Мы обратили внимание на заявление грузинского президента потому, что оно появилось после ее недавнего европейского турне Брюссель — Париж — Берлин, когда ей дали понять, что в обозримом будущем Грузии членство в ЕС и в НАТО не светит. И такой ход событий разрушает ее ранее предлагаемую формулу внешней политики. «В той конфигурации, которая есть сейчас и с учетом агрессивного настроя России, невозможно оставаться одними, — говорила она. — Поэтому нам нужно быть ближе к нашим партнерам и иметь их рядом и за спиной. Нам нужно выстроить нашу позицию и согласовать ее с европейскими партнерами, и если они начнут двигаться к диалогу с Россией, мы должны убедиться, что Грузию не оставили в стороне, что принципы Грузии — суверенитет, территориальная целостность — это часть переговоров, и они надежно защищены».
То есть, Тбилиси исключает самостоятельный диалог с Москвой, а если ему придется вступать в него, то только под прикрытием или при поддержке западных партнеров. Но парадокс в том, что, как подметило британское издание The Sunday Times, Зурабишвили загоняют в ситуацию, похожую на ту, когда в 1920-х годах ее семья бежала из Тбилиси в Париж, на фоне заявлений Тбилиси о том, что Грузия «является частью Европы, а стала частью большевистской империи». Считается, что исторические аналоги всегда условны, однако они используются при обобщении прежнего исторического опыта в его сопоставлении, выявлении и познании так называемых вертикальных стволов истории. В отношении Тбилиси они очень поучительны. И начнем с того, что Грузия после развала в конце мая 1918 года Закавказского сейма провозгласила свою независимость, которая была признана только Германией.
Когда дипломатический представитель Грузии в Советской России Хундадзе поставил вопрос перед Советом народных комиссаров РСФСР о признании независимости Грузии, ему ответили, что Москва не пойдет на такой шаг, хотя не возражает, если это сделает Берлин. Большевики предвидели и угадали поражение Германии в Первой мировой войне, грузинские меньшевики оценивали ситуацию ошибочно. Потом, когда в Грузии оказались оккупационные войска Антанты, это во многом предопределило отношение оккупационных властей к Тифлису. В течение 1919 года страны Антанты отказывались признавать независимость Грузии и других закавказских республик. В те дни глава правительства Грузии Ной Жордания говорил следующее:
«Советская Россия предложила нам военный союз. Мы решительно отказались. Что означает такой союз? Он означает, что мы должны были бы обострить наши отношения с Европой, так же как и они, и обратить наши взоры на Восток — вот вопрос, поставленный перед нами, и здесь колебание невозможно… Как видите, здесь пути Грузии и России расходятся. Наша дорога ведет к Европе, дорога России — к Азии. Я знаю, наши враги скажут, что мы на стороне империалистов. Поэтому я должен здесь решительно заявить; я предпочел бы империалистов Запада фанатикам Востока!»
Но когда 12 января 1920 года Верховный совет Антанты (Франция, Великобритания и Италия) признал существование Грузии в статусе ни к чему не обязывающего де-факто, Жордания стал наводить «мосты» с Москвой. Как писал историк Роберт Такер, за этой комбинацией скрывалась определенная интрига, имевшая реальные шансы на практическую реализацию. Ее главный смысл: грузинские меньшевики, пользовавшиеся заметным влиянием во Втором Интернационале, берут на себя обязательства лоббировать в Европе через европейских социалистов признание власти большевиков в Москве, которые взамен должны признать независимость Грузии. Кстати, Ленин серьезно относился к такой комбинации.
7 мая 1920 года был заключен мирный договор между РСФСР и Грузинской демократической республикой и Советская Россия признавала независимость Грузии. Однако Жордания быстро забыл о своих обязательствах и вместо совместной работы с московскими большевиками в Европе стал требовать от европейцев признания независимости Грузии, сочетая это с критикой московских большевиков. Более того, по данным ВЧК, Жордания оказался замешанным вместе с российскими меньшевиками Мартовым и Абрамовичем в подготовке «заговора» по устранению из руководства в Москве Сталина. В итоге, сообщал Карл Каутский, в Европе отказались бороться за признание власти в Москве, а Жордания был дискредитирован в глазах Ленина и подставлен под удар кавказских большевиков.
Так Тифлис из-за политики двойных стандартов не смог тогда разыграть как европейскую, так и московскую карты. В итоге Жордания, как и предки нынешнего президента Грузии, оказался в эмиграции во Франции. Конечно, это только одна из версий определенных эпизодов новейшей истории Грузии. Но сходство событий и действий в разные исторические периоды просто поразительно. Временами кажется, что можно переставить персонажи (Зурабишвили вместо Жордания) или высказывания местами — и ничего не поменяется. Политики становятся на сторону нового иностранного «хозяина» и под него подстраиваются, старого «благодетеля» предают хуле. Об этом можно написать книгу. Тем более, что нынешний цикл истории Грузии близок к завершению, и на горизонте замаячил очередной разворот против «старого-нового покровителя».
Вот и Зурабишвили, несмотря на школу французской дипломатии, выставляет, с одной стороны, конфронтацию Грузии с Россией как «конфликт между Западом и Россией», с другой, говорит о желании «оживить» отношения с Москвой, поскольку не может «смириться с тем, что переговоры с Россией идут только на техническом уровне». Всё как всегда.
