Очередные санкции США и ЕС, направленные против России и выражающие стремление Россию уничтожить (британский премьер Кэмерон заявил об этом открыто, но все сделали вид, что ничего не заметили) исходят, как обычно, от абсолютного непонимания Западом России и российского менталитета. Это во-первых. А во-вторых, ими в данном случае руководят не экономические интересы, не политическая целесообразность, а собственные фобии. То есть то, что происходит, – это триумф иррационализма, вполне возвращающий нас, в терминологии Роберто Вакка, в «новое средневековье».
В чем главная проблема возникшей коллизии? Сегодня мы отчетливо видим то, что несколько лет назад было скрыто. А именно – то, что Запад никогда не понимал нас. А кого не понимают, того боятся. «Другие народы нас не знают и не понимают.., – писал Иван Ильин, – они боятся России, не сочувствуют ей и готовы радоваться всякому ее ослаблению». А почему? «Западная Европа не знает нас, во-первых, потому, что ей чужд русский язык..., – продолжает Ильин. – Западная Европа не знает нас, во-вторых, потому, что ей чужда русская православная религиозность... Европа не знает нас, в-третьих, потому, что ей чуждо славяно-русское созерцание мира, природы и человека… Наша душа открыта для западной культуры: мы ее видим, изучаем, знаем, и если есть чему, то учимся у нее; мы овладеваем их языками и ценим искусство их лучших художников; у нас есть дар вчувствования и перевоплощения. У европейцев этого дара нет. Они понимают только то, что на них похоже, но и то искажая на свой лад. Для них русское инородно, беспокойно, чуждо, странно и непривлекательно... Они горделиво смотрят на нас сверху вниз и считают нашу культуру или ничтожною, или каким-то большим загадочным недоразумением...»
Не понимая, пытались нас объяснить, истолковать, приспособить к собственному пониманию методом упрощения и примитивизации. «Россия интригует нас, потому что ее история богата, ее культура необычайно глубока, а по территории она является самой большой страной мира. Она интригует нас из-за холодной войны. И независимо от того, будет ли там создана демократия нашего типа, у нас всегда будет проблема с Россией из-за кардинальных отличий в системном восприятии» (П. Десаи).
Мы были и остаемся чужими. Чужаками. Своим принято многое прощать – чужим не простят и мелочи по принципу «у них всегда так». И пусть эта проблема лежит в эмоционально-исторической плоскости, от этого ничего не меняется. Мало того, последние годы показали, что если именно в этой плоскости нет понимания, экономические технологии и промышленные тождества не способны при всем желании объединить души. 1990-е годы показали, что отношение к России никуда не ушло из известной, раз и навсегда заданной координаты, точно обрисованной норвежским историком И. Нойманном, который писал о том, что Европа на протяжении пяти последних столетий смотрела на Россию и оценивала ее сквозь призму ученичества. «Начиная с эпохи Просвещения она воспринималась как ученик – то хороший, то наученный дурному, то двоечник, который должен учиться, но не хочет, то лентяй…» Они десять лет ждали, когда нерадивое чадо станет прилежнее и начнет приносить хорошие отметки. Не дождались.
А сейчас наступило очень удачное время, чтобы нас наказать. Вспомним показательный тезис Буша о нашем генетическом коде: «Русские неспособны к демократии генетически». Иными словами – «и не надейтесь». Так устанавливается система координат. Иными словами, мы, живущие в России, для них не совсем люди. Мы аборигены. Туземцы. У которых все девяностые за бусы, зеркальца и кумач выманивали золото и жемчуг. То есть мы имеем дело с острейшей политической реальностью. Реальностью, основанной на том, что мы – чужие. Нас не понимают. И не стараются понять. Значит, нужно сделать нас понятными. Приспособить к своему понятийному шаблону. Со всеми вытекающими отсюда последствиями – политическими, экономическими и культурными. Так что дело не в Украине.
В российском обществе это понимают. И вполне закономерно иллюзорное ощущение того, что Запад готов снять с себя для России последнюю рубаху, сменилось более трезвым «они против нас». И причина этого – вовсе не пропагандистские усилия Кремля, как гласит один из древних либеральных мифов. А та наглядная несправедливость, что творилась на глазах всего мира, в частности, в Сербии, на Ближнем Востоке…
Это первое. Теперь что касается санкций. Нельзя не заметить интересную их особенность – они направлены исключительно против элиты (или того, что ей считается на Западе). Понятно, почему это делается. С народом не договоришься, с элитой можно договориться всегда (а с отдельными ее представителями наверняка). Народ не запугаешь (особенно наш), а элиту запросто. Народ не сбежит и не предаст, а вот элита… И предаст, и отречется, и усомнится. Как те трое из двенадцати. Кстати, Иуда Искариот среди апостолов числился именно «элитой» – был образован, в отличие от других, простых рыбаков, и ему было поручено носить денежный ящик для пожертвований.
