Все находится в координате «мы вас лишим того-то и того-то, даже если это вам не надо». Нельзя не признать, что десяткам миллионов людей в нашей стране, особенно живущих в деревнях, селах и малых городах, это, действительно, не надо. И, что особенно важно, там, на Западе, это, очевидно, понимают, так как время от времени признают, что толку от санкций никакого.
Тогда для чего они это делают?
Здесь мы вступаем в область, во-первых, ленинской революционной методики, а, во-вторых, в область психологии. Ленин, как известно, провозгласил после долгих интеллектуальных поисков движущей силой революции пролетариат, коему нечего терять, кроме своих цепей. Расчет оказался верен. Пролетариат и дезертиры, те самые бунинские «хамы, ярыги и шатуны» с криками «без очкарика» и «топи шляпу» начали изгонять «тлю обжорно-плутовскую», перевернули все вверх тормашками в городах, а простодушному селянству затем ничего не оставалось, как согласиться. Хотя все равно надевать хомут на крестьян пришлось до начала 1930-х годов. В 2000-х годах либеральное белодомовское лобби здесь и их френды там залайкали новый революционный класс – тунеядную офисную моль, которая годами ничего не делала и была никому не нужна. Но тут ей, этой моли, дали четкую идеологию оправдания ничегонеделания, объяснили, что свобода ничего не делать и есть та свобода, за которую наши деды ютились по коммуналкам и баракам в 30-е годы и надо эту свободу защищать. Но осторожно. Поэтому разговоры о несвободном полицейском государстве, нечестных выборах, немытой России, стране рабов и господ, о том, как мы несчастны, о том, как всякий зулус счастливее нас, велись в прекрасных квартирах, за изобильными столами, с машиной под окном и дачей под Москвой, на Болотную выходили только по выходным, сытно пожрав в «Жан Жаке» и туда же отползали делиться впечатлениями. А как только после Болотной стало ясно, что власть шутить не намерена, ураган протеста, хоть ничего и не изменилось, как то быстро и тихо свернулся и уполз под диван, стал тем самым библейским «гласом хлада тонка», в котором сегодня слышен уже не протест, а просьба о помиловании.
Однако других нет. И поэтому санкции опять же были обращены исключительно на т.н. «элиту» и креативный класс. Давайте их лишим сыра, устриц, завтраков в Париже и Нью-Йорке и банковских счетов, а дальше понятно, что будет. Или они пойдут в народ, яко князь Игорь к древлянам, за новой данью и народ восстанет, опрокинет угнетателей и выйдет с караваями на поклонную гору к освободителям. Или же креаклы начнут ломить стеною по стогнам града, по болотным да сахаровым с новыми шествиями, опять свергать режим и возвращать фуагру. Однако здесь, как в проекте вечного двигателя, есть мелочь, которая не дает ему работать. Во-первых, Ленин это не фамилия Навального, Немцова или Теффта. Во-вторых, офисным хипстерам и гопникам очень даже есть чего терять, а цепи у них были только на косухах или в квартирах их родителей, где за цепь полагалось тянуть, чтобы спустить воду. Да и вообще странно уходить бороться за фуагру для народа от застолья с фуагрой для себя. Тем более, что если пролетарии все-таки народ уважали, ценили и считали себя его частью, то нынешние кроме как «чернь», «быдло» (Быков), «анчоусы» (Латынина), «козлы» (Лимонов) его и не именуют и относятся соответственно.
