регулируется методом общественного отторжения без всякой пропагандистски приписываемой нетолерантности агрессии.
Таким образом, если попытаться дать определение современного образа «толерантности», внедряемому в общественное сознание, то оно будет выглядеть так: «дать возможность вырасти и набрать силу тому, что вызывает неприятие и агрессию, принадлежа как минимум к другой культуре, нехарактерной для данного места и населения».
Следствием могут являться потеря национальной и микрогрупповой самоидентификации, примат чужих (не более важных, а именно чужих) интересов над внутригрупповыми, одновременно разрушение консолидированных интересов группы в пользу эмоционально привлекательных обезличенных абстракций – и пассивная уступка места обитания группы пришельцам. Лишение привычного дома.
Перефразируя на обыденный язык: «В твоем месте обитания появились чужаки. Порадуйся и позволь их культуре заместить твою, их детям твоих, а их религии - твою. Ведь они тоже люди. А ты так просвещен, что можешь им это позволить и потерять свое, не защищай его».
Интересно, что данное понятие противоречит вульгарному биологическому праву – защите собственной среды обитания и права на изоляцию от внешнего вторжения.
Больше того, законодательная база стран лишается морального потенциала создавать законы, защищающие на своих территориях права коренного населения. Идея толерантности как идея покорности позволяет выгодополучателю перемешать два жизнеспособных коренных народа и получить две страны в популяционной депрессии.
Таким образом, данные популистски-«гуманистические» ценности на любой территории ставят в неравное положение любых коренных обитателей и любых пришельцев и лишают людей морального права на противостояние чуждому, создавая ощущение небезопасности, фактическую незащищенность и приводя коренное население к заведомой депрессии с меньшим стремлением к размножению.
ЛГБТ – ПРОПАГАНДА И ПРОЧЕЕ «ИННОВАЦИОННОЕ» СЕКСВОСПИТАНИЕ
Мотивационная составляющая: признать «меньшинства», не омрачая своей эмоциональной реакцией их радости от себя, и позволить их стремлениям существовать в поле воспитания наравне с традиционными.
Принципиально этот тренд прозаичен и развивается по тем же законам, что и предыдущий, однако имеет существенное отличие.
С одной стороны, он совершенно очевидным образом снижает способность к размножению у зараженной им нации, то есть более опасен и имеет прямое действие.
С другой – что заставляет задуматься - в настоящее время именно этому вопросу в политике уделяется непропорционально большое внимание, что породило термин «агрессивное ЛГБТ-лобби» и превратило ЛГБТ-толерантность, по сути, в ЛГБТ-пропаганду.
Явление негативно в смысле национального выживания не только тем, что окончательно выводит из размножения предрасположенную к половым девиациям часть населения, но и еще несколькими факторами.
Один из них – это избыточное вовлечение в ЛГБТ гетеросексуалов, не сумевших преодолеть естественную подростковую робость перед противоположным полом либо реализовывавших подростковый протест. Количество таких, судя по всему, весьма значительно, что доказывается действительно агрессивным поведением ЛГБТ-активистов и неприятием ими традиционного гетеросексуального поведения. Если гомофобия, по заключению Фрейда, вызывается латентным гомосексуализмом, то, согласно тому же принципу, «гетерофобия» вызвана скрытой гетеросексуальностью, подавленной ЛГБТ-субкультурой.
Добавим, что принудительное знакомство с ЛГБТ в последнее время во многих странах проводится с раннего детства, а решения о легализации однополых браков проводятся вопреки массовым протестам, что показывает важность именно этого пункта для гипотетических выгодополучателей. Ту же важность именно однополых, то есть бесплодных, браков, подчеркивает и отсутствие дискуссии по более популяционно продуктивным формам, полигамии и др.
Другой фактор - психологическое воздействие ЛГБТ-среды как на взрослых членов традиционных семей, так и на их детей, которое создает ощущение неодобряемости, небезопасности и зыбкости традиционного уклада, что опять же сказывается на продуктивности и репродуктивности нации.
Третий фактор – вынесение на первый план способа совокупления, а не духовного и семейно-перспективного содержания полового процесса - сам по себе ингибирует стремление к размножению, ранее называвшееся «стремлением создать семью и завести своих детей», что доказывается появлением нового тренда «асексуалов».
Дополнительную силу этому фактору сообщают феминистические движения, традиционно ассоциированные с ЛГБТ и рассматривающие детей как помеху карьере.
Четвертый фактор – этот тренд переключает часть гражданской самоидентификации населения на уровень генитальной проблематики, уводя внимание от более масштабных проблем.
Таким образом, этот пытающийся трансформировать природную сексуальность тренд нацеленно и агрессивно снижает потенциал размножения коренного населения.
МУТАЦИЯ ЮВЕНАЛЬНОЙ ЮСТИЦИИ
Мотивационная составляющая: защитить детей от негодного обращения и позволить им провести полноценное, нетравмирующее детство.
Замечательный и душевно понятный каждому лозунг. Действительно, при реальной угрозе ребенку его необходимо спасать и передать его в другую, любящую семью. В теории.