Народа в их схеме не существует в принципе. Это особенно хорошо, как под микроскопом, было видно по событиям на Украине, когда там западные страны организовывали антироссийский переворот. После Майдана разговоры о поддержке, рейтингах нынешней «власти», заклинания о «победившем на Майдане народе» тут же исчезли. Народа нет. Потому что как только на сцену событий выходит реальный народ (особенно наш), с ним нельзя сделать вообще ничего. Опыт войн 1812-1814 и 1941-1945 гг. это показывает с исчерпывающей очевидностью.
Следующая важная деталь – поскольку санкции касаются элит (и в некоторой степени обеспеченного населения крупных городов), они вообще не касаются провинции, на которой, собственно, Россия и держится. Поэтому провинция никак не может поддержать санкции, а, следовательно, поддерживает Путина. Проамериканская Болотная провалилась, в том числе, и по этой причине. Тогда весь протест был средством развлечения и самопиара некоей группы людей в пределах МКАД (ничтожно малое количество людей в провинциальных городах на оппозиционных митингах это подтверждало) – и все.
С одной стороны, это было связано с тем, что либералы в целом и болотные вожди в частности народ презирали и им брезговали и все это видели. С другой – провинции были совершенно непонятны их лозунги, призывы, проблемы и в целом их беспокойство. Ю. Каграманов точно отмечал, что «провинция мыслит образами реальности, ощутимыми образами. Образами окружающих предметов и явлений». Им понятно, когда нет хлеба или привычного набора продуктов, когда вместо трех раз в день автобус начинает ходить один раз. Когда задерживают пенсию, а хлеб, сахар и чай на огороде не растут. Когда нет бензина. Когда задыхается местный заводишко. И т.д. Но их не волнуют «распилы», «черные схемы», «вывод наличности», «коррупционная составляющая», «правовой нигилизм», «недопуск наблюдателей на выборы», «неработающие камеры» и прочее. Для них все эти борцы – никто и звать никак (что подтвердили и опросы) и стоят они в одном ряду с дешевыми эстрадными звездами и цена им такая же – копейка в базарный день. То же самое касается и санкций – провинция вообще не понимает, что это такое. Но она хорошо понимает, кто такой Путин и что он для них сделал. Поэтому санкции сегодня имеют сугубо пиротехнический эффект, который, однако, приносит и некоторую пользу.
Еще одно существенное соображение. Как известно, существует понятие моральной устойчивости армии в бою (его приводит М.Гаспаров в своих «Записях»). То есть при каком количестве потерь в живой силе армия чувствует свое поражение. У многих армий (например, итальянской или турецкой) этот показатель – около 15%. Иными словами, гибель 15 процентов солдат и офицеров армия воспринимает, как поражение и бежит. У российской армии этот показатель был всегда больше 75 процентов. То есть практически «до последнего солдата». То есть, когда сражается всего лишь пятая часть, она верит в победу. Но армия – это часть народа. То есть это показатель моральной устойчивости не только армии, но и всего народа. А теперь представьте себе, сколько надо Западу приложить усилий, чтобы 75 процентов людей в России (или больше) почувствовали свое «поражение», почувствовали себя проигравшими. Задача эта невыполнима в принципе.
И в заключение о пресловутой фуагре. Запад может полностью перекрыть каналы поставок продовольствия в Россию и это ничего не изменит. И не только потому, что в России есть все свое. Дело в том, комфорт, к которому десятилетиями направляются все усилия западной цивилизации, давно преодолел уровень просто «сытости» граждан и перешел на новый уровень – «сытости от фуагры» или «сытости от парной телятины», которая существенно отличается от простой «сытости от хлеба с маслом». То есть «сытость от хлеба с маслом» на фоне сотен сортов мяса, сыра, паштетов и колбасы для многих может показаться балансированием на грани голода. В России же сильна генетическая память (мало кто помнит, что маниакальное стремление нынешних дачников растить картошку – это сохраняющаяся генетическая память о военной нужде и голоде) не только о военных и послевоенных годах, но и об эпохе дефицитов и о начале 1990-х, когда не было ничего. Поэтому в России важно быть сытым. Просто сытым. И пока есть любые продукты, обеспечивающие эту сытость, все будет хорошо. Особенно это очевидно, опять же, в провинции. А до хлебных бунтов, с которых, как известно, начался февраль 1917-го, у нас очень далеко.
Поэтому то, что происходит, – это кризис понимания Западом того, что нужно делать. Это лишнее доказательство того, что они не знают, как им быть и как нас заставить согласиться с тем, что «мы проиграли». Это их кризис, а не наш.
