Эту статью прочитал несколько месяцев назад. Кто автор, я не знаю.Все это время она не выходит у меня из головы. Пожалуйста, прочтите.
В переходе возле станции метро сидит женщина неопределенного возраста.Ей можно дать с ходу и тридцать, и двадцать три, и сорок два. Волосы уженщины спутаны и грязны, голова опущена в скорби.
Перед женщиной на заплеванном полу перехода лежит кулек. В кулек сердобольныеграждане бросают деньги. И не бросали бы, да на руках женщина держитвесомый «аргумент» в пользу того, что ей деньги просто необходимы. Наруках у женщины спит ребенок лет двух. Он в грязной шапочке, бывшейкогда-то белой, в спортивном костюмчике. Переход – место достаточнооживленное. И течет нескончаемым потоком людская толпа, и звенит мелочь вкульке, и шуршат купюры.
Я ходил мимо женщины около месяца. Я догадывался, кому уходят деньги, жертвуемые многочисленными прохожими. Уж сколько говорено, сколько написано, но народ наш такой – жалостливый.Жалостливый, до слез. Готов народ наш отдать последнюю рубашку свою,последние копейки из кармана вытряхнуть. Подал такому «несчастному» – ичувствуешь, что у тебя все еще не так плохо. Помог, вроде бы как.Хорошее дело сделал…
Я ходил мимо попрошайки месяц. Не подавал, так как не хотел,чтобы на мои деньги какой-нибудь негодяйкупил себе кирпича одну штуку, да вставил в стену нового дома-дворцасвоего. Пускай будет дыра у него в стене, у негодяя этого. Не будеткирпича от меня. Но, судя по тому, как попрошайке подавали, хозяин ееимел уже несколько домов-дворцов.
Ну и попрошайке что-то перепадает, конечно. Бутылка водки на вечер, да шаурма. Хозяева таких«точек» попрошайничества имеют немало, но отличаются жадностью. Ижестокостью. На том и держится их супердоходный бизнес. На деньгах да настрахе. Никто из опускающих монетку в кулечек не знает, что «встать» наместо возле Владимирского собора невозможно, а хождение по вагонамметро с уныло-тягучим «простите, что я до вас обращаюся» стоит от 20долларов в день. Или – знает? В таком случае – знает, но подает?
Никто из добряков, жертвующих «мадонне с младенцем», не задумывается надеще одним вопросом. Над одним несоответствием, буквально бросающимся вглаза. Спустя месяц хождения мимо попрошайки меня вдруг как токомударило, и я, остановившись в многолюдном переходе, уставился на малыша,одетого в неизменно-грязный спортивный костюмчик. Я понял, что именноказалось мне «неправильным», если можно назвать «правильным» уже самонахождение ребенка в грязном подземном переходе с утра до вечера.Ребенок спал. Ни всхлипа, ни вскрика. Спал, уткнувшись личиком в коленотой, кто представлялась его мамой. Попрошайка подняла на меня глаза.Наши взгляды встретились. Бьюсь об заклад, она поняла то, что понял я…
У кого из вас, уважаемые читатели, есть дети? Вспомните, как часто ониспали в возрасте 1-2-3-х лет? Час, два, максимум три (не подряд)дневного сна, и снова – движение. За весь месяц каждодневного моегохождения по переходу я НИ РАЗУ не видел ребенка бодрствующим! Я смотрелна маленького человечка, уткнувшегося в колено «мамы», и страшное моеподозрение постепенно формировалось в твердую уверенность.– Почему он спит все время? – спросил я, уставившись на ребенка.
Попрошайка сделала вид, что не расслышала. Она опустила глаза изакуталась в воротник потертой куртки. Я повторил вопрос. Женщина вновьподняла глаза. Она посмотрела куда-то за мою спину. Во взгляде ееявственно читалось усталое раздражение вперемешку с полнейшейотрешенностью. Я впервые видел подобный взгляд. Взгляд существа с другойпланеты.- Пошел на… – произнесла она одними губами.– Почему он спит?! – я почти кричал…
Сзади кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся. Мужчина с типичнымлицом рабочего с близлежащего завода неодобрительно хмурил седые брови:
– Ты чего к ней пристал? Видишь – и так жизнь у нее… Эх… На вот, дочка, – мужик вытряхнул из своей огромной пятерни монетки.
