Семнадцатый год Ближнего Востока: Победы и потрясения региона

Итоги уходящего года оказались для Ближнего Востока неоднозначными. Длившаяся с 2014 года боевая фаза противостояния стран региона и внешних сил самой мощной террористической группировке современности подошла к концу.Так называемое «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ) разгромлено на иракском и сирийском фронте. О победе над ИГ в начале декабря объявило военно-политическое руководство России. Несколько дней спустя аналогичное заявление озвучили и в Ираке.

Задача по разгрому бандформирований ИГ на территории Сирии, решаемая ВС РФ с осени 2015-го, выполнена. Точка поставлена в сирийской провинции Дейр-эз-Зор, где был ликвидирован крупный террористический очаг. На юго-востоке САР, в районе границы с Ираком, в течение года концентрировались все недобитки ИГ из иракских Мосула, Тель-Афара, Эль-Каима и сирийской Ракки. Здесь действовали наиболее подготовленные террористы с тяжёлым вооружением. В настоящее время правительственными войсками Сирии проводится зачистка и разминирование освобождённых населённых пунктов.

Президент Владимир Путин в ходе посещения авиабазы «Хмеймим» в Сирии 11 декабря отдал приказ начать вывод российской группировки из арабской республики (1). Глава грсударства подчеркнул, что Вооружённые силы России вместе с сирийской армией разгромили наиболее боеспособную группировку международных террористов в САР.

Между тем окончание масштабных боевых операций против «псевдохалифата» ещё только предстоит закрепить упорной работой местных властей Ирака и Сирии в сфере обеспечения внутренней безопасности. Деятельность ИГ, как ожидается, примет в 2018 году вид «точечных ударов» со стороны террористического подполья. Линия фронта в войне с игиловцами перестанет быть очерченной на картах стран региона, при том, что ударный потенциал террористами полностью не утрачен. А это представляет для сильно ослабленных в последние годы политических режимом двух указанных арабских республик очень серьёзный вызов. К тому же общая ситуация в ближневосточном регионе характеризуется крайней напряжённостью, угроза масштабной военной эскалации не спадает.

2017 год ещё больше обнажил линии разделения на обширном пространстве Большого Ближнего Востока. От Ливии и Синайского полуострова Египта до границы Афганистана и Пакистана последние 12 месяцев не привели к существенным подвижкам в вопросах обеспечения безопасности и поддержания стабильности. Есть, конечно, отдельные исключения, которые мы отметим ниже. Но их деконфликтационное влияние носит пока строго локальный характер, не выходящий за пределы конкретных стран региона и даже их провинций.

Терроризм раздавлен, пришло время «выиграть мир»

Длящаяся с 2011 года гражданская война и борьба с международным терроризмом в Сирии получили свои военные решения, которые в 2018-м будут нуждаться в политическом закреплении. С переменным успехом, но в целом действует установленный усилиями России, Ирана и Турции в конце 2016 года режим прекращения огня между правительственными войсками и вооружёнными группировками оппозиции на всей территории страны. Важнейшей производной перемирия стал механизм разъединения сторон конфликта и соблюдения «режима тишины» — создание четырёх зон деэскалации.

4 мая в рамках астанинского процесса по военным аспектам сирийского урегулирования, запущенного в январе, Москва, Тегеран и Анкара достигли соответствующей трёхсторонней договорённости. Каждая из зон деэскалации под условными названиями «Идлиб», «Хомс», «Юго-западная» (провинции Кунейтра, Сувейда, Дераа) и «Восточная Гута» на различных отрезках года предоставили свои поводы опасаться масштабного срыва перемирия. Под занавес 2017-го такие риски, к примеру, рельефно проявились в зоне «Восточная Гута». Но ситуация странами-гарантами перемирия (Россия, Иран и Турция, в «Юго-западной» зоне подобным статусом вместе с РФ фактически наделены США и Иордания) в целом держится под контролем.

«На земле» в Сирии запущена работа наблюдательных постов и контрольно-пропускных пунктов военнослужащих стран-гарантов сообразно объективным и некоторым субъективным факторам. Так, в самой северной зоне деэскалации «Идлиб» на «приоритетных позициях» — турецкие военные, у которых налажен самый тесный контакт со всеми основными вооружёнными группировками оппозиции, действующими к северу от Алеппо.