Однако на практике, благодаря отсутствию внятных определений той грани, за которую в этом благом стремлении нельзя заходить, ювенальная юстиция превращается ныне в нечто поистине карательно-инфернальное. В приемных семьях насилие случается в 4 раза чаще, чем в родных. До 33% сексуальных домогательств связано с ЛГБТ-элементом в приемной семье.
От 25 до 28% изъятых и уже выросших детей свидетельствуют о сексуальных домогательствах в приемных семьях и приютах. Детей подчас изымают при «подозрении в угрозе эмоционального насилия», под которую подпадает, к примеру, вынуждение делать уроки. Или по звонку соседей, достоверность которого не проверяется. Или при неполиткорректных политических взглядах родителей. Однако при этом не ставится вопрос о том, что разлука с родными и помещение в приют являются для ребенка куда большим стрессом и калечат его жизнь навсегда. В Европе десятки тысяч детей уже «спасены» ювенальной юстицией. Многие погибли при перемещении. 8 из 10 случаев изъятия детей в Норвегии проводятся органами опеки самовольно, без суда. Дети, намеченные, но по каким-то причинам не изъятые из семей, имеют шансы на благополучие на 41% больше, чем изъятые. Однако не будем перечислять всем известные случаи.
Подтекст такой невероятной активности, как не парадоксально, бизнес. В этом смысле дети являются заложниками тех средств, которые выделяет на них государство. После похищения из семьи они выставляются на тендер среди попечительских организаций, и нужда в них отпадает после получения и распределения финансирования. Однако данная тема, хоть и крайне болезненная, не является предметом нашего исследования.
Социально-психологические последствия данного тренда представляются катастрофичными, разрушая все три важные для выживания нации составляющие.
Прежде всего, это незащищенность любой отдельной семьи, то есть на том фундаментальном плане, ради которого, собственно, государственность и поддерживается людьми. Не наказание за нарушение закона, а вторжение в семью во имя неких, возможно не разделяемых ей и в том числе и ребенком популистских абстракций, строго говоря, находится вне вообразимых пределов легитимности и напоминает методы нацистской евгеники. Тем не менее, ювенальная юстиция в сочетании с толерантностью успешно лишает семьи морального права на самозащиту и, фактически, семья прекращает существовать как самостоятельная ячейка общества.
Далее, само существование ювенальной юстиции свидетельствует о далеко зашедшем процессе разрушении мотивационного потенциала народов развитых стран, так как для здорового существа в наименьшей степени свойственно отдавать свое потомство кому бы то ни было без максимального и беспощадного сопротивления, по причине малой совместимости этого стресса с жизнью.
Нет нужды говорить о том, что сама возможность подобного события депрессивно влияет на репродуктивный потенциал нации за счет двух факторов – острой незащищенности родителей и стресса, переносимого детьми при похищении.
Стоит ли иметь больше одного ребенка и воспитывать их, если при этом возрастают риски потерять их всех и обречь на мучения в приемных семьях? Любой гуманный человек задастся этим вопросом и даже при идеальном отношении к детям призрак ювенальной юстиции его неосознанно беспокоит, влияя на желание заводить детей. Мы же должны отметить, что 1 ребенок на семью – это сокращение населения вдвое с каждым поколением (при 1,3 население сокращается за 5 поколений в 10 раз, при 1,6 втрое… оптимальный репопуляционный коэффициент составляет около 2,3 без учета ЛГБТ).
Кроме того, ювенальная юстиция служит дамокловым мечом, заставляющим родителей отказываться от традиционного, сохраняющего национально-культурную идентичность, воспитания в пользу обезличенного обобщенного.
Также очевидным образом повреждается и третья составляющая – культурная устойчивость. Дети похищаются равнодушной безликой силой во имя абстрактных ценностей и не могут продолжить перенимать культурные ценности своей исходной среды, не получая ничего взамен. Родители принуждаются к признанию абстрактных ценностей лишь на основании того, что они якобы бы ратифицированы большой группой людей.
Вследствие вышеописанного ювенальная юстиция становится крайне агрессивным негативным фактором, ускоренно разрушающим культурною идентичность и запас прочности культуры.
Примечательно, что как и предыдущий тренд, он лоббируется последние годы с совершенно невероятным, я бы сказал, звериным упорством по всему миру, что вновь заставляет заподозрить активное влияние выгодополучателей.
Данный тренд вторгается в биологическую составляющую культуры и снижает все три показателя: защищенность, репродуктивность, устойчивость.
ДЕИНДИВИДУАЛИЗАЦИЯ ЛОКАЛЬНЫХ КУЛЬТУР.
Мотивационная составляющая: соблюдение общечеловеческих ценностей, либерализм, просвещенность, единство и так далее.
Также крайне приятные на слух лозунги. Однако на практике это означает, что та или иная национальная, государственная, групповая, родовая культуры преобразуется в соответствии с некими глобальными абстрактными стандартами, прекращая существовать как возможная опора для человека. Кроме того, это влечет за сбой определенное культурное отупление за счет снижения планов наблюдения и анализа реальности.
