Видит Бог, я хотел наплевать на речь президента Азербайджана Ильхама Алиева на совещании кабинета министров этого образования. Но, не вышло. Дело в том, что, постараюсь выразить это мягко, наш руководитель установил в редакции Voskanapat.info столь жесткую дисциплину, что никому из нас и в голову не приходит перечить ему. Поэтому когда позвонила милая девушка с огненным именем Лилит, и сообщила, что шеф требует меня к себе, сердце у меня екнуло. Обычно редактор приглашает меня, а тут – требует. “Не к добру это”, — подумал я тогда, на ходу надевая жилет задом наперед и пытаясь вспомнить все мои прегрешения за последние полвека.
К сожалению, ожидания мои оправдались с лихвой. Шеф при моем появлении в дверях даже не улыбнулся. Он просто произнес: “Присаживайся, Мамиконович”. Обратите внимание: не Сагател Мамиконович, а просто по отчеству. Если у других людей подобное обращение считается признаком дружеских отношений, то у нашего шефа все наоборот: обращение “Мамиконович” в его устах является верным признаком плохого настроения, которое не поднимет даже добрая чарка его любимого армянского (а другие он просто игнорирует) коньяка “Наири”. Да и о каком коньяке может идти речь, если тебя пригласили не садиться, а присаживаться?
Присев на самый краешек стула, я попытался изобразить на лице глубокое внимание, но шеф, кажется, даже не заметил моих стараний, достойных Марселя Марсо. Он кинул на стол распечатанное выступление Ильхама Алиева в том самом кабинете и спросил: “Ты читал это?” Я кивнул головой, лихорадочно придумывая соответствующую случаю мину на лице.
- А где твой ответ? Разве ты не знаешь, что Ильхам Алиев, это – твой кадр? В сложившейся в Восканапате пищевой цепочке, он – твоя пища. На завтрак, обед и ужин. В нашей редакции только ты отвечаешь за то, в какой проруби он будет бултыхаться, после того, как ты его переваришь.
- Знаю, конечно. И очень польщен доверием к моей персоне. Однако, извините, но Ильхам как попугай, постоянно повторяет одно и то же, и мне это надоело до чертиков. Сколько можно в зоопарк ходить, чтобы смотреть на одно и то же животное? Поэтому, честно говоря, на этот раз я хотел наплевать на все, что он сказал. Может, у человека хроническое недержание, и ему необходимо выговориться.
- У какого человека?
- Еще раз извините, я неправильно выразился.
- Мамиконович, вы же не новичок в нашем деле, и должны уже прекрасно понимать важность правильного употребления слова.
- У меня вырвалось, простите.
- Это у него вырывается, от несварения желудка, а, скорее, от несварения мозгов. А мы должны ценить слово. Прочти пока выделенное красным цветом, потом поговорим.
Шеф прошел в свою комнату, а я, наконец-то плотно усевшись в кресле, взялся за чтение очередной порции бреда президента Азербайджана.
Уже первое предложение, выделенное красным цветом, убедило меня – в который раз! – в правоте шефа. А поскольку я не эгоист, то порадую и вас, читатель. “Если Армения еще раз прибегнет к провокации, то вновь получит достойный отпор и увидит, как эта провокация даст толчок новой волне исхода”, — сказал Ильхам Алиев на совещании в помещении, названном кабинетом.
Не буду разбираться в том, кто прибег к провокации: для этого есть специалисты, аналитики, космические съемки и другие достижения современной науки. Чай, не в 11 веке живем. Меня позабавили другие фразы Ильхама: “Армения вновь получит достойный отпор” и “Армения увидит, как эта провокация даст толчок новой волне исхода”.
Нет, я, конечно, понимаю: информационная война, племенной менталитет и все такое прочее, но ведь это надо умудриться, назвать десять дюжин трупов аскерни “достойным отпором”. Уже не говоря о десятках единиц сожженной боевой техники с намалеванной на борту луной, похожей на ломтик дыни. А еще надо исхитриться голосить на весь мир о “двадцати процентах”, “миллионе беженцев” и, одновременно, предрекать “новую волну исхода”. Нет, шеф определенно прав, Ильхама надо читать. “Наши военнослужащие дали достойный отпор провокации вооруженных сил Армении на линии соприкосновения в третьем квартале”, — рассказывал он в кабинете.
Интересно, чем они занимались в первых двух кварталах? Не иначе подсчитывали трупы аскеров, уничтоженных нашими бойцами во время январской и майской вылазок азербайджанских диверсантов. А может, утраченные на границе с Нахиджеваном квадратные километры. И лишь в третьем квартале, справившись с этими сложными математическими вычислениями, дали нам “достойный отпор”.
Еще мне понравилась фраза Ильхама: “Пропасть между нами еще больше углубится”. Между нами не пропасть, а зияющая бездонная бездна, разделяющая человека от животного, которого не удалось одомашнить, что убедительно доказал Александр Микаэлян.
С озарившим меня сравнением я направился в кабинет шефа, держа в руках лист бумаги как сдавшийся нашим бойцам бывший аскер, а ныне житель благополучной Европы Фируз Фараджев. “Между нами и закавказскими турками не пропасть, а зияющая бездонная бездна”, — начал я частить еще с порога, в надежде на хотя бы благосклонный кивок.
- Мамиконович, бездна и означает “без дна”, то есть бездонная. Что за неуместная тавтология? Мы же договорились ценить слово, относиться к нему со всем уважением.
- Простите, шеф, беглое ударение сбило меня с толку, — я медленно попятился назад.
- Мамиконович, — голос шефа прервал мое отступление, — ты, наверное, считаешь, что его надо размазать по стенке?
Я согласно кивнул головой.
- А я не считаю такой подход правильным. Дело в том, что Ильхам на самом деле превзошел “великого лидера” и “общенационального вождя” Азербайджана, и имеет основания гордиться тем, что его аскерня дала нашим бойцам достойный отпор. Ну, сам посуди, его папаша умудрился за девять месяцев потерять убитыми 22 тысячи аскеров. В день это выходит 81 с половиной. А Ильхам за девять дней – с 31 июля по 8 августа – потерял всего 121-го аскера. А должен был похоронить 733 аскера. Чувствуешь прогресс? Вот об этом и пиши, о мудром Гейдаровом сыне Ильхаме, его талантливом министре обороны и пока еще живых аскерах. И поторопись. Не то Ильхам может устроить новую провокацию, и тогда, на фоне свежих трупов аскерни, твой ответ потеряет актуальность.
Ну вот, друзья, я и поторопился. А ведь собирался плюнуть на это дело.