Попрошайка перекрестилась, изобразив на лице смирение и вселенскуюскорбь. Мужик убрал ручищу с моего плеча, побрел к выходу из перехода.Дома он расскажет, как защитил угнетенную, несчастную, обездоленнуюженщину от негодяя в дорогой дубленке.
Милиционер, подошедший ко мне в переходе на следующий день, выразился почти так же, как и его«подопечная» попрошайка. И на свой вопрос я получил исчерпывающее:– Пошел в…А ребенок спал…
Я позвонил знакомому. Это веселый и смешливый человек сглазами-маслинами. Он с горем пополам окончил три класса, и читает струдом. Полное отсутствие образования не мешает ему передвигаться поулицам города на очень дорогих иномарках и жить в домике с бесчисленнымколичеством окон, башенок и балкончиков. Знакомый был весьма удивленмоей уверенностью в том, что весь без исключения подобный бизнесконтролируют представители его национальности.
Я узнал, что в Киеве попрошаек «держат» и молдаване, и украинцы. Причем, первыеспециализируются, в основном, на «инвалидах войны». Мы часто видим их напереходах и светофорах, снующими буквально под колесами машин. Мнимыеафганцы «работают» также и в метрополитене.Всевозможными«больными», хромыми и «приехавшими делать операцию» заведуют с равнымуспехом как украинцы, так и цыгане. Бизнес этот, несмотря на кажущуюсястихийность, четко организован. Курируется попрошайничествоорганизованными преступными группировками, и деньги, брошенныеполунищими прохожими в кулечек «обездоленного инвалида», уходят«наверх». Причем, настолько «наверх», что, узнай об этом сердобольныйпрохожий, он потерял бы сознание от удивления. Детей берут в «аренду» усемей алкоголиков, или попросту воруют. Но это все, что говорится,цветочки.Мне нужно было получить ответ на вопрос – почему спитребенок? И я его получил. Причем, мой знакомый цыган произнес фразу,повергнувшую меня в шок, вполне обыденно, спокойным голосом. Как опогоде сказал:– Или под героином, или под водкой…Я остолбенел. «Кто под героином? Кто – под водкой?!»– Ребенок. Чтобы не кричал, не мешал. Ей с ним целый день сидеть, представляешь, как он надоесть может?
Для того чтобы ребенок спал весь день, его накачивают водкой. Или –наркотиками. Разумеется, что детский организм не способен справляться стаким шоком. И дети часто умирают. Самое страшное – иногда умирают днем,среди «рабочего дня». И мнимая мать должна досидеть с мертвым ребенкомна руках до вечера. Таковы правила. И идут мимо прохожие, и бросаютмелочь в кулек, и считают, что поступают благородно. Помогают«матери-одиночке»…… На следующий день я стоял в переходе возлестанции метро Л. Милиционера, ответившего мне вчера ругательством, небыло видно. Я запасся журналистским удостоверением, и был готов ксерьезному разговору. Но разговора не получилось. А получилосьследующее…У женщины на руках лежал ДРУГОЙ ребенок. Мои вопросыпопрошайка попросту игнорировала с отрешенным лицом. Меня интересовалидокументы на ребенка, и, самое главное – где вчерашний малыш?
Попрошайка вопросы игнорировала, зато их не игнорировали торговки,стоявшие рядом. От женщины, торгующей трусиками, я узнал, что мнеследует, мягко говоря, удалиться из перехода. К возгласам торговкиподключились ее негодующие соседки по ремеслу. Следом за ними – прохожиепреклонных лет. В общем, я был с позором выдворен из перехода.Оставалось одно – звонить 02 или искать милицейский патруль. Но милициянашла меня сама. Сержант, любитель посылать в…, подошел ко мне и спросилдокументы. Я документы предоставил, и высказал свое мнение по поводунахождения женщины с ребенком в переходе. Сержант со мною согласился, и…отправился звонить кому-то. Я стоял перед переходом, с полным ощущениемтого, что пытаюсь бороться с ветряными мельницами. Спустя несколькоминут в переходе не было уже ни торговок, ни попрошайки со спящимребенком…Когда вы видите в метро ли, на улице ли женщин с детьми,просящих милостыню, задумайтесь, прежде чем ваша рука полезет заденьгами. Подумайте о том, что не будь вашего и сотен тысяч подаяний, ибизнес этот умер бы. Умер бы бизнес, а не дети, накачанные водкой илинаркотиками. Не смотрите на спящего ребенка с умилением. Смотрите сужасом. Ибо вы, прочитавшие эту статью, знаете теперь – почему спитребенок.
