Под воздействием многоплеменных миграционных потоков жизнь в России, как и в особом ее регионе – Москве, постепенно меняется. Каждая группа приезжих вносит свой колорит, свои нравы, вкусы и формы общения. От азиатов в Москве перенимают забытые уже нормы уважения к старшим, мягкость в разговоре, обходительность, добросердечие и другие полезные в обществе качества, которые большевистская Москва с кровью выкорчевывала из русской культуры. Но азиатам это дается нелегко, они бывают ошарашены витающей в Москве враждебностью к людям, оскорбительной наглостью общения с ними, примитивной жестокостью нравов сегодняшних мелкопоместных начальников, и те из них, что спешат адаптироваться к столичным повадкам, надолго теряют свои лучшие восточные черты. Они как бы выпадают из многотысячелетней культуры всего Востока, желая быть такими «как все». Возможно, кто-то и пытается воспользоваться вот такими, «оступившимися» для компрометации и остальных, но это длится недолго. Закономерные реакции любого формирующегося социума проложат четкие и невидимые границы между «своими» — морально устойчивыми, и другими – слугами сатаны и подлежащими игнорированию . Так, Москва, намеренно или ненамеренно, в силу большевистского атавизма, возбуждает к себе нелестное отношение со стороны всех народов. Диаспоры формируются не потому, что так хотят народы, а потому что их в это гетто загоняет московская аура человеконенавистничества.
Но Москву от окончательного впадения в сатанизм спасает наличие в ней многих народов. Среди них армяне, например, вносят дух доброжелательства, умеют выслушать собеседника, приучают москвичей к понятиям дружбы, взаимности и др. Пережитые в результате сокрушительного Геноцида страдания развили в них высокую степень эмпатии, умения сопереживать другому, и они уже больше мучаются, когда видят кого-то в ситуации несправедливости, чем сам этот субъект. Умение чувствовать душу другого, резонировать в унисон с ней развито у них в необычайной степени. Это отражается и в нормах взаимоотношений, которые сначала с любопытством, а затем все шире осваиваются в московском быту. Тонко и детально развитое понятие мужской дружбы, взаимные негласные обязательства могут заставить отдать жизнь за друга, только чтобы не опорочить себя предательством. Конечно, такие отношения дезавуируют рыночность и продажность сегодняшней ментальности, поэтому на армян косо начинают смотреть банкиры и капитаны финансовых фрегатов, старательно растлевающие остаточные формы бескорыстного уважения у людям. Армяне не склонны затворяться в диаспорах, но и у них есть свои четкие запреты, которые выделяют их как особый социум. Например, армяне никогда не пойдут в разборки большинством на одного, они лучше прибьют своего за допущенную им несправедливость, чем будут руководствоваться правилом, что «Он сукин сын, но наш!» Для них на первом плане понятие истины и справедливости, а кто это высказывает, совершенно неважно, свой или чужой.
Армяне прививали Москве радушие и хлебосольство, открытость к чужеземцам и многие кулинарные изыски. Не их вина, что многие старания остались втуне. От большевизма в Москве остался страх к инородному, непонятному, «не такому как у нас». Армян же воспитывают в притягательности ко всему незнакомому, неведомому, пусть чужому, но полезному для жизни. Поэтому медленно и щепетильно работают они, чтобы ослабить этот страх у москвичей. Они прививают им нежные и деликатные интонации голоса, отучают от мата, грубости, вводят в московскую культуру новую и важную для общения черту – умение держать слово.
Отдельная история – это науськанные паспортные службы в аэропортах и вокзалах, электронные турникеты и службы досмотра. Здесь в подлинном смысле разверзся страх Кащеев перед добрым молодцем из чужбины. Архетип государства Российского в полной мере проявлен в этих службах и, пожалуй, ничто так ясно не выдает страшную государственную тайну о принципиальной слабости государства российского, чем та подозрительность, агрессивность и волчий оскал служащего, в нарушении всех правил обыскивающего ваши карманы и с изуверством палача допытывающегося, «почему вы решили приехать в Москву?». Очень часты истории о том, как впервые столкнувшись с этим варварством, зарубежные гости поворачивались и тут же в аэропорту брали обратный билет. К сожалению, здесь в наибольшей степени проявлена дискриминация к приезжим, которым остается только одно — все проглотить и не сплюнуть в лицо!
Даже иногда и не поймешь: что больше в этой ненависти служащих – инструктаж или естественная злоба? Понятно, что такие типы иллюстрируют доисторические нравы, и любители старины пусть не обольщаются раскопками: расколотые черепки могли быть утварью у таких типов.
Но особая польза Москве от мигрантов в их умении работать. Паразитизм Москвы достиг уже предела, скоро паразиты лишатся загнивающего тела хозяина и начнут поедать друг друга. Было бы здорово, ускорить этот процесс и очистить атмосферу на всей планете, ведь паразиты, ничего не умея, кроме как гадить, делают это ежечасно, и потоками клеветы, наветов, очернений, гнусной лжи и оскорблений науськивают всех на всех, чтобы только не прознали, кто у них нахлебник и бесплодный паразит. Но, к сожалению, множатся нечистоплотные субъекты, аморализм становится гордостью, удачный обман – поводом для самолюбования и многое другое, о чем лучше умолчать. И здесь мигранты вносят дух созидания, терпения, упорного труда, надежды на свои собственные силы.
Не исключено, что именно мигранты станут той оживляющей и вдохновляющей силой, которая выполнит для России ту же роль, что и протестантские движения на Западе, оплодотворившие его духом самоотверженного труда, социальной справедливости и индивидуальной ответственности.
