Данным постом открываю в своём личном дневнике совершенно новую рубрику под меткой "Воспоминания".
Подумал и решил, что с сегодняшнего дня не стану ограничивать собственные странички лишь изложением ассоциативного восприятия только что состоявшегося события, как это практиковал до сих пор, а рискну раскрутить стрелки часов в обратном направлении, чтобы не утратилась связь времен, точнее, во-первых, не стёрлись из личной памяти пережитые нелегкие моменты, которые человек естественным образом стремится забыть как кошмарный сон, и, во-вторых, получше осмыслить своё текущее униженное бытиём изгоя положение в окружающем обществе. Зачем? Об этом как-нибудь в другой раз.
А сейчас опишу лишь один день... (так и напрашивается - "из жизни Ивана Денисовича"), длина которого измеряется не столько часами, сколько километрами от Еревана до Москвы, точнее, от порога российского посольства в Армении до двери кабинета следователя на Лубянке, а если перейти к измерению по шкале человечности, то от уровня низости и подлости одних через страх и равнодушие других до степени..., впрочем, судите обо всём сами.
В порядке примечания и забегая вперёд, отмечу, что до сих пор суды не могут определиться, то ли это была осуществленная в отношении меня депортация, то ли этапирование, то ли принудительная доставка, то ли просто командирование в Москву для уточнения "некоторых" связанных с моей работой "деталей", то ли ещё чёрт знает что из области технологий по перемалыванию неугодных людей.
Возможно, судьи и не пытаются этого установить, по крайней мере так со стороны видится. Бывший работодатель тоже на данный вопрос не отвечает. ФСБ, естественно, молчит, ведь обвинение намеченной жертве так и не предъявлено.
Итак, об одном кошмарном дне.
Раздался громкий и настойчивый стук в дверь. Произошло это в строго назначенное время, о котором меня предупредили несколькими часами ранее, т.е. "пришли брать" (так полушёпотом говорили в сталинские времена) ровно в 5:30 по местному ереванскому времени.
Несмотря на то, что это событие не стало для меня неожиданным, всё равно почему-то от раздавшегося стука вздрогнул. Наверное, такое чувство испытывают обречённые на казнь узники перед их последним выходом из камеры.
В этот момент я стоял уже в прихожей напротив входной двери, готовый покинуть место своего трёхлетнего обитания, ставшее в последние дни и местом моего принудительного заточения. Одет был как обычно - строгий отглаженный костюм, чистая светлая рубашка, галстук, - но на этот раз держал в руках не папку с необходимыми для работы документами, а спортивную сумку, набитую самым необходимым барахлом, которое понадобится командированному в течение нескольких дней, т.е. бритвой, парой носок, набором нижнего белья, бутылкой коньяка "Ани" и еще кое-чем, что по прошествии пяти лет уже трудно восстановить в памяти.
Моя хилая поклажа отвечала тем инструкциям, которые я получил за несколько часов до стука в дверь.
Признаюсь, информация о "командировании" явилась для меня полнейшей неожиданностью. Все предыдущие три дня меня держали в абсолютном неведении относительно моей дальнейшей судьбы. Лишь за несколько часов до отъезда в аэропорт, а произошло это ближе к полуночи, зашёл офицер по безопасности Андрей Юрьевич Д. (имя и отчество подлинные, сейчас он работает в столице одной из бывших союзных республик) и предупредил, что рано утром вылетаем в Москву. Звонить родным и близким (в Ереване я находился без семьи) и сообщать им о предстоящем прилёте "не рекомендовал". Велел взять с собой лишь самое необходимое - предметы личной гигиены и смену белья.
Услышанное возбудило в моём сознании знакомую по книгам и кино картину из 37-го года.
Рекомендации человеку, который де-факто находится под домашним арестом (с 21 ноября со ссылкой на посла мне запретили посещать свой рабочий кабинет, впрочем, как и всю рабочую зону посольства, и выходить за пределы огороженного комплекса посольских зданий), являются ничем иным, как приказами. Естественно, понимая это и не желая усугублять своё текущее положение и свою дальнейшую участь, я неукоснительно их исполнял.
После сообщения офицера по безопасности сон будто бы сняло рукой. Попытался его восстановить. Вскрыл заготовленный впрок для Москвы ящик с коньяком, достал из него бутылку "Ани" (наиболее мягкий армянский сорт), откупорил её и не заметил как опустошил.
Затем, кажется, достал вторую. Полагал, что спиртное поможет уснуть крепким младенческим сном, так необходимым перед началом тревожного наполненного неопределённостью пути (что ожидало в Москве в связи с "рекомендацией" взять с собой лишь самое необходимое из гигиены, представить было несложно).