Огромная работа России, Ирана и Турции в вопросе деконфликтации в Сирии — неоспоримый факт уходящего года. Тренд на продолжение совместных усилий в трёхстороннем формате был ярко подчёркнут саммитом президентов Владимира Путина, Хасана Роухани и Реджепа Тайипа Эрдогана 22 ноября в Сочи. Москва подала новую идею — созыв Конгресса национального диалога в Сирии. Сроком начала работы этого форума, макимально приближенного к политическим и этноконфессиональным реалиям Сирийской Арабской Республики, установлен конец следующего месяца (29−30 января, Сочи). Ожидается, что Конгресс станет недостающим для Дамаска и оппозиции стимулом активизировать политическое урегулирование конфликта в рамках женевского процесса под эгидой ООН.

В Женеве, в отличие от Астаны, 2017 год не подал ни одного серьёзного повода надеяться на прорыв. Оппозиция хотя и демонстрирует желание объединиться на одной переговорной платформе, отказаться от разобщённости («эр-риядская», «каирская» и «московские» группы оппозиции), однако продолжает оставаться для Дамаска крайне неудобным партнёром. Требование политических оппонентов Башара Асада о его отстранении от власти в начале запуска «переходного периода» в Сирии не позволяет сдвинуть переговоры с мёртвой точки. Как результат, 8-й раунд женевских дискуссий в декабре закончился провалом.

Победы «единого и неделимого» Ирака

Ирак победоносно завершил все операции против ИГ в Мосуле, Тель-Афаре, Хавидже и в пограничной полосе на западе страны. К 24 января была освобождена восточная часть второго по величине иракского города — Мосула. 19 февраля стартовала операция по освобождению западной части мегаполиса. При воздушной поддержке со стороны возглавляемой США коалиции и участии западных спецназов на отдельных участках мосульского фронта 100-тысячная группировка ВС Ирака в июле добилась заветной цели. Затем последовала череда стремительных операций в провинциях Найнава, Киркук, Салах-эд-Дин, Анбар.

Как и обещал в начале года премьер-министр и верховный главнокомандующий ВС Ирака Хайдер аль-Абади, о полной военной победе над террористической организацией было объявлено до наступления 2018-го. Впереди восстановление основательно разрушенной инфраструктуры страны на деоккупированных территориях. Ещё до освобождения Мосула объём затрат на эти цели оценивался во внушительные $ 50 млрд. По данным ООН, более 3 млн иракцев пока не могут вернуться в свои дома, оставаясь вынужденными переселенцами. От иракских властей также потребуется удвоенные усилия в борьбе с сохраняющейся террористической угрозой в крупных городских агломерациях, включая саму столицу. Именно Багдад может стать основной мишенью для «спящих ячеек» ИГ в регионе.

Сопоставимой по своей значимости с победой над ИГ стал военно-политический триумф центрального правительства в противостоянии с руководством курдского автономного региона на севере страны. В Иракском Курдистане и на прилегающих к нему «спорных территориях» 25 сентября прошёл референдум о независимости. Его итог (1) обернулся для курдистанской столицы Эрбиля и многих внешних сил неожиданно быстрой развязкой. После плебисцита не прошло и месяца, как курдские военизированные формирования «пешмерга» форсированным броском иракской армии и шиитского ополчения «Силы народной мобилизации» («Хашд аль-Шааби») были выбиты со всех территорий вне административных пределов курдистанской автономии. Как результат, в отставку подал бессменный лидер Иракского Курдистана Масуд Барзани. Итоги референдума отменены Верховным федеральным судом Ирака, постановившим незаконной отделение любого региона страны от «единого и неделимого» Ирака.

Впрочем, заложенные в иракскую государственность «мины замедленного действия» не обезврежены, сектарианские линии разлома страны остаются непреодолёнными. Риск распада Ирака на условные «Шиитстан», «Суннитстан» и Курдистан сохраняется, хотя и связанные с ним непосредственные угрозы в 2017-м удалось существенно нейтрализовать.

Ирак продолжает находиться в одном из эпицентров борьбы между шиитским и суннитским полюсами региона. Тенденция на опосредованное противостояние Ирана и Саудовской Аравии на иракской территории проявилась со всей очевидностью. В «битву за Ирак» вовлечены и США, которые стараются играть на внутренних проблемах страны. К примеру, натравливанием шиитских отрядов «Хашд аль-Шааби», за которыми поддержка Ирана, на курдскую «пешмергу».

