Побороть утопии, и есть утопия

Не успела в Армении зарождаться утопия, некая мечта о новой, более справедливой жизни, в которой нет места коррупции, всяким ограничениям, вседозволенности, безнаказанности, хамству, классовой ненависти, где все гордые граждане неустанно гордятся даже без видимых на то причин, улыбаются зачастую тоже без особого повода, где воцарилась любовь, толерантность и всеобщее равенство, как свой звериный оскал незамедлительно проявила антиутопия. Если в том, дивном мире «даже самые сокровенные желания одного должны совпадать с желаниями миллионов других», то в понимании авторов так называемой бархатной революции народные массы обязаны подхватить желание одного и стараться всячески соответствовать. Иначе, революция, которую сотворили собственными руками, захлебнется. Враг не дремлет, а враг любой, кто не понимает историческую необходимость синхронизироваться с социумом, в его гордом стремлении уловить желания того одного, единственного. Смахивает на логику устройства секты, но зачем так грубо, если есть более презентабельная «Антиутопия». Ведь банальному кровопусканию, со всеми неэстетичными проявлениями, утопии о любви и терпимости приходит на смену антиутопия в виде жажды крови, наказаний, арестов, унижений и пр. В толерантной в теории среде, на практике зашкаливает нетерпимость и инстинкт уничтожения. Вычеркнуть оппонентов из бытия вообще, похоронить, забить последнюю гвоздь в крышку гроба, жечь, размазать по всем горизонтальным и вертикальным поверхностям, обматерить, подавить, заткнуть и запугать, вот главные пожелания, которые у одного совпадают с желаниями многих, или наоборот. Иначе нельзя, потому как «нарушение идентичности ведет к нарушению стабильности, угрожает всему обществу». Таковы каноны жанра, так есть, и так, к сожалению, будет еще какое-то время.
Установившиеся каноны обществознания порой не уступают по значимости законам естествознания. Незнание их, как правило, подталкивает к очередному изобретению велосипеда. Старшее поколение наверняка помнит идеологемы Советской эпохи, когда «коммунистическая» философия воспринимала социальную реальность СССР если не как реализовавшуюся утопию, то, как общество, владеющее теорией создания идеального строя, то есть, коммунизма. Потому, любая антиутопия неизбежно воспринималась как сомнение в правильности генеральной теории, что в то время считалось неприемлемой точкой зрения. Антиутопии же, которые исследовали негативные стороны развития капиталистического общества, ясное дело, всячески приветствовались, однако антиутопиями их называть избегали, взамен давая условное жанровое определение «роман-предупреждение» или «социальная фантастика». Объяснение, если утопия составляет идеологический хребет строя, а он единственно правильный и перспективный, то ее антипод – антиутопия, существовать по определению не может. Между тем, по мнению многих философов, антиутопия является логическим развитием утопии и формально даже может быть отнесена к этому направлению. Сам термин, хоть и впервые был употреблен в 1868 году, как название литературного жанра ввели Гленн Негли и Макс Патрик в составленной ими антологии утопий «В поисках утопии», спустя чуть больше восьмидесяти лет, в 1952-ом. Уж совсем схематично, если классическая утопия концентрируется на демонстрации позитивных черт описанного в произведении общественного устройства, то антиутопия стремится выявить его негативные черты. Помимо этого, важной особенностью утопии является её статичность, в то время как для антиутопии характерны попытки рассмотреть возможности развития описанных социальных устройств (как правило - в сторону нарастания негативных тенденций, что нередко приводит к кризису и обвалу). Таким образом, антиутопия работает обычно с более сложными социальными моделями. Из сказанного и вытекают основные признаки антиутопии:
- Общество не статично, оно развивается, зачастую в худшую сторону.
- Описывается общество, изолированное от других миров (государств).
- Антиутопия - проекция худших сторон современного автору общества на некое воображаемое общество.
- Так же как и в утопиях, нет места сатире, возникает скорее ощущение ужаса.

В романе британского писателя и философа Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», который по праву считается классической антиутопией, автор синтезировал наиболее обесчеловечивающие черты «казарменного социализма» и современного ему общества массового потребления. Однако Хаксли считал «усечение» личности до размеров, подвластных познанию и программированию, не просто принадлежностью какой-то отдельной социальной системы - но закономерным итогом всякой попытки научно детерминировать мир. «Дивный новый мир» - вот то единственное, до чего может дойти человечество на пути «научного» переустройства собственного бытия. Это мир, в котором все человеческие желания предопределены заранее: те, которые общество может удовлетворить, - удовлетворяются, а невыполнимые «снимаются» еще до рождения, благодаря соответствующей «генетической политике» в пробирках, из которых выводится «население». «Не существует цивилизации без стабильности. Не существует социальной стабильности без индивидуальной... Отсюда и главная цель: все формы индивидуальной жизни должны быть строго регламентированы. Мысли, поступки и чувства людей должны быть идентичны, даже самые сокровенные желания одного должны совпадать с желаниями миллионов других. Всякое нарушение идентичности ведет к нарушению стабильности, угрожает всему обществу» - такова правда «дивного нового мира».
В Армении, по факту, антиутопия уже отвязалась от своего прародителя – утопии. Маленькая ложь, как известно, рождает большое недоверие, следовательно, ложь должна опережать размерами доверию. Ставки обречены постоянно повышаться, останавливаться нельзя. На каждом, даже краткосрочном привале предыдущая порция может догнать и требовать хоть какие-то объяснения. 
Как ты убедительно объяснишь гордым гражданам Антиутопии, почему не только сверхдержавы не желают подстраиваться под новые армянские власти, но даже их сателлиты не проявляют должного уважения, почему не став нигде своим, даже среди своих уже оказался чужим, почему тебя не ждут, а терпят, почему в самом демократичном за последние 30 лет парламенте нет оппозиции, почему в стране, свергнувшей «самодержавие», второй по популярности человек – руководитель спецслужбы, почему… и т.д.?

«В наши дни, чтобы быть оптимистом, нужно быть страшным циником» (Милан Кундера).