Как ни странно, но выпитое даже в таком непривычно большом количестве не подействовало. Настроение сложилось хреновейшее, а капли из глаз достигали величины грецких орехов. Не иначе как вместе с ними из организма улетучивался и анестезирующий напиток.
А может быть душевному волнению способствовали слова песен и голос Вилли Токарева, подарившего мне незадолго до этого свой диск, который я в последнюю свою ночь в Ереване врубил на полную громкость, чтобы заглушить нахлынувшее предчувствие надвигающейся беды, и слушал с упоённым тревожным наслаждением:
Кстати, у Вилли 11 ноября был День Рождения. Поздравляю его от всей души (лучше поздно, чем никогда).
Хорошо помню нашу с ним задушевную беседу. Вилли оказался достаточно мудрым человеком даже в таких мелочах: покидая Ереван и оставив свой диск на reception, он не стал "засвечивать" меня, в смысле козырять своими личными связями в российском посольстве . Просто позвонил, попрощался и сообщил, что там-то и там-то оставил на память о себе и нашем знакомстве презент. Я до самой гостиничной стойки не ведал, в чём этот сюрприз заключается.
Так под впечатлениями прокоротал остаток ночи с 23-го на 24 ноября 2006 года.
Незадолго до 5:30 принял душ, гладко выбрился и переоделся во всё чистое как поступают моряки перед опасным походом...
В дверном проёме стоял офицер по безопасности Андрей (так называю его, поскольку он намного моложе меня, да и по статусу я был повыше). Нужно сразу честно признаться, что человек он неплохой. По крайней мере, такое впечатление о нём у меня сохранилось до настоящего времени. 
Никто не вышел провожать, что, собственно говоря, не выглядело странным. Неестественным показалось другое - ни одна живая душа даже из любопытства не высунула в эту минуту свой нос, хотя всё посольство накануне гудело по поводу "успешой работы органов", изобличивших "окопавшегося в недрах посольства крота-шпиона". Как можно упустить столь редкий исторический момент и не стать очевидцем конвоирования "изменника" Родины?
- Не понимаю!
Посольский двор даже для столь раннего часа оказался неестественно тих и пуст: куда-то исчезли обычно не дающие в этот час досмотреть сны исполнительные дворники с мётлами, спрятались водители, готовящие автомобили к предстоящему рабочему дню, а постоянно забитая на ночь автостоянка перед входом в посольство на удивление оказалась пустой. Лишь скрежет дистанционно отворившихся и затворившихся для меня в последний раз главных посольских ворот и с грохотом сработавшее противотанковое заграждение нарушили нависшую тревожную тишину, напомнив о том, что за нашими действиями во дворе зорко наблюдает комендантская служба.
Аэропорт Звартноц встретил знакомым деловым гулом.
Летел я под конвоем в сопровождении того же Андрея обычным рейсом.
Перед процедурой регистрации Андрей выдал мне на руки билет. На борту самолёта и по прилёту в Москву он о нём забыл, поэтому я успел сделать с него копию (обратите внимание, билет "туда и обратно", что свидетельствует в пользу версии об оформления мне обычной командировки):
Правда, на следующий же день уже в Москве Андрей, спохватившись, проявил беспокойство и я ему билет вернул. Это означает только одно: Андрей абсолютно точно знал наперёд, что в Ереван я уже не вернусь. Возможно, никогда.
Необычным в процедуре оформления посадки оказалось только то, что в аэропорту при осуществлении контроля меня обшмонали по полной программе (разули, раздели чуть ли не до трусов, прощупали все швы снятых вещей, перерыли содержимое сумки), хотя, как известно, лица, обладающие дипломатическим иммунитетом, проходят пограничный и таможенный контроль по упрощенной схеме.
Делали "своё дело" долго и демонстративно. Видимо, были соответствующие указания в отношении моей VIP персоны (армяне не посмели бы так поступить с иностранным дипломатом, но на погранконтроле в армянском гражданском аэропорту Звартноц служат российские пограничники, подотчётные исключительно ФСБ России).
Перелет не был утомительным. Андрей усадил меня на среднее сиденье: между собой и каким-то армянином. Армянин, сидевший у окна, меня узнал (как он выразился, "видел неоднократно по телевизору"), поэтому всю дорогу пытался угостить, в т.ч. коньяком, что очень раздражало Андрея.
Я успокоил своего опекуна-конвоира и вежливо отказался от гостеприимства соседа, сославшись на очень важную встречу сразу же по прилёту в Москву. Знал бы этот армянин о какой "встрече" идет речь!
