Следующее село по нашему маршруту – Мохренес.
Всех сразу заинтересовало название. Пошли аналогии со словом «мохротик», то есть «золушка». Одна селянка, только что закончившая школу, но сих пор, видимо, верящая в сказку, так и объяснила, мол, здесь когда-то… золушка жила. «А, может, и действие сказки разворачивалось здесь?» — посмеялись мы про себя. Старожилы же рассказали, что чтобы построить здесь село, пришлось выжигать густые леса, и название пошло от слова зола, которое на армянском звучит «мохир». Наша же цель – вершина горы Юхусен, где скрывается уникальный по своей архитектуре монастырь Охты дрни («Семь дверей»). Местные ребята, заинтересовавшись нашим походом, решили составить компанию и предложили своих лошадей для тех, кто устанет во время подъема.
Пока они запрягали лошадей, мы осмотрели церковь в деревне. Сразу видно, что это очень старое строение. Но в советское время служило отнюдь не по назначению – кресты внутри замазаны побелкой, а алтарь когда-то служил сценой, тут также располагался экран кинотеатра. Но благодать не покинула эта святое место – купол изнутри украшен многочисленными гнездами ласточек, а эти птицы не вьют гнезд где попало.
В церкви есть окно, которое было открыто в стене гораздо позже – согласно надписи, в 1922 году.
Никто из местных объяснить возникновение этого окна не может, но в надписи говорится, что тот, кто пройдет через него, понесет плод.
Монастырь Охты, незаслуженно оставшийся вне поля зрения исследователей, находится в 3,5 километрах от деревни Мохренес.
Это весьма редкое, круглое многоапсидное здание. Шаген Мкртчян пишет, что подобный памятник единичен в Арцахе, но мне кажется, что он единичен и в мире, поскольку в идею строения заложены доблесть и трагедия одной арцахской семьи. По местному преданию церковь Охты дрни была построена единственной сестрой семи братьев, погибших за свободу края. Здесь же, в окрестностях монастыря, располагается родник Могила сестры (у армян принято в память умерших возводить роднички – пулпулаки, из которых каждый может испить водицу и помянуть усопшего). Могила считается святым местом. Вообще монастырь считается местом паломничества. В честь самоотверженных братьев здесь зажигаются семь свечей.
Конкретная дата постройки остается неизвестной, но анализ основных архитектурных форм, объемно-пространственного решения и орнаментов позволяет отнести памятник к раннему средневековью. Архитектор Мурад Асратян относит церковь к ряду армянских памятников 5-6 века, называя вероятной датой 570 год.
В плане церковь представляет собой цветок с четырьмя большими и столько же маленькими лепестками: семь братьев и сестра, лепесток которой – вход в храм. Приделы и ниши перемещаются с круглыми пилястрами. Интересно, что такая деталь не встречается в других однотипных памятниках. Второй ярус церкви вместе с куполом обрушился в молельню – вообще пол церкви покрыт метровым пластом архитектурных деталей, из-за чего вход очень низкий.
Шаген Мкртчян пишет, что в монастыре почти не сохранилось литографий, не считая надписи на двух хачкарах сравнительно позднего периода. Один, украшенный виноградными лозами с гроздьями, находится в глубине алтаря, под окном, и относится к 10-12 векам, на нем высечена надпись: «Боже, Исус Христос. Поминай и помилуй Ашота…» У второго хачкара есть конкретная дата: «В лето армянское 493 (1044 г.). О святой господний (крест)! Заступись перед Христом за собрата Кандалия».
Монастырь расположен на обрыве, с которого виден другой древний монастырь на другой горе – Гтчаванк.
Местные жители называют руины Шинатехом – селищем. Сюда редко кто приходит, но все же приходит, о чем свидетельствуют свечи в семи лепестках. Мы совершили наше паломничество и почувствовали святость этого забытого места, до которого не так уж и легко добраться. Собирая благодать с каждого лепестка и воздавая молитву за тех, кто на протяжении веков отстаивал и защищал свой край, мне думалось о родных русских степях, когда селища подвергались нападению кочевников: трудно спрятаться в степи, и не построить крепость на обрыве глубокого ущелья или высоко в горах.
Когда мы спустились, все в селе уже знали о нашей группе. Тут, конечно, уже не избежать приглашений на кофе или чай. Так и случилось. Мы расселись в уютном дворике под навесом.
Голубое небо. Почки на деревьях, готовые вот-вот взорваться цветом. А рядом такие душевные и открытые люди. Семьи в деревнях большие и состоят из нескольких поколений. Подъезжает скорая помощь, вид которой вызывает некоторое волнение – что случилось. А ничего! На ней привезли всего лишь… дрова!
Прощаться всегда тяжело… Но мы пообещали отдать в невестки Рипси, а значит – все будем часто наведываться по праву родственников и без зазрения совести…
Деревенька Туми, черепичные крыши которой виднеются еще издали, находится будто в объятьях двух рек – Икяк и Шнакар. Узенькие мощеные улочки, еще выложенные несколько веков назад, выводят нас к разбухшей от грязи тропинке, ведущей к кладбищу и церкви Кармир. Удивительно, но эта грязюка истыкана женскими каблучками – настоящим женщинам грязь не помеха!
