Отметим сразу, что ИА REGNUM не первый год ведет полемику по этому поводу с Институтом истории НАН Азербайджана. Но сегодня мы не будем устраивать дискуссию, а попытаемся выставить некоторые свои, основанные на архивных и других материалах аргументы, которые могут внести определенные новые нюансы в обстоятельства, связанные с судьбой тех, кого принято называть «26 бакинскими комиссарами». Тем более что до сих пор в этой истории очень много неясностей и неопределенностей, и не хочется впадать в полемику пропагандистского свойства. Поэтому будем говорить только о фактах. Итак, являлся ли Шаумян членом Бакинского комитета партии Дашнакцутюн? В нашем распоряжении имеется только один документ — отчет начальника губернского Бакинского жандармского управления директору департамента полиции (по 6-му делопризводству):
«По агентурным данным, одним из главных руководителей местной социал-демократии, секретарем Бакинского комитета РСДРП является известный в Управлении Степан Георгиевич Шаумян. В организации он известен под кличкой «Степан». По последним сведениям агентуры, Шаумян считается одним из самых развитых и опытных партийных работников Кавказа, с которым связываются все районы и партийные лица, живущие за границей. Он является убежденным большевиком и сторонником известного Ленина, с которым ведет переписку».
В 1917—1918-х годах в Баку действовали армянский Национальный Совет и местное отделение партии Дашнакцутюн. Списки этих структур нам неизвестны. Вступление Шаумяна в этот период в Дашнакцутюн представляется маловероятным. На VI съезде РСДРП (б), июль — август 1917-го, Шаумян был избран членом ЦК РСДРП (б). Как большевик он возглавил Бакинский Совет, в декабре 1917 года получает мандат чрезвычайного комиссара по делам Кавказа. Но в марте 1918 года его неожиданно выводят из состава ЦК. 12 апреля 1918 года в печатном органе петербургского комитета большевиков газете «Вечерние огни» (№ 19) печатается сообщение следующего содержания:
«За подписью Ленина, Сталина, Чичерина и Луначарского опубликован следующий декрет о чрезвычайном комиссаре Южного района. Чрезвычайному комиссару Совета Народных Комиссаров тов. Орджоникидзе поручается организовать под своим председательством временный Чрезвычайный комиссариат Южного района, объединяющий деятельность с Совнаркомом комитетов Донской области, Терской области, Черноморской губернии, всего Северного Кавказа, включая Баку. Цель комиссариата — неуклонное проведение директив Центральной Советской власти на суше и на море, концентрирование борьбы с буржуазной контрреволюцией, упрочение Советской власти в районе своей деятельности, поддержание прямой связи областных Советов с Народным комиссариатом».
Это означает, что ставший к тому времени председателем Совнаркома в Баку (Бакинская коммуна) Шаумян выводится из прямого подчинения центрального Совнаркома и переводится в подчинение Орджоникидзе. Почему? По нашей версии, Шаумян отказался признавать условия заключенного большевиками с Германией в марте 1918 года Брестского мира. В условиях Закавказья ему рекомендовалось (телеграммы Сталина) вступить в альянс с Жордания в Грузии и с наступающей на Баку союзной Германии Турцией, а точнее — с Нури-пашой. Открываем Полное собрание сочинений В. И. Ленина, т. 50, стр. 82 и читаем:
«С. Г. Шаумяну. 24 мая 1918 г. Москва. Дорогой товарищ Шаумян! Пользуюсь оказией, чтобы еще раз послать Вам пару слов (недавно послал Вам письмо с оказией; получили ли Вы?). Положение Баку трудное в международном отношении. Поэтому советовал бы попытать блок с Жордания. Если невозможно — надо лавировать и оттягивать решение, пока не укрепитесь в военном отношении. Трезвый учет и дипломатия для оттяжки — помните это. Наладьте радио и через Астрахань пошлите мне письма. Лучшие приветы. Ваш Ленин».
Уже тогда Шаумян стал понимать, что такое развитие событий означало бы начало краха власти большевиков в Баку, так как нефтеносный город, как он себе представлял, попадал в сферу влияния Стамбула и стоявшего за ним Берлина. В конце июня 1918 года встал вопрос о необходимости роспуска Бакинского Совета, организации переезда азербайджанского правительства из Гянджи в Баку, проведения выборов в Учредительное Собрание Азербайджана. Об этом упоминается в обнаруженном нами в Астраханском областном историческом архиве письме Григория Карганова от 5 июля 1918 года в Москву (заметим в скобках, что оно не дошло в Кремль и «застряло» в канцелярии Сталина). Карганов пишет, что по указанию из Астрахани Шаумян в конце июня 1918 года начал переговоры с правым эсером Саакяном, дашнаками Аракеляном, Нуриджаняном, Мелик-Еолчаном, Амазаспом, полковниками Авитисовым и Казаровым, представителем Азербайджанского национального Совета Бебут-Ханом Джеванширом.
