Сейчас, когда медийная шумиха вокруг бирюлёвских событий немного улеглась, имеет смысл разобраться с социологическим феноменом произошедшего. То есть попытаться понять, какое общество мы получили в ходе построения существующей политэкономической модели и какие риски заложены в этом обществе.
А самое главное — какие социальные метаморфозы ожидают такое общество в ходе краха существующей экономической модели России. Потому что уже сегодня очевидно, что поддерживать действующую модель сложно или даже невозможно — и она полностью зависит от того, когда в США решатся либо на дефолт, либо на мировую войну.
Современная Москва: уродливая схема российского общества
На самом деле причиной этнических обострений является вовсе не культурные различия между обобщёнными «русскими» и не менее обобщёнными «среднеазиатами» и «кавказцами».
Более того, источником конфликта в самом что ни есть криминально-бытовом понимании в большинстве случаев являются не иностранцы, а самые что ни на есть российские граждане, пускай и неславянских национальностей. А как раз меньше всего претензий по этой части — к бесправным мигрантам из Средней Азии, которые выполняют самую грязную и низкооплачиваемую работу. К тому же, чем меньше прав у мигранта, чем хуже он знает русский язык, — тем меньше он выходит за пределы этнической общины и рабочего места.
Разгадка кроется во внутреннем устройстве российского общества, которое является калькой социально-экономической модели общества потребления западного типа.
Причём наиболее остро противоречия этого устройства проявляются как раз в Москве — в наиболее европеизированном и либеральном городе России.
Итак, Москва превратилась в центр извлечения и перераспределения прибыли из всей России. Что выражается в парадоксальных ценах на недвижимость, когда однокомнатная квартира внутри Садового кольца может стоить как небольшая вилла на океанском побережье Испании, или в счёте за ужин размером в несколько месячных пенсий в Молдавии или Узбекистане.
Понятно, что данная экономическая модель никакого отношения к реальной экономике России не имеет, потому что цена квадратного метра и счёта за ужин никак не связаны с затратами на добычу тонны нефти в Сибири или производство одного автомата Калашникова в Ижевске.
Ко всему прочему эта экономическая модель естественным образом выросла на деиндустриализации столицы и породила новый постиндустриальный пролетариат — работников офисов, менеджеров, рекламистов, визажистов, посредников и прочих риэлторов.
Социология московской миграции
Стремительная капитализация всего и вся в Москве не могла не привести к острому спросу на рабочие руки. Причём спрос возник именно на тех людей, которые готовы к тяжёлому физическому труду, — потому что кто-то должен мостить эти новые улицы, строить офисы, штукатурить квартиры и мыть посуду в ресторанах. И раз сами «русские москвичи» и даже провинциальные «русские понаехавшие» не хотят выполнять этот тяжёлый, но востребованный труд, — на их место пришли те, кто не задаёт лишних вопросов и готовы жить в вагончике.
Так за последние 20 лет в столице сформировалось достаточно стройное иерархическое общество мигрантов. Общество, которое живёт параллельной жизнью с «коренными москвичами» и «русскими понаехавшими».
Внизу социально-экономической пирамиды Москвы находится самый многочисленный класс нелегальных мигрантов из республик Средней Азии и Вьетнама — готовых на любой низкооплачиваемый и тяжёлый труд. Именно на этих людях и держится весь лоск и удобство современной столицы. Причём среднеазиатские мигранты вполне устраивают и государство с муниципалитетом — достаточно посмотреть, кто является среднестатистическим железнодорожным рабочим и сколько дворников-таджиков подметают московские улицы.
На второй ступеньке находятся мигранты из числа граждан России с Северного Кавказа и республик Закавказья. Они встроены в весьма специфический посреднический бизнес и выполняют роль менеджеров для бесправных мигрантов из Средней Азии и посредников для московского начальства, полиции и бизнеса. Будучи малочисленными по сравнению со среднеазиатскими мигрантами, эти люди склонны к диаспорным формам самоорганизации.