На кладбище, занявшем плато перед оврагом, находили покой местные жители несколько веков назад, находят и сейчас.
Наверно, можно по надгробным камням, обелискам, хачкарам представить своеобразную эволюцию. На этой земле так много языческого и христианского, что можно смело утверждать, что армяне – народ крайностей и гармоничного сочетания этих крайностей.
На краю оврага возвышается восточная стена Красной (Кармир) церкви, которая была построена в 10 веке.
Что интересно, эту церковь, как и Охты дрни, возвела тоже женщина, о чем рассказывает сохранившаяся надпись: «В лето 449 (1000г.) армянского летосчисления при царствовании тэр Гагика, сына Мусе, я, Софи, дочь Мусе, построила дом (боями) ради спасения души моей и моих родителей».
В окрестностях деревни очень много памятников, среди которых есть памятники в честь храброго мелика Дизака Есаи и его преемников. Мы уже не успеваем посмотреть руины Царского Дворца на вершине холма, недалеко от церкви Кармир, между прочим, к которому были подведены керамические трубы для воды, фундамент какого-то культового сооружения в окружении старого кладбища на другом холме, где, говорят, есть склеп с безымянным надгробием – местные жители это место называют Могилой Царя, а также Родник Царя и бани. А впереди у нас, уже довольно-таки уставших, еще одна деревня – Сос.
В Сос нас пригласила Сирануш Саркисян – девушка, которая присоединилась к нам в Карабахе. Она родилась в этой деревне. Нас ожидал обильный ужин в ее родительском доме. Каким бы достаток в арцахской семье ни был, стол они всегда накроют и накормят от души. Это не только искусство гостеприимного радушия, но и мастерство – порой из ничего приготовить нечто такое, что не уступает лучшим ресторанам. Отсюда и этот восхитительный жингалов хац (лепешка с травами), и этот спас (суп из мацони с рисом)… Кстати, я часто задумывалась над названием этого блюда – уж слишком оно созвучно с русским словом. И однажды армяне рассказали мне такую историю: мол, дело было во время Первой мировой войны, в Армении были раненые казаки, которых кормили этим целительным супом. И казаки повторяли: «Спас! Спас!» Вроде бы у супа есть другое название – исконно армянское, но пока его мне никто не назвал.
В доме суетились несколько женщин – мама Сирануш, сестра и племянница. В этом доме нет ни одного мужчины, но, между тем, женщины ведут хозяйство и живут достойно. Папа Сирануш принимал участие в Карабахской войне, прошел до конца, но умер от последствий войны — тяжелой болезни от переохлаждения. Семейная жизнь у сестры не сложилась, и она с ребенком живет у мамы. Что интересно, арцахские армянки более решительные и отважные. Редкая женщина в деревне в Армении сделала бы такой шаг, как развод с мужем из-за того, что имеют разные жизненные приоритеты.
Прежде чем сесть за стол, мы прошли урок хлебопечения.
Во дворе в отдельном помещении обустроена домашняя пекарня с тониром - кирпичным колодцем глубиною до метра. Традиционно хлеб пекут только женщины. Есть что-то магическое в этом таинстве. Я чувствую страх от прикосновения к живому тесту (еще с детства помню, как эта масса пыхтела в ведре у бабушки, ожидая своего созревания), и в голове крутится фраза: «Когда Бог создавал человека, он сделал ему тело из теста»… Ребята с большим воодушевлением возились с тестом, растягивали его на специальной лопатке, а потом опускали в тонир и шлепком прилепляли к раскаленным стенкам. Огонь. Тесто. Запах хлеба. Хлеб, приготовленный собственными руками, имеет совершенно другой вкус.
Уезжаем мы из Соса, уставшие, сытые, обогретые и довольные, в руках – пакеты с хлебом и вкуснейшим домашним сыром.
Каждую ночь спим без задних ног. Но прежде чем разойтись по комнатам, долго сидим в одной – пьем чай из горных трав, обсуждаем прошедший день, строим планы будущих путешествий и дурачимся – разрисовываем тех, кто уснул раньше других, зубной пастой… У нас не было пионерского прошлого и опыта летних лагерей, но о «традициях» мы осведомлены.
В последний день мы посетили ущелье реки Каркар со всеми его чудесами: водопад «Зонтик», развалины селения Хюнот, мельницу.
Прощаясь с этим краем, долго сидели на краю ущелья, свесив ноги. Говорить не хотелось. Все думали о том, что мы еще вернемся сюда. За три дня наша прекрасная компания (удивительная гармония, душевность, искренность, открытость, не позволяющие нарушить мир, казалось бы, среди чужих, но ставших друг другу такими родными, людей!) так срослась, что уже в машине по дороге в Ереван мы мечтаем о том, что как здорово бы в Шуши иметь домик – один на всех очаг: там было бы всегда много гостей из разных стран, которым мы показывали бы НАШ АРЦАХ…
Автор текста Елена Шуваева-Петросян Фотографии Елены Шуваевой-Петросян, Тиграна Шахбазяна, Рипси Ованнисян, Анания Мнацаканяна, Артура Петросяна.