Поэтому в этом месте схема не работает. Тогда включается «во-вторых», то есть психология, и начинается работа более тонкая, как у чукотских косторезов. Здесь необходимо обратить внимание на сложившееся в современном обществе очень интересное отношения к благам и возможностям, которыми человек может никогда не воспользоваться. Поясним на примере. Любой человек сегодня может поехать в Уганду. Или в Чад. Едут туда десятки, по делу, необходимости, вообще единицы, не едут и никогда не поедут ни при каких обстоятельствах миллионы. Не нужно, не интересно, не понятно, зачем ехать. Но объяви завтра, что запрещено ездить в Уганду или Чад тем, кому не надо туда ездить, огромное количество людей почувствует себя обойденными, обездоленными, ущемленными. Почему? Как так? Немедленно разрешите. А вдруг захочу… Объяви завтра, что в новую модель айфона после долгих раздумий решено не включать гирокомпас, секстант или астролябию и посыплются тысячи вопросов, поднимется волна протестов: «почему? За что? Как жить-то без астролябии? Да я без гирокомпаса из дома не выхожу» и т.д.
 |
В России начались испытания нового мощного оружия |
 |
Су-25 совершил такой маневр впервые со времен СССР (видео) |
 |
Стало известно, каким будет 2016 год в России |
Пользователи ЖЖ, например, наблюдают интересное явление: стоит забанить в некоем журнале какого-нибудь хама, бота, пошляка или матерщинника, который прежде почти не появлялся, и он начинает ходить в этот журнал регулярно, ежедневно, читать все посты, сидеть, как уличная собака, у закрытой двери и ждать, пока впустят. Мало того, забаненный часто начинает жаловаться всем окружающим, что его забанили там-то и там-то, вывешивать скрины и т.д. Казалось бы, тысячи журналов, миллионы постов, но нет. Как же, меня сюда не пустили… А я хочу. У меня припадок свободомыслия.
Именно на этом феномене строится значительная часть идеологии общества потребления: на предложении того, что, скорее всего, не понадобится никогда, но создаст у благопотребителя иллюзию человека современного, передового, с широчайшим кругозором и безграничными возможностями. Личность человека (точно по Фромму) согласно потребительским стратегиям социального взаимодействия лишается самости в результате подмены ценности личности ценностью приобретаемых благ. То есть марка телефона (или фуагра и устрицы, или сорт сыра) становятся одной из составляющих частей личности. Причем стоит добавить, что во все большей части этих благ нет и не может быть никакой острой нужды, ибо создаются они только потому, что для их создания появились технические возможности (например, многие интернет технологии используются только потому что существуют и легко доступны), в сотнях сортах сыра разбираются лишь немногие, но кажется, что без этого всего разнообразия отныне только на березу или фонарь, а не в альковную кровать под балдахином.
Этот феномен отлично сработал, кстати, во время проамериканских переворотов в арабских странах. Людям, которые жили прекрасно без айфонов и социальных сетей, долго объясняли, что без них нельзя, что страничка в фейсбуке и айфон и есть критерий цивилизованности. «У них то уже есть, а у вас». Результат мы видели. Именно так просвещенные купцы XIX столетия обогатили жителей крайнего севера передовыми достижениями цивилизации - водкой и консервами, что принесло туземцам не расцвет благополучия, а грабеж, новые, невиданные болезни и гибель сотен людей.
А сегодня вот счета, поездки, сыр. Но… «Не ели, не ездили, не имели – и ничего». В последние годы миллионы людей наконец-то зажили по-настоящему. Ф.Ницше словно о наших людях говорил: «если человек знает, зачем он живет, ему не важно, как он живет». И наоборот, мечта тургеневского персонажа из повести «Муму» о высшем личном счастье «быть поприветствованном при людях» осуждалась, как опошление высокой идеи, как, говоря современным языком, «опопсение» великого. Шекспир у Достоевского всегда выше сапогов, а человек у Горького выше сытости. Сегодня люди к своему личному комфорту начинают прибавлять комфорт страны, в которой живут, связь одного и другого становится безусловно понятной. Люди поняли, что чтобы чувствовать себя хорошо, нужно не охать над коррупцией следом за политическими спекулянтами. Нужно прибавить к тому, что уже есть, осознание, чувство той страны, в которой живешь. Ее прекрасное прошлое и перспективное будущее. Массу простых и очень хороших людей вокруг. Культуру и религию. На этом фоне исчезновение трех сортов сыра выглядит издевательством над здравым смыслом.
Так что не сработает и на этот раз.