Запоминающаяся сцена, достойная фильма о доставке особо опасного преступника, произошла в Шереметьево. Самолёт вырулил ближе к центру территории аэропорта и заглушил двигатели:
Пассажиры в недоумении обнаружили, что находятся в замершем на месте самолёте почти посреди поля. Справа виднелся комплекс Шереметьево-2 (тогда он так назывался), а слева почти на таком же расстоянии - Шереметьево-1. Пассажиры начали недоуменно подниматься из кресел и возиться с ручной кладью.
Вышедшая из-за шторки бортпроводница вежливо попросила не беспокоиться и оставаться на своих местах до особого распоряжения.
В самолёте только два человека знали с чем всё это связано - я и Андрей.
Так продолжалось минут десять-пятнадцать. Затем в салон быстро вошли какие-то спортивного вида коротко подстриженные молодые люди в аккуратных костюмах и с проводами, торчащими прямо из ушей. Окинули пространство взглядом. Один из них за руку поздоровался с Андреем, о чем-то они перекинулись словами. Андрей жестом указал на отсек, где находилась моя сумка. Коллега первого из вошедших её подхватил и удалился из самолёта.
Я в сопровождении первого и третьего вышел на трап. Внизу у самого подножия трапа ожидал автомобиль представительского класса, если не ошибаюсь, кажется, БМВ или мерс. Все двери автомобиля, включая водительскую и багажного отделения, были распахнуты, что придавало ему вид готовящейся взлететь хищной птицы. Второй оперативник очень осторожно укладывал мою сумку в багажник, как будто бы в ней могла находиться какая-то очень хрупкая вещь.
Спускались с трапа вереницей. Я находился между сопровождающими. Подойдя к авто, мне вежливо указали на заднее сиденье, куда я должен сесть.
Я протиснулся в салон и привычно устроился там, но тут же с двух сторон подсели оперативники и не церемонясь молча подвинули меня к центру. Первый, который поздоровался с Андреем за руку, расположился на переднем пассажирском сиденье. Двери синхронно хлопнули и автомобиль, плавно набирая скорость, двинулся по взлётно-посадочной полосе. Андрей остался у трапа самолёта, а я продолжил путь с совершенно незнакомыми мне людьми.
Автомобиль вырулил к каким-то глухим боковым воротам, не снижая скорости преодолел их, а потом помчался в направлении Ленинградского шоссе. Чувствовалось, что вся операция по моей доставке была до мельчайших деталей тщательно подготовлена.
Со стороны, в частности, для пассажиров рейса, которым меня доставили в Москву, вся описанная выше картина представлялась совершенно иначе. Уверен, что большинство из них, если не все, связали её с наглостью зажравшегося олигарха или высокого чиновника, которому тачку подогнали под самое крыло.
Знали бы эти люди, что на самом деле в тот момент происходило.
Поэтому приношу им свои извинения за причиненные неудобства и хлопоты. Дело в том, что самолет не стали подгонять к терминалу, а направили к нему автобусы. Это я успел заметить из окна вывозившей меня машины.
Всю дорогу я только гадал, куда же меня везут. Следует отметить, что двигались мы в полной тишине, не считая окружавшего внешнего шума. Сопровождающие между собой не разговаривали.
О конечной точке маршрута - Лубянке - можно было догадаться, но очевидной она стала только тогда, когда автомобиль обогнул реставрируемый Детский мир.
Жёсткое давление на психику (назвать происходившее тогда допросом, а тем более опросом, никак не получается) продолжалось с утра - примерно с 11:00 - и до вечера - примерно до 20:00. Сейчас установить точно продолжительность экзекуции не представляется возможным: всё происходило как будто бы не со мной, не в этой жизни и не в этом мире. К тому же и задаваемые вопросы уже почти не помню. Единственное из сохранившегося в памяти - крики о каких-то американских шпионах, которые работают под дипломатическим прикрытием. Утверждения об известных ФСБ тайных моих связях с этими шпионами. Требования признаться в контактировании с кадровыми сотрудниками ЦРУ и назвать их фамилии.
Через некоторое время "плохой" следователь ушёл (видимо, совсем устал плеваться или слюна кончилась), а "хороший" остался и, как ни странно, начал меня успокаивать. В процессе "мягкого дознания" даже позволил моему морально и психологически истерзанному телу покинуть кабинет по малой нужде, правда, в сопровождении.
И тут происходит самое невероятное, а значит и неожиданное для меня за весь этот адский день.
"Хороший" следователь совершенно неожиданно и негромко произносит: "Вы свободны". Не верю своим ушам. Переспрашиваю. Он снова: "Можете забирать сумку и отправляться домой. Только единственная просьба: не покидать Москву и являться по первому нашему звонку".
