Наверное, это не просто – после 10 лет тюрьмы выйти на свободу и чувствовать себя пожизненным должником. Быть должным бывшему федеральному министру Гансу-Дитриху Геншеру и всему Правительству Германии, администрации Белого дома и Госдепартаменту США, народному сейму Литвы, Федеральному совету Швейцарии, Палате общин Великобритании, Национальному собранию Франции и израильскому Кнессету. Ещё поганее быть должным Евгении Альбац, Ксении Собчак, Марианне Максимовской, Юлии Латыниной и Алексею Венедиктову. Ничуть не лучше быть должным узникам Болотной, московским хипстерам в майках «Свободу МБХ» и друзьям-товарищам, которые про тебя 10 лет назад забыли, а теперь наперегонки торопятся засвидетельствовать почтение.
Меньшее, что ты можешь для них сделать – это дать эксклюзивное интервью, сфотографироваться на прощание для Инстаграма, принять пакет с взрывчаткой и под прицелом телекамер броситься под колёса кортежа Путина. Ведь если не ты, то кто? Ну, не они же, в самом деле.
Я знаю. Михаил Борисович Ходорковский, укрывшись в люксовой гостинице «Адлон», что у Бранденбургских ворот, часто сидит, забившись в угол на корточках. Длинный его пальцы охватили бритый затылок замком, а взгляд расфокусирован на носках туфлей. Сидя так по пять часов кряду он думает, как вернуть все долги, но не стать бомбистом. Как скрыться от этой новой ужасающей реальности, в которой свободы меньше, чем в карельской колонии. Кому написать просьбу о новом помиловании?
Взгляд его фокусируется на непривычных теперь шнурках остроносых ботинок, на мгновение замирает и вдруг наполняется лихорадочной решимостью. Трясущимися пальцами он вытаскивает батарейку из телефона и швыряет её в угол, хватает неразобранную ещё сумку, мимоходом проверяя всё ли на месте – смены белья, алюминиевая кружка, тёплый свитер, носки и блок сигарет.
Скорость, скорость, скорость – вот надежда на спасение. Вниз по ступенькам, в первое такси, аэропорт, билет назад в Москву. Пока не опомнились, пока не спохватились. Кепку на глаза, воротник вверх и уткнуться в газету – чай, кофе – нет, спасибо.
Здравствуй, Москва. Первое попавшееся такси с разговорчивым, но не разбирающимся в политике азербайджанцем. Куда? Пока вперёд, там покажу. Как скажешь, командир. Там направо, потом налево и двадцать километров не сворачивая. Здесь, у рощи тормози. Выходи, сука. Э, зачем так говоришь? Выходи, сука.
Интеллигентные пальцы ловко выхватывают из потайного шва пальто шило и смыкаются в побелевшем кулаке. Деньги, телефон, документы, ключи. Хорошо, хорошо, брат, держи.
Газ в пол, вихрь снега из-под колёс, трасса, пятнадцать тысяч рублей на кармане и чувство настоящей свободы. Теперь до ближайшего придорожного кафе, графин водки, макароны с сосисками и пьяные дальнобойщики за соседним столом. Кривой взгляд. А ты кто такой? Да я тебя вертел! Табуретом по голове, визг, мат, осколки стекла, капли тёплой крови на грязном полу. Наряд ППС, привычное чувство металлического холода на запястьях. Стоять, лицом к стене, проходи.
СИЗО, суд, рецидив, приговор, эшелон, спецэтап, Мордовия.
Альбац в ужасе, господин Ганс-Дитрих Геншер в недоумении, Госдепартамент выражает глубокое разочарование, хипстеры в Москве рвут на себе майки, Юлия Латынина заподозрила провокацию спецслужб.
Начальник колонии с добрыми, понимающими глазами. Я вернулся. Я знал. Вот, должен был тебе полтинник, держи. Спасибо, теперь-то надолго? Теперь навсегда.