Богатая нефтью, но при этом испытывающая дефицит внутриполитической консолидации арабская республика вступает в выборный год. Весной будет избран новый состав парламента и законодательных органов провинций, после чего сформируется очередной кабинет министров. Выигранную у ИГ войну теперь предстоит «конвертировать» в стабилизирующий результат общенациональной избирательной кампании.

Противостояние ближневосточному «триумвирату»

Иран столкнулся с новыми вызовами, среди которых следует выделить чувствительный террористический удар по столице страны минувшим летом, а также обострившиеся до критических значений отношения Исламской Республики с Соединёнными Штатами и арабскими монархиями.

19 мая на президентских выборах иранцы продлили вотум доверия действующему главе исполнительной власти Хасану Роухани. Консерваторы Ирана не оттеснили местных реформистов, лидером которых выступает Роухани, от власти. Но для США, Саудовской Аравии и Израиля это уже не имело никакого значения, ибо они взяли курс на последовательную конфронтацию с Ираном и не намерены от него отклоняться.

Год вместил целый ряд антииранских шагов указанных трёх государств. Американские войска в Сирии нанесли серию ударов по поддерживаемым Тегераном проправительственным группировкам (иракское шиитское ополчение «Харакат аль-Нуджаба», афганские добровольцы-шииты из бригады «Фатимиюн», бригада «Зайнабиюн» из Пакистана). Возрастающее давление в связи с их самым активным участием в боевых действиях на стороне сирийских войск Башара Асада ощущали ливанское движение «Хизбалла» и иранский Корпус стражей Исламской революции (КСИР). Против «Хизбаллы» и КСИР американский Конгресс и Минфин ввели в октябре новые санкции.

Кульминацией давления США на Иран, которому вменяются в вину разработка ракетной программы, угрожающей соседям по Персидскому заливу и Израилю, вмешательство во внутренние дела арабских стран и «гегемонистские устремления» на Ближнем Востоке, стало выступление президента Дональда Трампа 13 октября. В этот день американский лидер озвучил «новую иранскую стратегию», где каждое слово было пропитано враждебностью к Тегерану. Трамп также представил свою позицию в отношении (СВПД, ядерное соглашение с Ираном, заключённое в июле 2015 года в Вене).

Согласно «новой иранской стратегии» США, Тегеран нарушает букву и дух ядерной сделки, но американская сторона пока не намерена выходить из неё. Трамп не «сертифицирует» соглашение, а перенаправляет решение по нему в Конгресс, которому рекомендуется «улучшить» отдельные положения соглашения между шестью мировыми державами, включая США, и Ираном. Под таким «улучшением» администрация Белого дома понимает, в частности, продление действия ряда ограничений на ядерную программу Ирана, установленных СВПД, на срок после 2025 года, который содержится в тексте соглашения. Трамп предупредил, что без таких «улучшений» он, по всей видимости, примет решение о незамедлительном выходе США из ядерного сделки.

Помимо этого американский президент призвал Конгресс усилить санкции в отношении «иранского режима», рассмотрев вопрос возможного восстановления части ограничительных мер, которые действовали до вступления СВПД в силу. Трамп назвал Иран «ведущим в мире государственным спонсором терроризма» и обвинил «иранскую диктатуру» в агрессивном поведении.

В начале лета Иран постиг беспрецедентный вызов. 7 июня, впервые за все годы террористической активности ИГ в регионе, атаке подверглись два символических места в Тегеране — парламент ИРИ и мавзолей основателя Исламской Республики имама Рухоллы Мусави Хомейни. «Халифат» незамедлительно взял ответственность за теракты на себя. Однако с не меньшей оперативностью командование КСИР выдвинуло свою версию — за нападениями стоят «спящие ячейки», к созданию которых приложили руку саудовцы.

Ситуация заставляет Иран реагировать с той же жёсткостью, какую против него разворачивает условный ближневосточный «триумвират» (США, Саудовская Аравия, Израиль). За двойным терактом в Тегеране последовала серия операций иранских спецслужб и военных по вскрытию террористического подполья в нескольких провинциях страны. Были задействованы и меры «стратегического сдерживания», коими стали пуски Аэрокосмическими силами КСИР 18 июня шести баллистических ракет средней дальности по базам ДАИШ в сирийской провинции Дейр-эз-Зор (2).

Ракетный удар по целям вне территории ИРИ был осуществлён впервые за 30 лет, с окончания ирано-иракской войны в 1988 году. Это стало недвусмысленной демонстрацией не столько ракетного потенциала ИРИ в борьбе с ДАИШ, сколько его возможностей «дотягиваться» до любого своего противника в регионе без особого труда (впрочем, по некоторым данным, пуски не прошли без значительного отклонения боеголовок от заданных целей).