Диаспора — то есть общество внутри общества — это идеальная среда для коррумпирования как местной власти, так и правоохранителей. Потому что в основе любой коррупции лежит взаимовыгодное молчание двух сторон. А если чиновник, бизнесмен или полицейский договаривается с лидером диаспоры, он может быть уверен, что нелегальная бизнес-модель будет работать и никто никого не сдаст.
При этом диаспорная форма самоорганизации является ещё и питательной средой для привлечения новых и новых мигрантов. Потому что любому человеку, попавшему из аула или кишлака в мегаполис, нужно адаптироваться и приспособиться — в чём и помогает диаспора.
На вершине иерархии находится элита диаспоры — которая и обеспечивает стратегическую коммуникацию с органами власти и бизнесом. Многие из них являются легальными политиками, общественными деятелями и уважаемыми бизнесменами в своих «родных» регионах или в самой Москве. Именно они обеспечивают ещё и межрегиональную коммуникацию как в самой России, так и с республиками Закавказья.
Если быть совсем честным, то мы имеем дело с формами организации общества, очень сильно похожими на рабовладельческие. Отсюда, кстати, и насилие в среде мигрантов — потому что бесправные граждане склонны к внеэкономическим методам принуждения и внеправовым методам разрешения трудовых конфликтов. Потому что к полиции или прокуратуре узбеку или таджику апеллировать бессмысленно.
И самое главное — такое положение дел устраивает не только чиновников, но, в массе своей, и самих «московских офисных пролетариев».
Сворачивание действующей экономической модели: что будет, когда диаспоры встретятся с русскими формами самоорганизации
Однако всё самое интересное нас ожидает впереди — когда у государства закончатся ресурсы для поддержания действующей социально-экономической модели и сворачивания российской версии общества потребления.
Первыми на улице окажутся представители того самого московского пролетариата из числа офисных работников, менеджеров салонов сотовой связи, продавцы обуви из торговых центров, официанты и остальные «русские», занятые в сфере услуг.
Когда окажется, что неквалифицированные рабочие места заняты теми самыми мигрантами, а система власти неспособна сама себя изменить — потому что бизнес-модель «чиновник–бизнесмен–диаспора» не нуждается ни в каких легальных работниках, которыми уже привыкли быть среднестатистические «русские москвичи и понаехавшие», развращённые тучным десятилетием доступных кредитов и «белой» зарплаты на банковской карточке, — вот тогда и начнётся тот самый межэтнический конфликт.
Энергия «русского» протеста будет иметь социально-экономическую базу, однако восприниматься и преподноситься будет как этническая. Более того, именно в этническое русло будут стараться свернуть протест многочисленные «националисты», «болотные» и заигрывающие с ними столичные и федеральные чиновники и политики.
Впрочем, именно такую трактовку мы и наблюдаем сегодня во всём информационном пространстве.
А между тем разрешение этого социально-экономического противоречия находится вовсе не в борьбе с диаспорами или незаконной миграцией, а в выравнивании уровня жизни как между регионами России и Москвой, так и между национальными республиками Евразии и собственно Россией.
Если мы посмотрим на структуру нелегальной миграции, то увидим, что количество мигрантов из Белоруссии и Казахстана — ничтожно даже по сравнению с российскими регионами Северного Кавказа. Отсюда напрашивается главный вывод: чем меньшей деиндустриализации подверглась республика либо регион — тем меньше оттуда мигрантов в Москве. И разгадка проблемы нелегальной миграции кроется именно в том, что проект новой индустриализации — это вовсе не прихоть либо блажь, а единственная форма спасения России и Союза.
Потому что когда лишившиеся работы русские жители спальных районов и Подмосковья встанут на путь самоорганизации и сформируют своё «общество в обществе», — то сначала мало не покажется тем самым диаспорам. А вот когда Бирюлёво встретится с Садовым Кольцом — на этом вообще может закончиться история России. И начаться история русского бунта.