Вопрос, несомненно, двоякий, так как стремление к культурной и законодательной изоляции характерно для тоталитарных сообществ, зачастую одержимых самоубийственными для населения идеями и уничтожающих все субкультуры внутри себя, что не может приветствоваться вследствие ограниченности зрения олигархата.
Однако наш долг указать на то, что любая культурная особенность в то же время является тормозом для распространения внешних культурных угроз – и на то, что уничтожение культурных границ, в том числе при помощи внедрения стандартного набора ценностей, целенаправленно продвигается политически.
Меж тем это важный момент, так как не только культура, но и ее уязвимость распространяется на всех членов сообщества. То есть одна, пусть панконтинентальная культура, в десять раз менее устойчива к внешнему культурному воздействию, чем десять локальных на той же территории.
Вышесказанное великолепно иллюстрируется тем фактом, что приведенные ранее факторы зачистки беспрепятственно разворачиваются на пространстве претендующей на единство мировой культуры, обходя стороной страны и культуры, на это единство не претендующие.
В сочетании с гипертрофированной ювенальной юстицией культурная унификация, по сути, разрушает традиционные системы самоидентификации, родовую и национальную идентификацию, а также традиционные технические и смысловые способы воспитания детей в подпавших под нее странах, чем создает дополнительные уязвимости, лишает население культурно-идентификационных ориентиров.
Уничтожение локальных культур, унификация ценностей максимально расширяет пространство действия факторов зачистки.
«ВЗБЕСИВШИЙСЯ ПРИНТЕР» И ИГО БЮРОКРАТОВ
Мотивационная составляющая: для того, чтобы жить хорошо, необходимо отрегулированное правовое поле и совершенное законодательство.
Мотив разумен. Однако в условиях более-менее стабильного мира, не встречающего внешних вызовов и резких перемен, этот мотив заставляет законодательство без консультации с населением «непрерывно совершенствоваться», то есть его положения переделываются, уточняются и доделываются под влиянием уже указанных трендов, захватывая все новые сферы.
Это создает иллюзию бурной парламентской и правительственной деятельности, однако в реальности приводит не столько к тем или иным законодательным прорывам, сколько к усложнению уже существующего законодательства в тех областях, которые и ранее не требовали дополнительной регулировки и вполне устраивали население в том виде, в котором существовали.
Эта тенденция стремится вторгнуться в те сферы жизни, ради неприкосновенности и защиты которых создавалось законодательство в принципе – семью, самозащиту, пищевые пристрастия, познание, развлечения, здоровье, сексуальное поведение и так далее, фактически, являясь аутоагрессивной машиной по отношению к населению.
Все новые и новые интервенции закона во все более глубокие области личной жизни человека усугубляют дальнейшую невротизацию сообщества, не улучшая, а ухудшая защищенность личности, что приводит к апатии и понятному угнетению размножения.
Кроме того, влияние этого тренда многократно усиливает предыдущие, внедряя их непосредственно в законодательство, и в дополнение к культурной незащищенности заставляя коренное население ощущать безнадежность, правовую ничтожность как самих себя, так и своих свободных, неформализованных стремлений и инициатив.
Введение новых усложнений законодательства вызывает необходимость умножать количество чиновников. Эта масса, обслуживающая излишнее законодательство, инстинктивно воспринимается человеком, как оккупационная армия, рабы из своего рода, находящиеся в полном подчинении у подавляющей человека абсурдной безликой социальной силы, что усиливает его самоотчужденность и апатию, в том числе в отношении размножения.
Естественным примером может послужить зависимость размножения от пространства. Чем теснее клетка, тем хуже плодятся крысы. Человек видит клетку в ограничениях, в том числе со стороны закона. Чем больше законов, тем больше тревоги, тем теснее клетка. И это биология, не повинующаяся никакой демагогии.
Данный тренд скорее является не самостоятельным фактором зачистки, но фактором риска, облегчающей осуществление зачистки средой. Напомним, что ювенильная юстиция во всей ее неприглядности является продуктом именно «взбесившегося принтера» и обеспечивается армией чиновников на госфинансировании. То же касается ограничения наличного деньгооборота и личного оружия самообороны у всего без разбору населения под предлогом борьбы с единичными частными случаями экстремизма.
При этом, несмотря на очевидность вышесказанного, ни одна политическая сила даже не пробует сделать политический капитал на ограничении законодательного вмешательства в регуляцию жизни человека, не пробует сказать «хватит, займемся другим». Подобные попытки довольно жестко блокируются, в чем опять можно усмотреть руку агентов выгодополучателя.
Тренд аутоагрессивного законотворчества на фоне толерантности вводит законопослушное население в депрессию, провоцирующую падение рождаемости и отчуждение от создавшей такие условия культуры.
Этология и социальная психология позволяют предположить даже, что, возможно, это основная причина падения рождаемости и депопуляции стран, наблюдающейся ныне.