Угроза столкнуться лицом к лицу с мощным антииранским альянсом в лице США, Израиля и Саудовской Аравии диктовала Тегерану мобилизацию внутренних ресурсов, укрепление оборонного потенциала и связей с дружественными державами.

13 августа парламент Ирана одобрил расширение финансирования ракетной программы страны и зарубежных военных операций КСИР. На эти цели будет дополнительно направлено $ 520 млн. Решение иранского Меджлиса объяснялось необходимостью борьбы с «авантюризмом» Соединённых Штатов и американскими санкциями против Ирана.

1 ноября в Тегеране состоялся трёхсторонний саммит России, Ирана и Азербайджана, в работе которого принял участие Владимир Путин. Визит российского лидера в Иране назвали «сигналом Трампу, который намеревается убить ядерную сделку».

Турция: скандалы с США, с Россией — сближение

Россия и Иран заметно сблизились с Турцией в вопросе сирийского урегулирования, который последние годы изрядно осложнял их отношения. Три гаранта перемирия в САР и учредители зон деэскалаций завершают год с уверенностью в том, что они вместе с самими сирийцами в состоянии дать многострадальной арабской республике мир и не нуждаются в чьей бы то ни было помощи со стороны.

Турция добилась успехов на севере Сирии, наконец завершив свою довольно невыразительную операцию «Щит Евфрата» против боевиков ИГ (началась 24 августа 2016 года). Со взятием в конце февраля города Аль-Баб на севере провинции Алеппо внимание турецкого военно-политического руководства переключилось на сирийских курдов. Ныне курдский анклав в долине Африн к северо-западу от Алеппо фокусирует на себе преимущественный интерес Анкары. Она добивается получения особых прав и привилегий в зоне деэскалации «Идлиб», планирует молниеносную операцию в Африне. Взамен на понимание России и Ирана в этом вопросе турецкое руководство готово пересмотреть свою непримиримую позицию к Дамаску и к Башару Асаду лично. Отставку последнего в качестве безоговорочного условия сирийского урегулирования Анкара отныне не требует.

Турецкий лидер Эрдоган по итогам конституционного референдума 16 апреля добился желаемого результата — дорога к переходу от парламентской к президентской республике открыта. Однако внутриполитический триумф Эрдогана, во многом носящий инерционный характер после подавленной в июле 2016 года попытки военного переворота, привёл к обратному внешнему эффекту. С ведущими странами ЕС отношения Турции испорчены основательно и надолго. Подтверждением тому стало, к примеру, вынужденное перебазирование немецкого контингента с турецкой базы «Инджирлик» в Иорданию. С новой американской администрацией диалог то же явно не задался.

Результативность визита Эрдогана в Вашингтон 16 мая оказалась близка к нулевой. Более того, вслед за ним в американо-турецких отношениях появились дополнительные раздражители. Охрана Эрдогана отметилась в столице США буйным нравом при разгоне акции протеста. В Америке к таким выходкам не привыкли, и выдали ордера на арест сразу дюжины телохранителей турецкого президента.

Затем отношения союзников по НАТО настигли ещё более крупные неприятности. Между ними в начале октября разразился дипломатический скандал. 4 октября турецкие власти арестовали сотрудника генконсульства США в Стамбуле, гражданина Турции. По данным следствия, задержанный связывался с полицейскими начальниками, военными, представителями судебной системы, аффилированными с «террористической организацией FETO».

Посольство США в Анкаре заявило, что выдвинутые обвинения против арестованного сотрудника генконсульства необоснованны и подрывают давние партнёрские отношения с Турцией. «Последние события заставили правительство США произвести переоценку приверженности правительства Турции к обеспечению безопасности объектов и персонала американской дипмиссии, — сообщили тогда в американской дипмиссии. — Наше посольство и консульства приостановили работу по выдаче неиммиграционных виз, чтобы уменьшить число посетителей».

Турецкое правительство зеркально ответило на решение США приостановить выдачу неиммиграционных виз во всех дипмиссиях на территории Турции, распорядившись сделать то же самое в консульских учреждениях страны на американской территории. Заявление, которое распространило посольство Анкары в Вашингтоне, точь-в-точь повторяло документ американцев. Это было сделано по личному распоряжению президента Эрдогана.