Джеваншир, например, советовал Шаумяну провести в руководство Бакинского совета Мешади Азизбекова, азербайджанца, чтобы исчезали обвинения в адрес большевиков в том, что они поддерживают в «азербайджанском Баку армянскую советскую власть». Шаумян, как отмечает Карганов, согласился, но не согласились дашнаки. Шаумяну деваться было некуда. Оставшись фактически без вооруженных сил, он вынужден был вступить в альянс с дашнаками, которые имели в Баку внушительные по численности и хорошо оснащенные вооруженные дружины. Иначе организовать оборону города от наступавших турецких войск было невозможно. В связи с этим наркомвоен Бакинской Коммуны Георгий Корганов телеграфировал в Астрахань:
«Национальные части, обороняющие Баку, ненадежны. Чтобы удержать Советскую власть, нужны чисто русские войска. Они отобьют город от турок и предотвратят грозящую национальную резню. Положение настолько неустойчиво, что любая активизация турок на бакинском направлении разрушит хрупкий баланс».
Шаумян вроде бы нашел выход, установив связь с полковником Лазарем Бичераховым, а фактически — с британским командованием в Персии, что вызвало немалые политические подозрения в Москве в том, что он намерен сдать Баку англичанам еще до того, как к городу близко подойдут мусаватистские и турецкие военные формирования. На этом направлении действительно невозможно отрицать альянс Шаумяна с дашнаками. Но и тут немало загадок. Дело в том, что бакинский комитет партии Дашнакцутюн выходил на прямую связь с Кремлем через свой московский комитет, уверяя его в том, что «в Баку защищает интересы России», и довел проблему до того, что отправка оружия и подмога Бакинской коммуне из центра осуществлялась под контролем дашнаков (заметим, что после получения в Москве известий о расправе над «26 бакинскими комиссарами» в конце сентября 1918 года ВЧК в первую очередь арестовала весь московский состав комитета дашнаков).
Более того, когда 31 июля 1918 года в Баку пала советская власть и город перешел в руки так называемой «диктатуры Центрокаспия», Москва восприняла это чуть ли не как политическую инициировку со стороны Шаумяна. Достаточно почитать статьи Сталина по этому поводу в «Известиях». Да, у Шаумяна были проблемы с центром, где ему определенные круги в большевистском руководстве отказывали в политическом доверии. Сталин добился назначения на пост военного комиссара Бакинского района левого эсера Г. К. Петрова, тем самым еще больше политически дезавуировав главу Баксовета. И только 9 августа 1918 года Ленин, слабо разбиравшийся в кавказских проблемах, посылает запрос председателю астраханского военсовета:
«Положение Баку для меня неясно. Кто у власти? Где Шаумян? Запросите Сталина и действуйте по соображениям всех обстоятельств. Вы знаете, что я доверяю Шаумяну полностью».
Один из первых критиков Сталина в 1925 году, погибший при невыясненных обстоятельствах на посту председателя ВЦИК, говорил так: «Советская власть в Баку вскоре пала, но причины этого не были выяснены до конца». Остаются они невыясненными и сегодня, что нуждается в серьезном историческом изучении, а не в наскоках пропагандистского свойства, изображая Шаумяна «зловещей фигурой». Теперь о второй позиции относительно того, что Шаумян не был расстрелян вместе с комиссарами в сентябре 1918 года. Полагаем, что в свете уже изложенного появление так называемого «английского следа» в деле Шаумяна выглядит вполне объяснимо. Раз он выступал за передачу Баку английскому командованию, а не туркам, значит, англичане «должны были его спасти».
В начале 1930-х годов среди московских чекистов, проводивших специальное расследование «дела 26», бытовала версия, что Шаумяна отделили от основной группы арестованных в Закаспии комиссаров и расстреляли. Место его захоронения до сих пор не обнаружено. Мы попытались выяснить, кто же первым сказал «мяу». 11 сентября 1941 года во дворе изолятора орловской тюрьмы был расстрелян Вадим Чайкин, бывший член ЦК партии эсеров, избранный по партийному списку в Учредительное собрание от Туркестана. Весной 1919 года по заданию ЦК партии эсеров Вадим Чайкин проводил расследование обстоятельств «таинственного исчезновения бакинских комиссаров», встречался с представителями британского командования в Закавказье и в Закаспии, членами закаспийского правительства и заявлял, что знает подлинную историю гибели «26». По его словам, они не были расстреляны.
И сегодня продолжают циркулировать слухи о «таинственном исчезновении комиссаров в Индии». Анастас Микоян в своих мемуарах, например, пишет, что будучи в Индии с официальным визитом, он интересовался, запрашивал местные власти о «деле 26». Любопытно, что такая папка в индийском архиве была, но она оказалась пустой. В связи с этим высказывалось предположение, что документы были вывезены англичанами в Лондон после провозглашения независимости Индии. То есть интрига сохраняется — и ее давно пора распутать усилиями, причем совместными — азербайджанских и российских историков. Но пока архивных материалов, подтверждающих «индийскую версию», не существует.