Вот только тогда я окончательно врубился, что меня "отпускают". Наивно пообещал не скрываться, на что в ответ получил надолго запомнившуюся ухмылку.
Очумев от неожиданности и подступившего к горлу комка счастья, отмочил следующую глупость: стал предлагать "хорошему" следователю прихваченную из Армении бутылку коньяка (это только потом я вспомнил о характерном состоянии души пастора Шлага в подобной ситуации, а тогда мой порыв, если хотите, приступ благодарности был по-детски очень искренним).
Представитель ФСБ вначале вроде бы взял бутылку, даже покрутил её в руке, но потом решительно вернул, сказав: "Она Вам сегодня очень пригодится самому". На том, казалось бы, и расстались в тот день.
Однако не всё так просто. Не успел я дойти до ст.метро "Кузнецкий мост", как затрезвонил мой мобильник с московской симкой. Это меня крайне удивило, ведь никто из тех, кто знал мой номер, не ведал о том, что я в тот момент находился в Москве.
На проводе оказался вездесущий "хороший" следователь. Извиняющимся, но не терпящим возражения тоном он попросил меня срочно вернуться обратно. В чём причина объяснять не стал.
Сердце, конечно, ёкнуло, но окончательно измотанный физически и морально, я безропотно развернул оглобли. Мне уже было всё по барабану. То, что он "забыл" вернуть мой дипломатический паспорт и всего лишь собирался исправить свою оплошность, - это я узнал только позже, вновь встретившись с ним через несколько минут. А в тот момент, когда меня разворачивали, я побрёл ТУДА обречённо как овца на убой.
Была ли тем самым осуществлена в отношении меня какая-то дополнительная проверка (разыгранная забывчивость), провоцировали ли меня, или действительно у фээсбэшника от усталости проявился склероз, доподлинно знает только он и, возможно, его начальник.
Моё появление на пороге собственной квартиры повергло домашних в шок. К тому моменту часы показывали уже около 22:00.
После опустошённой почти залпом бутылки коньяка уснул как убитый.
Впрочем, почему "как"? Скорее всего, меня на самом деле в тот день убили. А двухсуточное бессонное существование только подчеркнуло новое состояние тела и души.
Хотя, в каком-то смысле, и не обязательно в этот конкретный день 24 ноября 2006 года, но точно убили.
Убили во мне что-то очень важное, без чего невозможно полноценно жить. По крайней мере, проснулся на следующий день совершенно другим человеком...
Уволили меня из МИДа почему-то предыдущим числом, т.е. 23-им ноябрём 2006 г., причём сделали это в сентябре 2007 г., - абсолютно достоверный факт (свидетельствуют запись в трудовой книжке и текст состряпанного приказа об увольнении). Хотя утром в пятницу 24 ноября 2006 г. я находился ещё в посольстве, т.е. по месту своей основной работы в Ереване.
Описанный выше рабочий день, проведенный в застенках посольства и ФСБ, а также в пути между этими застенками, был нагло и беспардонно выброшен работодателем из моего трудового стажа.
Видимо, по мнению мидовского руководства, в тот день я злостно отдыхал. Можно сказать, получал полное санаторно-курортное обеспечение в пансионате "Лубянка". Впрочем, как и в последующий девятимесячный период, о котором расскажу позднее...
Add. (13.06.2012): Если бы не столь значительный временной лаг, вставил бы к данному посту следующий эпиграф: "Вы знаете, наша же вообще система вся построена на унижении, а не на выяснении" (Эхо Москвы, интервью Ксении Собчак).
Эти слова являются криком души человека, который испытал и еще испытает на себе чудовищные унижения, аналогичные тем, которые до сих пор переживаются автором вышеизложенного повествования. В интервью Ксении Вы найдете необходимые подробности.
Для тех, кто не понял, поясню: нет ничего чудовищней ощущать себя ходячим трупом - это когда всю твою честную трудовую жизнь перечеркивает в одно мгновение какой-то злобный дядя, а набросившаяся подобно стае голодных волков система незаконно отбирает у тебя заработанное и обглоданного до мозга костей оставляет потихоньку умирать на дальнейшую жалкую подачку.
Add. (24.10.2012): Вместе с тем, как ни удивительно, но сегодня хочется поблагодарить ту Систему, которая была еще в 2006 году, за ее относительную гуманность в отношении подозреваемых а измене Родины. Нынешняя Система способна вести себя так, как это описано Анной Каретниковой на сайте Эха Москвы в материале "О похищении Леонида Развозжаева".
